«Обязанности учеников» (Ховат аталмидим) 17. Тора, молитва и песнь Б-гу

Тора, молитва и песнь Б-гу

1

Царь Давид завещал своему сыну Шломо: «Знай Б-га своих отцов и служи Ему полным сердцем и жаждущей душой…» (I Диврей аямим 28: 9). Любая малейшая крупица знания Б-га, которую человек удостаивается приобрести, порождается не интеллектуальным исследованием и вообще не основана на человеческом разуме. Человек может заслужить это знание лишь тем, что будет служить Ему, благословенному. Когда мы занимаемся Торой, узнавая самое простое содержание заповедей, и когда мы обращаемся к высшему знанию, к хасидизму, ради постижения Б-га, скрытого в нем (Зоар сравнивает такого ученика с принцем, исследующим сокровищницу твоего отца), мы в состоянии понять что-либо лишь потому, что воспринимаем все это как служение. Изучение заповедей возможно лишь потому, что их дал нам Б-г, чтобы мы исполняли их и практическими действиями, и разумом, стараясь постичь их смысл.

В предыдущем очерке мы уже говорили о том, что к Торе и служению рассудочное знание, помогающее в науках, неприменимо, что суть изучения Торы — приближение к себе собственной души и укоренение ее в мозгу. Но там нашей темой была верхняя половина этого процесса: нас интересовало, каким образом Б-жественный свет проходит последовательность цимцумов и превращается в йехида, хая и так далее. А сейчас пришло время поговорить о его нижней половине, о том, что происходит при этом в самом человеке. Нас будет интересовать, как человек притягивает к себе этот свет, как привязывает его к себе и как заставляет проявиться.

Ты уже знаешь, что нефеш, святая душа еврея, коренится в печени и распространяется по всему телу, и знаешь, что жизненная сила, движущая еврейским телом, отличается по уровню святости от нееврейской. Однако мы видим своими глазами, что когда еврей полностью погружается в материальность, его жизненная сила теряет святость, и он превращается в обычного человека. И даже если телесность еще не совсем победила и наполнила его, если еврейство еще осталось в нем, ее могло бы быть больше!

У наших великих праведников и сами тела, и все органы чувств были святы, так что они даже физическим зрением могли видеть и души праведников, и ангелов, а слух их различал слова Б-га с Небес… А если человек не настолько праведен, если специфически еврейского в нем меньше, а человеческого — больше, тогда заметно будет в нем именно человеческое. Ведь, хотя вся его жизненная сила все равно обеспечивается еврейской душой, все же все мы люди, и все мы пребываем в этом мире.

Знаешь, на что это больше всего похоже? На розу. Она ведь на самом деле отличается от других цветов особым сладким запахом, хотя мы не можем выделить этот запах, посмотреть на него как на отдельную сущность и сказать, что роза «состоит из двух частей: ее цветочной природы и ее сладкого запаха». Это не так. Ее запах и ее природа — одно неразрывное целое. Можно сказать, что ее цветочная сущность обладает сладким запахом, она — такой же цветок, как все другие цветы, просто еще и пахнет.

То же самое относится к еврею с его еврейской душой: хотя жизненная сила в его теле обладает особой святостью, он все же человек, природа которого в этом смысле не отличается от природы всех других людей. Он так же, как и все прочие, ест, пьет и так далее, просто у него все это более чисто, меньше привязано к материальному. И разум его, хотя и получает жизненность от нешамы, все же зависит от тела. И если мозг его ослабеет или заболеет, Б-же упаси, он больше не сможет получать знания через нешаму. Работа разума определяется нешамой, но зависит от тела. И хотя с душой ничего случиться не может, мозг может ослабеть, и тогда будет нарушена связь разума и нешамы, и эта уязвимость как раз и обусловлена человеческой природой еврея.

Поэтому, если мы захотим помочь еврею вырасти духовно и приобрести святость, мы не сможем успокоиться на том, что расскажем ему о пути святости от высших миров до еврейской души. Нам необходимо будет поговорить и о том, как действует его человеческая составляющая, чего и как она может достичь. Он должен знать, как взнуздать ее и заставить работать ради достижения святости. Он должен уметь направлять свою человеческую часть и руководить ею, суметь заставить ее воспринять свет нефеш — руах-нешама — хая — йехида — ацилут — брия — йецира-асия, проникающий внутрь него.

Самые возвышенные понятия, которые человек не может воспринять своими органами чувств и узнать о них прямо, можно иногда постичь разумом. Но если ты хорошо подумаешь, тебе станет ясно, что человеческий мозг, часть человеческого тела, не может непосредственно познать никаких духовных сущностей и не может увидеть их; он в состоянии лишь примерно представить себе, вообразить их. Это относится не только к тем духовным явлениям, которые по природе своей всегда лежат выше человека. Даже те духовные сущности, которые спустились в этот мир, недоступны зрению разума и его непосредственному постижению, а могут лишь примерно оцениваться. Действующих в мире сил разум тоже не видит непосредственно, а только делает некие выводы об их существовании. Он может даже догадаться, как их использовать, но никак не больше.

