Навеки мой Иерусалим 20. Врата свободы

Начало смеркаться, а мы все еще сидели в ожидании на Сефардской площади. Люди нетерпеливо расхаживали взад-вперед.

— Чего мы ждем? — яростно протестовали некоторые. Строились разные предположения.

— Может быть, ворота закрыты? — говорила костлявая женщина. Под надетым на голову платком вырисовывались ее тощие косицы.

— А вдруг дорога завалена камнями, и ее нужно сперва расчистить? — предполагала другая женщина. Один малыш спал у нее на руках, а другой вцепился в подол.

— Должно быть, там на дороге «пробка», — утверждал какой-то старик, помахивая тростью.

Конечно, все волновались. Кто знает, долго ли легионеры смогут сдерживать беснующуюся чернь? А может быть, и сами они скоро начнут стрелять? А то и самое страшное может случиться: не дай Б-г, арабы передумают и не дадут нам уйти.

Я разделяла всеобщие опасения и все же радовалась возникшей отсрочке.

— Теперь Аба, конечно, сможет догнать нас, — думала я. — Скоро он придет, и мы все вместе продолжим наш путь из Старого города.

Немного позже мы поняли причину задержки. Двоих мужчин послали в город выяснить обстановку. Они должны были убедиться, что дорога безопасна, найти людей для охраны и грузовики, чтобы отвезти нас в Катамон.

Толпа опять пришла в движение. Я с беспокойством смотрела на дорогу в Еврейский квартал. Почему же так и не идет Аба! Где он задерживается? Има поднялась с камня, на котором сидела.

— Пошли, — сказала она, поднимая Рути.

— А как же Аба? — спросила я.

— Он придет вместе с остальными мужчинами, — ответила Има.

— Когда?

Има пожала плечами.

— Не можем же мы дожидаться здесь. Мы должны идти вместе со всеми.

С этими словами мама подхватила свой тяжеленный узел. Наоми, совершенно измученная, помогала ей тащить его. Маленькая головка Рути лежала у мамы на плече — она крепко спала. Бабушка несла ребенка и спасенный ею портфель.

— Моя Савта — настоящая героиня, — думала я. — Как она догнала легионера! А я-то дала украсть мамину сумку!

Я шла возле Савты, ранец по-прежнему болтался у меня за спиной. Я хотела взять папин портфель, чтобы помочь бабушке, но он был такой тяжелый!

— И не думай об этом, — сказала Савта. — Лучше позаботься о своей сестренке. Вот твой «груз»!

Иеудит брела со мной, жалобно всхлипывая, и я плакала вместе с ней. А мама шла, мама бежала, не останавливаясь, мама стремилась вперед. Она не обращала никакого внимания на наш плач, не пытаясь нас успокоить, лишь заставляла идти дальше. Почти бегом добралась она до ворот, думая только об одном: как бы выбраться, скорей, пока не поздно.

— Мы не можем зависеть от милости легионеров, — сказала она.

Но где же все-таки Аба, когда он придет? Не было бы, спаси и помилуй нас Г-сподь, уже поздно! Я просто умирала от беспокойства, пока вдруг мне не пришла в голову спасительная мысль: может быть, Аба подойдет с другой стороны? Он ведь мог пойти по другой дороге. Да-да, наверно, в этом-то все и дело. Очевидно, мужчины вышли из города через другие ворота, совсем как израильтяне, переходя через Красное море, разошлись по двенадцати разным дорогам. Каждое колено избрало свой путь и вышло на берег в другом месте. То же самое случилось и с папой. Сейчас он проходит через другие ворота. И мы встретимся с ним в Катамоне. Может быть, он уже там. Разве не мог он добраться быстрее нас? Эта новая мысль вдохновила меня, придала сил, я бодрее зашагала следом за мамой.

Кто-то объявил:

— Заграждения уже убраны, но везде разбросаны большие камни. Идите осторожнее!

