Из цикла «Бесконечная цепь», темы: Мудрецы, Моше, Йеошуа бин Нун, Традиция, Дарование Торы, Алаха, Талмуд, Устная Тора, Изучение Торы, Натан Лопез Кардозо, Споры, Письменная Тора
Введение
Во введении к своему комментарию на Мишну Рамбам делит Устную Тору на пять категорий:
1. Объяснения, переданные Всевышним через Моше и содержащиеся также в неявной форме в Письменной Торе, что позволяет вывести их аналитическим путем. По поводу этих законов разногласий быть не может.
2. Законы, переданные через Моше, определяемые как алаха леМоше миСинай и не указанные в Письменной Торе. Касательно этих законов также не может быть разных мнений.
3. Законы, являющиеся предметом споров. Это законы, выведенные путем рассуждений (свара) и анализа (драш).
4. Гзерот — декреты пророков и мудрецов для ограждения законов Торы от нарушений.
5. Таканот — установления в социальной и моральной сфере, выведенные мудрецами в интересах общественного блага.
Две последние категории обычно определяются как раввинский закон и не имеют статуса закона Торы.
Объяснения, переданные Всевышним через Моше
Устная Тора дана Всевышним, получена нами от Моше и передается из поколения в поколение пророками и мудрецами.
Почему же Талмуд пытается повторно вывести ее законы из текста Письменной Торы, если они уже были переданы через Моше? Рамбам указывает, что в этих случаях мудрецы отнюдь не отыскивают закон заново. «Скорее, эти доказательства были добавлены позже, в качестве текстуального обоснования уже известного». Среди множества других примеров Рамбам приводит заповедь взять «плод красивого дерева» (Ваикра 23:40) в первый день праздника Суккот. Письменная Тора не дает названия плода, и мудрецы эпохи Талмуда (а это сравнительно поздняя эпоха) много спорили о том, что здесь подразумевается (Сукка 35а). С помощью метода, известного как драш (мы будем говорить о нем ниже), они пришли к выводу, что речь идет об этроге (плоде цитрусового дерева). Однако если бы мы не располагали устной традицией и алаха об этроге была выведена исключительно из текста Письменной Торы, никто бы не мог выполнять эту заповедь до завершения споров*. Рамбам говорит: «И основные правила, и частные детали Торы даны на Синае. Но, хотя они и сообщены нам через Моше и, следовательно, законность их бесспорна, вдобавок они могут быть выведены из стихов Письменной Торы с помощью переданного нам специального метода толкования».
И все же, почему мудрецы так хотят согласовать текст Торы с известными устными законами? Возможно, для того, чтобы показать, как Устная Тора содержится в Письменном Законе, и найти в Письменной Торе мнемоническую опору для Устной, записывать которую было запрещено.
Для того, чтобы подкрепить уже прочно установленный закон, мудрецы часто цитировали текст, в котором этот закон содержится намеком, без точного определения. Такое подтверждение называется асмахта (буквально — «поддержка»).
Алаха леМоше миСинай
Другая категория исключающих споры законов, которые рассматривает Устная Тора, называется алаха леМоше миСинай (законы, данные Моше на Синае). Этот термин встречается в Мишне всего три раза: в Пеа 2:6; Эдуйот 8:7 и Ядаим 4:3, но часто фигурирует в Талмуде (в Гемаре). Различия между предыдущей категорией и алахой леМоше миСинай состоит в том, что на первую текст Торы как-то намекает, тогда как вторая не может быть выведена из текста ни логически, ни с помощью правил толкования. И все же время от времени Талмуд находит намек на эти алахот в тексте Торы. Например, упоминание о возлиянии воды в Суккот — в разделе, где говорится о праздничных жертвоприношениях о существовании меры в выполнении заповеди — в Дварим 8:8: «В землю пшеницы и ячменя, и винограда, и смоковницы, и гранатовых яблок, в землю масличных деревьев и меда» (ибо все перечисленные здесь предметы измеримы) и т.д. Такой намек также называется асмахта.