Мы пошли медленнее. Иеудит споткнулась о камень и заплакала громче. Да, тяжелым и утомительным оказался наш путь к Сионским воротам.

Вот они… ворота на волю.Скоро, скоро вырвемся мы на свободу. Пройдем через ворота и окажемся наконец за стенами, которые так долго держали нас взаперти. Нет больше осады, кончилась блокада. Не будут враги окружать нас со всех сторон. Неужели все это возможно?

И вновь вспомнила я о наших предках, переселенных в Вавилон. Каким путем шли они? Я думала о Цидкие, побежденном царе Иудеи. Он тоже бежал со своей семьей. Бежал по подземному ходу, вырытому его слугами. Но когда он дошел до конца тоннеля и собирался выйти на свет Б-жий, то увидел, что прямо у выхода его поджидают враги.

А вдруг мы тоже не в безопасности? Страшные мысли закрутились у меня в мозгу. Кто знает, что ожидает нас за воротами? «Они достигли ворот смерти» (Теилим 107:18). Эту строку из псалма читал какой-то старик на площади. Что он имел в виду? Может быть, это и есть врата смерти, и смерть поджидает нас снаружи? Вдруг именно там подстерегает нас весь этот разъяренный сброд, который уже встретился нам в пути. Или, сохрани нас Г-сподь, там притаилась другая арабская армия, с которой мы не подписывали соглашения.

Послышался одинокий выстрел. Что это? Шальная пуля? Или они стреляют в беженцев? Раздались встревоженные крики. Люди бросились бежать, спотыкаясь о камни и расталкивая друг друга. Среди царившего вокруг гвалта мы услышали, что одну девочку ранили в ногу. Началась паника. Потеряв голову, все бросились к воротам, пихаясь, не обращая внимания на других.

— Скорей! За мной! Скорей! — понукала нас Има, устремляясь вперед и неся ребенка и узел с той нечеловеческой силой, которая дается людям только в минуту чрезвычайной опасности. Мы старались поспевать за ней, но по каким-то причинам толпа перед нами двигалась очень медленно, а зато масса народу сзади в своем паническом бегстве продолжала напирать, готовая раздавить всех на своем пути. Одно желание переполняло все сердца: двигаться вперед, дойти до ворот — и выбраться из этого страшного места.

Охваченная единым порывом, толпа давила и толкала нас со страшной силой. Жара и духота становились просто нестерпимыми. Я боролась изо всех сил, чтобы не быть раздавленной толпой, но мою сестренку почти совсем задавили. Из последних сил я закричала:

— Помогите! Тут ребенок! Тут маленькая девочка!

Има в тревоге бросила свой узел и подхватила Иеудит

на руки.

— А вещи-то, вещи как же? — закричала Наоми, которая помогала маме тащить узел. — Има, мне не поднять их самой!

— Б-г с ними, это все не важно. Главное — выбраться отсюда!

Так и пропал посреди дороги наш последний узел.

Я осмотрелась. Наша цель — ворота были уже совсем рядом. Но плотная людская стена не позволяла приблизиться к ним. Тут-то мы наконец поняли, в чем же дело. Во всю ширину ворот была натянута колючая проволока. Оставался только узенький проход, едва достаточный для двух человек одновременно. А тем временем толпа продолжала безжалостно давить сзади.

Какие-то страшные видения проносились у меня перед глазами. Вот надвигаются огромные женщины с тюфяками на головах. Ужас какой, сейчас они меня раздавят! В стахе я закрываю глаза.

— Все, конец, — думаю я, — это врата смерти.

Мы пережили все: жуткую войну, встречу с разъяренной толпой арабов, с легионерами и даже с огнем. Мы были почти в безопасности, и вот теперь — конец. Ангел смерти стоит у ворот, поджидая нас. А ведь кругом евреи. Б-же мой, погибнуть от рук евреев! Они все сошли с ума. Сейчас они нас раздавят.

— Никаких тюфяков! — раздался вдруг громкий крик. Я открыла глаза и увидела высокого солдата, стоявшего лицом ко мне посреди дороги.

— Никаких тюфяков! — выкрикнул он снова, перекрывая шум толпы. Женщины не подчинились приказу. Их мускулистые руки цепко держали тюфяки, они без сомнений и колебаний расталкивали всех, оказавшихся у них на пути.

— Вам все равно не разрешат пройти через ворота с тюфяками, — властно произнес тот же голос.

— Нет, мы пройдем, — злобно ответили женщины и продолжали свой путь с матрасами на головах.

— Нет! — крикнул солдат и, погрозив кулаком, вообще перекрыл узкий проход. На мгновение движение прекратилось. Потом разъяренная толпа вновь навалилась на ворота.

— Я открою ворота, только если тюфяки будут выброшены, — пронзительно выкрикнул солдат.

Вся ярость толпы обрушилась на женщин. Тюфяки просто вырвали у них из рук и перебросили через головы людей. Женщинам пришлось сдаться. Тюфяки остались лежать на обочине.

Мы были уже совсем близко к воротам, но, зажатые среди толпы, не могли сделать ни шагу ни вперед, ни назад. Има держала на руках младших девочек, а мы с На-оми боролись изо всех сил, чтобы удержаться на ногах и не дать задавить себя. А толпа продолжала напирать все сильнее и сильнее.

— Толкайтесь! Толкайтесь сами! Работайте локтями! — кричала нам мама.

Мы пытались следовать ее совету. Мы дрались, лягались — без толку, все напрасно. Нам мешали ранцы: стоявшие сзади люди хватались за них, стараясь продвинуться хоть немного вперед.

— Мой ранец! — кричала я.

— Мой ранец! — вторила мне Наоми.

— Сбросьте их! — приказала Има. — Оставьте их здесь.

— Бросить ранцы?

— Да, да, и побыстрей: у нас нет выбора.

— Бросить мой школьный портфель? — продолжала повторять Наоми, не в силах осознать мамин приказ.

— Скорей, говорю тебе! Это все не важно. Мы купим другой. Бросай! — кричала Има.

Я попыталась освободиться от ранца, но не в силах была сделать это самостоятельно. Пришлось нам с Наоми помочь друг другу. И вот наши портфели со всем их содержимым остались позади. Должно быть, они упали на землю и их просто растоптали ногами. Мой портфель, мой голубой пенал, мой любимый сидур\

Освободившись от ранцев, мы смогли потихоньку протискиваться к воротам. Голова у меня кружилась, в висках словно молоты стучали. Я задыхалась. Не могу вспомнить, как я шла, но точно, что не своими ногами. Должно быть, меня просто вынесло за ворота вместе с толпой. Лишь там я ощутила дуновение свежего ветерка на своем лице и… потеряла сознание. Кто-то поднес фляжку к моим губам, свежая вода потекла в рот. Я глотнула и сразу пришла в себя.

— Вышли, мы вышли! — услышала я торжествующий голос Наоми.

Она протянула мне руку и помогла встать. Я прислонилась к высокой каменной стене около ворот. Это была стена Старого города, а значит, мы вышли за его пределы!

— Вышли, вышли! — я тоже не могла сдержать радостный крик. — Наконец-то!

Я с удивлением огляделась и не поверила своим глазам. Кругом стояли молодые мужчины и женщины, какие-то ангелы доброты, готовые протянуть нам руки помощи, поднести ребенка, напоить свежей водой людей, стремившихся из ворот — навстречу свободе!

Ночь в горах

А над стеной на постепенно темневшем небе восходила бледная луна. Я дышала полной грудью. Там, у ворот, мы чуть не задохнулись. Има положила малышей на землю, расправила онемевшие руки, вздохнула с облегчением.

— Слава Б-гу, слава Б-гу! — наверное уже в десятый раз повторяла она.