Алаха леМоше миСинай не нуждается в интеллектуальном обосновании^; она принимается безоговорочно, т.к. была дана на Синае. Иногда, тем не менее, мудрецы предлагают некоторые объяснения.
Алахот леМоше миСинай касаются дефектов, превращающих мясо животного в трефное (запрещенное к употреблению в пищу); законов тфилин (в частности, указывают, на каком пергаменте и какими чернилами следует его писать); разбирают некоторые законы ритуального омовения, ритуальной чистоты коаними многие другие вопросы.
Алахот леМоше миСинай также упоминаются при рассмотрении вопросов, связанных с приходом Машиаха. Например:
Р.Иеошуа сказал: «Я получил это знание от р.Иоханана бен Закая, который слышал от своего учителя, а его учитель — от своего, что, согласно Алахе леМоше миСинай, Элияу, когда он придет возвестить приход Машиаха, не станет объявлять предметы чистыми или нечистыми…»
Некоторые мудрецы послеталмудического периода считают, что не все законы, причисляемые к алахот леМоше миСинай, действительно исходят от Синая, т.е. что некоторые из них — это законы дерабанан (раввинские), которые иногда передавались следующим образом:
Я получил это знание от рабби Йоханана бен Закая, который получил его от своего учителя, а его учитель — от своего как алаху леМоше миСинай, что евреи, живущие в землях Амона и Моава, должны отделять десятину для бедных в седьмой год. (Ядаим 4:3)
Перед нами, безусловно, раввинский закон, поскольку в самой Торе указанное правило распространяется только на землю Израиля. Однако он подобен алахе леМоше миСинай своей несомненностью^.
Эту несомненность, бесспорность подчеркивают и другие термины, обозначающие алаху леМоше миСинай: «поистине сказали»", «алаха» (или "«алахот»)», «алаха,данная Моше на Синае», «мы учили», «это — алаха из полученной традиции».
Хотя этот тип предписаний не допускает прений, иногда мы встречаемся с различиями во мнениях, касающихся подобных законов, там, где мудрецысомневались в принадлежности конкретного закона к данной категории. Встречаются также разногласия относительно деталей. Некоторые алахот леМоше миСинай были забыты и восстановлены позднее.
Законы, являющиеся объектом споров
Моше передал Устную Тору народу, но по-прежнему оставался главным арбитром при разрешении любого сомнения или спора. О его последних днях мы читаем:
Моше собрал народ и сказал: «Близок час моей смерти. Если кто-то знал алаху и забыл ее, пусть придет ко мне и я объясню ее. И если кому-то неясно что-то в Торе, пусть выйдет вперед и я объясню». Как говорит стих (Дварим 1:5): «начал Моше, разъясняя это Учение, говорить».
(Сифри, Дварим 1:5)
Мудрецы (Тмура 156) подчеркивают, что Моше обладал уникальным пониманием Торы. В самом деле, его знание было так велико, что ему было известно и «все то, что придумает в будущем способный ученик», и мудрость разных миров. Это знание было передано ему на горе Синай всего лишь за сорок дней, ибо
«Сам Всевышний учил Моше, а существует ли для Него невозможное?»