— А где Савта? — спросила Наоми.

Только тут до нас дошло, что в хаосе, царившем у Сионских ворот, мы потеряли бабушку с младенцем.

— Савта скоро подойдет сюда, — сказала Има, глубоко дыша. Я поняла, что она, как и я, старается «промыть» легкие чистым воздухом.

— А может быть, что она ушла раньше нас? — спросила Наоми.

И опять страх закрался в мою душу. Сумеем ли мы найти Савту, даже если ей удалось целой и невредимой пройти через ворота? И как же наш малыш? Вдруг с ним, да не допустит Ашем такого несчастья, что-нибудь случилось?

Не имея возможности и дальше дожидаться около ворот, мы могли только положиться на чудо. У меня остались смутные воспоминания о том, что меня вели по тропинке в какой-то широкий двор. По красивой мраморной лестнице мы поднялись в большое импозантное здание — церковь, захваченную у арабов на горе Сион. Уже внутри здания мы снова поднимались по многочисленным ступеням и проходили через просторные залы.

— Чей это ребенок? — послышался вдруг незнакомый голос.

Девушка — член ВИЦО (женская сионистская организация) — ходила по залу и громко звала маму ребенка. Има подбежала к ней, глянула на младенца и закричала:

— Это мой! Это мой!

Она выхватила малыша у девушки из рук и крепко прижала к груди. Мы все чуть не задушили братишку в объятиях.

— Юдале, наш маленький Юдале, где ты был? — спрашивали мы.

— Кто дал тебе ребенка? — расспрашивала Има девушку.

— Не помню… Совсем не помню. Такой хаос…

Пока мы пытались разыскать Савту среди заполнивших церковь беженцев, неожиданно снизу раздался приказ покинуть здание. У выхода мы присоединились к группе людей, дожидавшихся дальнейших указаний. Наш провожатый потребовал тишины.

— Вам повезло, что вы целыми и невредимыми вышли из Старого города. В условиях капитуляции предусмотрено, что Арабский Легион обязуется сопроводить вас до городской стены, и не более того. Теперь никто не может гарантировать вам безопасность. Каждый из вас должен сам отвечать за себя. У нас нет никакой уверенности, что они не начнут стрелять в нас. Поэтому слушайте внимательно. Когда мы выйдем отсюда, то окажемся на открытой местности. Сегодня полнолуние. Старайтесь прижиматься к стенам и шагать как можно тише, чтобы вас не было ни видно, ни слышно. Понятно?

Люди пробормотали что-то в знак согласия.

— Следуйте этим указаниям и доверьтесь милосердию Ашема.

Мы покинули безопасный кров. Яркий лунный свет заливал широкую улицу, вымощенную маленькими квадратными камнями и ограниченную по обеим сторонам высокими стенами.

— Держитесь как можно ближе к стенам, — вторично последовал приказ. В это время я споткнулась о камень и упала.

— Шш-ш! — зашикали на меня со всех сторон.

— Где же стена? — спросила я.

Наоми помогла мне подняться.

— Иди тихонько, не шуми, — прошептала она.

Мы опять вжались в стену. Она отбрасывала тень на часть улицы, и мы молча шли в этой тени. А смерть снова шла рядом с нами.

Вдруг громкий голос разорвал тишину:

— Матильда!

— Шш-ш, — опять сердито зашипела толпа.

— Ма-тиль-да! — снова позвал голос. И тут на освещенной стороне улицы неясно обрисовалась полная бабушкина фигура. Ну конечно, она все время искала нас внутри церкви и не слышала инструкций проводника.

— Матильда, детки, где же вы все? — продолжала звать бабушка, не замечая, что только ее голос раздается среди всеобщего молчания.

— Мы здесь, — тихонько ответила Има.

Кто-то из стоящих с краю людей схватил Савту и оттащил ее в тень.

— Держись у стены! — сердито шептали со всех сторон. Но Савта уже услышала мамин голос и поспешила присоединиться к нам. В молчании шли мы по улице, пока не уперлись в какую-то стену.