Не следует думать, будто Моше держал в памяти все детали Торы, которым предстояло стать известными в будущих поколениях. Скорее, он полностью постиг основы Торы, из которых проистекали все последующие заключения. Но если у Моше был такой исключительный статус, то как понять нижеследующую агаду:
В тот момент, когда Моше поднялся наверх (изучать Тору), Всевышний чертил короны над буквами (Торы). Моше спросил Его: «Господин Вселенной, кто мешает Тебе (дать Тору без корон)?» Всевышний отвечал: «Спустя несколько поколений появится один человек по имени Акива бен Йосеф и на основании этих корон выведет много законов». Моше попросил: «Дай мне увидеть его». Всевышний приказал: «Обернись!» — и Моше оказался в ешиве рабби Акивы. Он пошел и сел в конец восьмого ряда. Но он не понимал того, о чем говорили, и почувствовал себя неловко. Когда р.Акива дошел до определенного места, один ученик спросил его: «Рабби, где твой источник?» Он отвечал: «Алаха, данная Моше на Синае». Успокоенный Моше спросил Всевышнего: «Господин Вселенной, у Тебя есть такой человек, а Ты передаешь Тору через меня?» Всевышний ответил: «Молчи. Таково мое решение».
Может показаться, что р.Акива обладал большими познаниями, чем Моше. В комментариях на Ваикра 13:27 Ор Ахаим объясняет: Все, чему учил р.Акива, действительно являлось частью Устной Торы, переданной через Моше. Но поскольку р.Акива не присутствовал при Откровении, он должен был сам найти источники для своих выводов в Письменной Торе. Моше не нужно было прибегать к анализу намеков, к помощи умозаключений или законов толкования, поскольку он получил знание прямо от Всевышнего. Вот почему Моше показалось непонятным то, о чем говорили р.Акива и его ученики.
Как уже отмечалось, это не означает, что Моше знал все алахические правила, которым предстояло появиться в будущем. Скорее, он полностью владел основами алахи со всеми их нюансами. Мудрецы последующих поколений сталкивались с ситуациями, которые не имели ясных алахических прецедентов в прошлом, непрерывный поток серьезных алахических вопросов требовал разъяснений. Тора, следовательно, должна была содержать указания, позволяющие формулировать законы для неясных ситуаций. Это и есть законы, которые Рамбам относит к разряду выведенных способами свара и драш.
Другая причина, делающая необходимым такое выведение законов, связана с человеческими слабостями.
Когда Моше узнал, что вскоре покинет этот мир, он позвал Йеошуа и сказал: «Спрашивай меня обо всем (касающемся Торы), что тебе неясно». Йеошуа отвечал: Учитель, разве я оставлял тебя хоть на минуту? Разве не написал ты: «…и его слуга Йеошуа никогда не покидал шатра (Шмот 33:11)?» И ослабел Моше, и немедленно забыл Йеошуа триста алахот, и семьсот сомнений обуревали его… (Тмура 16а)
Маарша объясняет, что Йеошуа был лишен памяти в наказание за самонадеянность. Кажется, то был единственный случай забвения. И действительно. Талмуд утверждает, что следующее поколение сумело восстановить все учение.
Со времен Моше и до смерти Иосе бен Иоэзера (2 в. до н.э.) все ведущие учителя Торы изучали ее так же, как и Моше (т.е. как нечто бесспорное — прим. авт.). Впоследствии, однако, так Тору уже не учили.
(Тмура 156)
Со времен Иосе бен Иоэзера снижение нравственного уровня становится все заметнее, и многое из Устной Торы было забыто. Все это, естественно, вело к столкновению мнений и возникновению различных школ, каждая из которых настаивала на правильности своих толкований и традиций.
Р.Иоси сказал: «Вначале столкновение мнений не было частым явлением (возникавшие конфликты разрешались большинством голосов Санхедрина)… Но ученики Шамая и Гилеля (1 в.н.э.) не служили своим учителям с истинной преданностью и вместе с ростом их числа умножались конфликты».
Гилель сам говорил, что, если бы лидеры его поколения верно служили своим учителям — Шемае и Авталиону, никогда не возникло бы и сомнения по поводу какой-либо алахи^.