— Всем меня слышно? — тихонько спросил проводник.

— Да! Да!

— Пригнитесь и как можно скорее перейдите через дорогу. Поддерживайте порядок.

Мы в точности выполнили указание и по узенькой дорожке подошли к какому-то большому зданию. Нас ввели в просторные комнаты, где мы должны были провести ночь. На полу были расстелены принесенные специально для нас одеяла. Добровольцы ВИЦО ходили между людьми, раздавали питье и свечи. Многие женщины надели на голову платки и зажгли свечи.

— Что это они делают? — обратилась я к Име.

— Зажигают свечи для встречи шабата.

— А ты почему не зажигаешь?

— Потому что… потому что на улице уже темно. Ша-бат начинается с заходом солнца, а раз сейчас уже темно, то свечи зажигать не положено.

— Совершенно правильно, — подтвердила Наоми. — Вообще запрещено зажигать огонь.

— Постойте, это запрещено! — попыталась было я крикнуть женщинам.

— Тихо, тихо, — успокоила меня Има. — Ты, конечно, права, просто эти женщины не знают правил. Давай не будем их тревожить.

Желтые огоньки отражались от голой поверхности стола — ведь на нем не было расстелено скатерти.

— И никакого толку от этих свечей, — сказала я сердито. — Все равно не чувствуется, что сегодня шабат.

— Ну и шабат! Ну и шабат! — согласилась маленькая девочка, сидевшая в уголке на одеяле.

— Ну и шабат, — подхватила я. — Ни стола, ни скатерти, ни кидуша, ни халы нет, и Абы тоже нет!

Я прикрыла глаза руками. Има всегда так делала дома, когда зажигала свечи. Я попыталась представить себе, как Аба сидит во главе стола, покрытого белой скатертью, и читает кидуш над вином.

— Аба, — прошептала я, глотая слезы, — Аба, где ты?

— Может быть, он уже в Катамоне? — напомнила я себе и обратилась к Наоми. — Может быть, Аба уже ждет нас, чтобы прочитать кидуиЛ.

Взгляд Наоми выразил самое большое сомнение, но она ничего не сказала.

Мы легли на одно из одеял, расстеленных на полу. Наши маленькие, измученные тела настоятельно требовали отдыха. Рядом со мной лежала Лея, одна из соседок. Мои маленькие сестрички мгновенно уснули, но мы с Наоми ворочались с боку на бок… Я нечаянно лягнула Лею.

— Ну-ка, лежи спокойно! — грубо прикрикнула она.

Я заплакала.

— Почему вы не спите со своими детьми? — расплатилась я той же монетой.

— С моими детьми? Мои дети в плену, — сказала она и отвернулась.

— Ты плохая девочка, — накинулась на меня мама. — Лежи тихо и перестань всех беспокоить.

— Как тебе не стыдно! — поддержала ее Наоми и зашептала мне на ухо. — Разве ты не знаешь, что у нее один сын убит, а другой ранен?

— Да что ты? Я не знала.

Я притихла и, должно быть, задремала. Проснулась от начавшегося опять гвалта. При сумрачном свете свечей люди сновали по комнатам. Има была уже на ногах и звала нас:

— Вставайте! Быстренько! Мы уходим.

Я терла глаза, но Има не позволила мне медлить ни минуты. Все спешили к дверям, волонтеры скатывали одеяла.

— Что такое? Мы опять убегаем? Что происходит?

Савта уже держала на руках маленького Юдале. Има

подтолкнула нас к дверям, быстро подхватила на руки сестренок.

— Скорей, скорей! Только бы не оказаться последними.

— Мы убегаем? — опять спросила я. — Но почему?

Вслед за другими людьми мы вышли в большой вестибюль. Има продолжала подталкивать нас, вынуждая идти все быстрее и быстрее.

— Мы не должны плестись в хвосте, — повторяла она. — Объявили, что опасно оставаться на ночь на горе Сион. Мы должны спуститься с горы и перейти в «новый» город.

От этого сообщения проснулись все наши страхи. Мы в панике пробирались между людьми, пуще всего опасаясь оказаться в последних рядах. Все проталкивались к выходу, который охраняли двое мужчин. Мое сердце гулко застучало в фуди. Что, если нам не удастся выбраться вовремя?

Има с девочками на руках прокладывала путь, Наоми шла следом за ней и волокла меня. Я вцепилась в бабушкину руку и тащила ее за собой, чтобы она снова не потерялась. Какой-то мужчина освещал фонариком две высокие ступеньки у входной двери, предупреждая, чтобы шли осторожно. Има уже спустилась на улицу, я и Наоми стояли на верхней ступеньке. Вдруг охранник ударил меня по руке и оторвал от бабушки.

— Все, — сказал он и захлопнул дверь у меня за спиной. Савта осталась внутри! Я громко вскрикнула, Наоми заплакала. Има отчаянно забарабанила в дверь и закричала:

— Мы вместе! Мы вместе! |

Наконец дверь открылась, и после жаркой дискуссии

Савте с Юдале разрешили выйти вместе с нами. На следующий день мы узнали, что всем, кто остался в доме, невзирая на опасность, пришлось провести ночь на горе Сион, потому что не хватило транспорта, чтобы перевезти всех беженцев в Катамон.

В общем, дверь захлопнулась. Мы стояли на горе Сион, угрожающая темнота окружала нас. Когда глаза привыкли к ней, мы увидели, что все, кто шагом, кто бегом, устремились вниз по крутому склону. Дороги никакой не было, и, начав спускаться, уже невозможно было остановиться до самого подножия горы.

— Возьмите ребенка, — сказала Савта, глянув на трудный спуск и решив отдаться на волю Всевышнего. — Я остаюсь здесь.

— Ну уж нет, — сказала Има. — Вы пойдете с нами. Спускайтесь, как и все остальные.

— Нет, дети, — Савта решительно покачала головой. — Нет, для меня это уж слишком. Мне здесь не спуститься. Обязательно упаду.

— И правда, как же мы спустимся? — спросила Наоми. Я почувствовала, как дрожат ее руки. У меня у самой ноги подкашивались, колени тряслись. Я хотела что-то сказать бабушке, но не могла, так сильно дрожали губы.

В это время к нам подошли несколько гурских хасидов. Один из них принял у Савты ребенка. Две крепкие фигуры взяли старушку под руки, и мужественный голос велел ей начинать спуск. Кто-то подошел к маме, чтобы помочь ей с малышами.

— А вы уже большие, — сказали нам с Наоми. — Бегите! Бегите до самого низу!

— Побежали, — позвала нас мама и заскользила вниз по склону, крепко держа маленькую Иеудит. Из-под ног у нее срывались камни и со страшным шумом катились к подножию горы.

— Имале, гора движется! — в ужасе закричала я, глядя, как мама исчезает все дальше и дальше.

— Вы уже большие, бегите, — повторил мужчина. Но я чувствовала себя такой маленькой, такой потерянной и беспомощной! Позади слышался обескураженный бабушкин голос. Она отказывалась двинуться с места, а молодые хасиды уговаривали и подбадривали ее.

— У нас нет выбора, — сказала Наоми, не менее напуганная, чем я. — Побежали!

— Да, мы уже большие. Все равно нам никто не поможет.

Кто-то слегка подтолкнул нас. Мы попытались удержаться, но земля уходила из-под ног, мы уже не могли остановиться. Мы бежали и бежали, держась за руки и спотыкаясь о камни. И нам казалось, что следом за нами скатывается половина горы. Но вот мы остановились и упали прямо в мамины объятия. Я уткнулась головой ей в живот и зарыдала.

с разрешения издательства Швут Ами