Мудрецы отмечают, что к столкновению мнений вели и другие факторы. Во-первых, Моше не мог учить Устной Торе безупречно, т.е. на том же уровне, на каком учили его, ибо его учил Торе Сам Всевышний, а его учеников обучал всего лишь человек. Во-вторых, не все из того, что Моше знал, ему позволено было передать — из опасения, что некоторые моменты могут быть неправильно поняты. Когда в этом знании возникала необходимость, его получали методом толкования^. В-третьих, хотя Всевышний открыл перед Моше все аспекты каждого вопроса, Он не всегда сообщал ему, какой из них окажется превалирующим. Талмудические дискуссии признают свои достоинства за каждой позицией в споре, и именно мудрецам предоставлено право решать, какое из мнений станет законом.
Это позволяет предположить, что Всевышний желал столкновения различных мнений. И положительное отношение Талмуда к последующим дискуссиям приводит к выводу, что в разногласиях по поводу толкования Торы заключена гарантия неубывающей динамичности ее глубокого изучения.
Итак, слабость человеческой памяти и возникновение новых, неапробированных обстоятельств приводили к спорам по некоторым вопросам Устной Торы и к появлению новых предписаний. Но как мы можем быть уверены в том, что новая алаха согласуется с текстом Торы или с законом, который получил Моше? Наша уверенность основана на том, что в случае сомнений или для разрешения новых алахических задач мудрецы пользовались методами свара и драш.
Кроме того, Рамбам указывает, что столкновения взглядов были всегда ограничены определенными рамками:
Со времен Моше и до настоящего дня мы нигде не встречаем спора между мудрецами, в котором стих «око за око» (Дварим 19:21) интерпретировался бы одной стороной — буквально, а другой — как требование денежного возмещения.
(Комментарии на Мишну, введение)
Раавад развивает эту мысль: «Никогда не возникало конфликтов по принципиальным вопросам, все они касались только тонкостей и уточнений» (Сефер Акабала).
Основы Устной Торы никогда не были забыты, но с течением времени применение ее законов становилось не совсем понятным. «Лекция», переданная через Моше, и учения последующих учителей в своих важнейших пунктах были идентичны, а «записная книжка» — Письменная Тора — являлась залогом того, что забытое может быть восстановлено.
Один из методов реконструкции положений Устной Торы включает в себя герменевтические принципы р.Ишмаэля и других раввинов, которые мы рассмотрим в следующей главе. Здесь следует лишь отметить, что, хотя эти правила и приписываются р.Ишмаэлю, они были известны и применялись и до него.
После смерти Моше и Йеошуа первый в истории евреев судья Отниэль бен Кеназ совместно с другими мудрецами своего времени вывел из Письменной Торы утраченные алахот (Тмура 16а). Позднее Эзра вместе с Собранием мудрецов, известным как Аншей Кнесет Агдола, восстановил забытые разделы Устной Торы. Санхедрин — высшая судебная инстанция — несла также ответственность за восстановление утраченных толкований. Санхедрин как бы наследовал суду Моше и старейшин, носи (князь) занимал место Моше в качестве председателя суда. Ему помогал заместитель, называемый ав бейт дин (глава суда). В состав Санхедрина входил семьдесят один человек; все его члены были знатоками Торы, людьми, умудренными жизненным опытом и известными своей честностью и неподкупностью.
Санхедрин был верховным арбитром как в ритуальных, так и в гражданских вопросах; все алахические споры в нем решались путем голосования. Во времена Храма Санхедрин собирался в Лишкат Агазит (Палате тесаных камней) внутри Храмовой стены. Талмуд так описывает деятельность суда:
Сначала в Израиле было немного конфликтов. 115
Один суд, состоящий из семидесяти одного судьи, заседал в Лишкат Агазит, и кроме него, функционировали еще два суда, каждый в составе двадцати трех судей: один у входа на Храмовую гору, а другой у входа во двор Храма. Помимо этого, в каждом городе был учрежден свой суд, состоящий из двадцати трех судей. При возникновении какой-нибудь проблемы обращались за помощью в ближайший суд. Если члены того суда знали закон, то они решали вопрос; если нет, они обращались в суд, заседавший у входа на Храмовую гору. Если членам этого суда был известен соответствующий закон Устной Торы, они решали проблему; если нет — они апеллировали к суду, находившемуся у входа во двор Храма, и судья, расходившийся во мнении с другими, произносил:
«Я вывел (алаху) так-то, а так вывели ее мои коллеги; так я учил, а так учили они». Если члены этого суда знали закон, они разрешали спор, если нет — разбирательство переносилось в Лишкат Агазит, где от утренних до дневных жертвоприношений заседал Санхедрин… Проблему представляли для решения (судьям Санхедрина). Если закон был им известен, вопрос решался сразу, если нет — его решали голосованием. Если большинство^ утверждало: «нечистый» — объявляли это решение; если «чистый» — объявляли это решение.
Как мы видим, Санхедрин обладал правом объявлять свои решения частью Устного Закона, даже если его члены не приходили к единодушному согласию относительно письменной основы такого решения. Голосование — в основном применяемое для установления раввинских законов — могло также быть использовано для определения закона деорайта, если бы его выведение обычным путем было невозможным или вызывало споры.
Самые ранние диспуты не записаны в Талмуде, т.к. они решались судом, и решение, в свою очередь, становилось частью Устной Торы. Но функционирование Санхедрина прекратилось в дни Гилеля и Шамая (1 в.н.э.) или немного позднее, споры уже не могли решаться голосованием, и различные точки зрения были внесены в Мишну и Талмуд. В последующих поколениях мудрецы выводили алаху уже не в соответствии с мнением большинства, а в соответствии с определенным приоритетом и решали, чье мнение должно быть признано окончательно верным.
В Талмуде не найти столкновения мнений относительно основных принципов еврейского закона. В то же время трудно обнаружить какую-нибудь подробность этих принципов, которая не подвергалась бы там обсуждению. Напоминаем еще раз, что все эти дискуссии вызваны стремлением мудрецов найти в Торе основу для установления алахических правил. Так, например, никогда не было споров о данной Торой заповеди есть в сукке, но приводится много рассуждений по поводу максимальной высоты сукки, минимального количества стен, материала для крыши и т.д. (Мишна Сукка 1).
Талмуд (Бава Кама 436) считает, что каждый ученый имеет право высказать свое мнение, даже если оно противоречит точке зрения величайших его современников. Рамбам (Комментарии на Мишну, введение) отмечает, что нет ничего удивительного в наличии такого количества нерешенных противоречий в Талмуде, ибо применение правил толкования было предоставлено человеческому разуму, но не все люди приходят к одинаковым умозаключениям. Р.Хисда решил ряд диспутов Мишны, исходя из того, что некоторые точки зрения свидетельствуют скорее об исключительном благочестии, чем об алахической обоснованности (Бава Мециа 526, Шабат 120а, Хулин 136) и, по-видимому, записаны в основном для того, чтобы дать людям возможность усвоить более высокие моральные нормы.
До Гилеля и Шамая лишь одно противоречие оказалось неразрешенным: можно ли в праздник выполнять заповедь смихи — возложения рук на приносимое в жертву животное (Хагига 3:2). Шамай и Гилель лично расходятся только по трем алахот (Шабат 14а).
Различия во мнениях в Талмуде учащаются с появлением школ Шамая и Гилеля. Почти триста пятьдесят алахических конфликтов охватывают большинство областей еврейского закона: благословения, цицит, доля коаним, женитьба и развод, ритуальная чистота, жертвоприношения, порядок Храмовой службы, а также гражданское и уголовное право.
В целом школа Гилеля отличалась большей мягкостью, чем школа Шамая. Мишна (Эдуйот 4) перечисляет двадцать четыре из пятидесяти примеров, где школа Шамая проявляет большую мягкость. Известно несколько случаев, когда школа Гилеля приняла точку зрения школы Шамая (Евамот 15:3, Эдуйот 1:12), и лишь одно упоминание о том, что школа Шамая согласилась со школой Гилеля (Трумот 5:4).
Надо отметить, что мудрецы старались сводить расхождения к минимуму, чтобы у народа не появились «две Торы». Так, Сифри трактует запрет на надрезы на теле в знак скорби — аль титгодеди (Дварим 14:1) — не только как запрещение саморазрушающих действий, но и как запрещение распрей — гдудим. И хотя Абайе и Рава понимали этот стих по-разному (Евамот 14а), оба они соглашались в том, что суть утверждения Сифри заключалась в стремлении к единству в практической жизни. Школы Шамая и Гилеля тщательно соблюдают это запрещение распрей:
Хотя одна школа разрешала то, что запрещала другая, и запрещала то, что другая объявляла разрешенным, школа Шамая не препятствовала своим последователям жениться на женщинах, происходящих из домов школы Гилеля^… и не запрещала одалживать домашнюю утварь для приготовления пищи…
(Евамот 1:4)
Или такой пример. Однажды Раббан ГамлиэльИ (1 в.н.э.) принял показания двух свидетелей о новой луне, а р.Иеошуа отклонил свидетельство. Следовательно, новый месяц должен был начаться для них в разные дни, а значит, оба мудреца и их последователи неминуемо должны были праздновать в разные дни и Йом Кипур. Во избежание раскола в еврейской общине Раббан Гамлиэль своей властью главы Санхедрина приказал р.Иеошуа нарушить «его» Йом Кипур. Посоветовавшись с р.Акивой и р.Досой бен Гирканусом, р.Иеошуа подчинился, а Раббан Гамлиэль поцеловал его и приветствовал как своего учителя и ученика одновременно (Рош Ашана 2:8—9).
Алахический процесс, допуская различие во мнениях, решительно утверждает при этом, что закон, однажды установленный, обязателен для всех. Теоретические расхождения и дебаты дозволены до тех пор, пока не утверждена алаха, после этого существует лишь решение Санхедрина, которое имеет такую же законную силу как установления самого Моше.
с разрешения издательства Швут Ами
Рав Ицхак Зильбер,
из цикла «Беседы о Торе»
Недельная глава Хаей Сара
Рав Александр Кац,
из цикла «Хроника поколений»
Авраам исполняет завет Творца и идет в незнакомом ему направлении. Ханаан стал отправной точкой для распространения веры в Одного Б-га.
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Авраам хотел достичь совершенства в любви к Ашему
Нахум Пурер,
из цикла «Краткие очерки на тему недельного раздела Торы»
Что общего между контрабандистами и родителями, которые обеспокоены поведением взрослого сына? Истории по теме недельной главы Торы.
Рав Элияу Левин
О кашруте. «Чем это еда заслужила столь пристальное внимание иудаизма?»
Рав Александр Кац,
из цикла «Хроника поколений»
Авраам отделяется от Лота. К нему возвращается пророческая сила. Лота захватывают в плен, и праотец спешит ему на помощь.
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Авраму было уже семьдесят пять лет
Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»
Праотец Авраам стал светом, которым Творец удостоил этот мир. Биография праотца в призме слов Торы.
Рав Александр Кац,
из цикла «Хроника поколений»
Сара умирает. Авраам не перестает распространять веру в Б-га и отправляет Ицхака в ешиву.
Батшева Эскин
После недавнего визита президента Израиля Реувена Ривлина в США израильскую и американскую прессу облетела сенсационная фотография, на которой Президент США Джо Байден в Овальном кабинете Белого Дома стоит перед израильским президентом на коленях
Рав Моше Вейсман,
из цикла «Мидраш рассказывает»
Сатан, огорченный тем, что не смог одержать победу ни над Авраамом, ни над Ицхаком, появился теперь перед Сарой.
Рав Йосеф Б. Соловейчик
Мы все члены Завета, который Б-г установил с Авраамом.