Действительно, как человек может узнать, что представляет собой Б-жественная сила, даже если постоянно использует ее для своих нужд? Она сотворена таким образом, что человек в состоянии только знать о ее существовании и изучить способы ее применения, и только. И тем более это можно сказать о душе, даже о той ее части, что пребывает в этом мире. Каждый знает о том, что существует, например, растительная душа, представляющая собой определенный цимцум Б-жественного света, и что она проявляется в тысячах видов земных растений, а внутри каждого вида — в бесчисленных мириадах цветов и деревьев. Знаем мы и о животной душе внутри диких зверей, домашних животных и разных птиц. Но разве человек может силой своего разума увидеть или представить себе, что это за души? А ведь он точно, с полной несомненностью знает, что они есть, и может это доказать, хотя бы тем, что с самого сотворения мира и животные, и растения появляются в нем всегда одними и теми же, и детеныши каждого вида рождаются точно такими же, каким были родители. Насекомые в конце лета, перед тем, как умереть, откладывают яйца в какое-нибудь надежное место, в землю или в трещинку, и там они сохраняются всю зиму, до следующего лета, а там, совсем распавшись и превратившись в пыль, дают жизнь новым, точно таким же насекомым. Само насекомое совершено не в состоянии понять и осознать, что же оно такое делает, потому что делает-то не оно само! На самом душа этого вида живых существ, созданная Б-гом и проявляющаяся в каждом отдельном насекомом, подталкивает и направляет их, и они делают то, что от них требуется, даже не зная об этом. Разве человек видит эту душу, разве он знает, что она такое? Он может только представлять себе, какой она могла бы быть, наблюдая все ее многочисленные проявления.

А уж если человеческий разум никогда не в состоянии будет увидеть и осознать даже простейших форм души, находящихся в этом мире, как можно ожидать от него понимания более возвышенных понятий, знания о вещах, лежащих за пределами этого мира? Как глупы те, кто надеется исследовать и познать духовное, опираясь на собственный разум! Они обретут одни только ложные и даже еретические представления, которые приведут их прямиком в преисподнюю, Б-же упаси! К счастью, человеку дарован еще один, высший путь познания, которое достигается через эмоциональный подъем и совершаемое мало-помалу раскрытие души.

Мы в нашем поколении пали уже настолько низко, что у нас нет больше никакого права не только говорить о пророчестве, но даже помышлять о нем — для нас оно уже недосягаемо. Но мы уже обсуждали с тобой смысл фразы из Талмуда: «Евреи — сыновья пророков». Мы выяснили, что сама святая жизненная сила в нас — это искра пророчества, и о ней мы уже можем говорить.

В Талмуде сказано: «Мудрец предпочтительней пророка» (Бава батра 12а), а в Тикуней Зоар (Тикун 30) сказано также, что источник, из которого черпает мудрец, находится выше, чем источник, доступный пророку. Это, конечно, относится к праведникам прежних времен, мудрость которых происходила из сфирот хохма, бина и даат, из верхних миров ацилут и брия. Наша же мудрость, возможно, связана только с миром асия и проистекает из самой низшей сфиры малхут — мы уже говорили об этом в первом очерке. Там мы обсуждали пример с воронкой, вставленной в совсем маленький пузырек, так что получается, что даже ее узкая часть в него не вмещается и выступает над ним. Поэтому наша мудрость и сила нашего разума не позволяет нам постичь даже то, что сами же мы можем иногда понять через душу, находящуюся в сердце, в моменты ее возвышения.

Скажем это по-другому. Прежние праведники пребывали в ярком свете святости, который заливал их снаружи и освещал изнутри, заставляя их человеческую часть становиться все меньше и постепенно совсем сходить на нет. Поэтому их знание тоже не было достигнуто силами их человеческой личности, а изливалось на них Свыше, как своего рода пророчество. Мы замечаем это также в Талмуде, который доказывает, что наши мудрецы не были лишены пророчества и после разрушения Храма. Это можно понять, например, из многочисленных случаев, когда, по выражению самого Талмуда, «великий человек сказал что-то, и от имени другого великого человека передают то же самое, или: то же самое передают как алаху, полученную Моше на Синае». Ясно, что такие открытия делаются не на основе простого человеческого разума, что наши мудрецы располагали высшим, пророческим знанием. Именно то, что они по-прежнему обладали эти видом пророчества, и имеет в виду Талмуд, говоря, что «мудрец предпочтительнее пророка»[1]. Они не только были в состоянии постигать духовные сущности через восприятие йехиды, хаи и нешамы, но даже самые обычные их рассуждения пронизаны святостью, поскольку основаны на мудрости пророческого видения. И когда мы изучаем их слова, в особенности те, что говорят о высших мирах, мы изучаем не логически построенные рассуждения, мы погружаемся не в человеческую мудрость, надеясь с ее помощью познать духовное. Мы соединяемся с их пророческим даром, мы произносим слова, рожденные высшим светом и святым служением.

Но дело не только в том, что их слова — проявление высшей мудрости, изреченной с Небес. Все зависит и от нас тоже: сколько сил мы вкладываем в служение и в изучение духовных тем. Именно о нас, о нашем познании сказано: «Прежние вспахали и засеяли, а у нас нет даже рта, чтобы съесть» (Шкалим 13б). В нас стало слишком мало света, а человеческая, эгоистическая часть слишком усилилась, и нашим разумом теперь трудно понимать духовное. Ведь когда мы изучаем какой-то вопрос, мы подходим к нему как земные люди! Мы даже говорим так: «Я стал учиться»! Мы связываем учебу именно с «я», с нашей земной, телесной личностью, а ведь там, кроме человеческого разума, ничего нет. Поэтому мы в состоянии понять только ту часть этой мудрости, которая связана с материальным и человеческим, видим только внешнюю оболочку их святых слов. Бывает даже, что человек всю жизнь изучает кабалу, а знает только, как расположены миры и сфирот. Он выучил, например, что хесед предваряет гвуру, что тиферет объединяет их обоих, и так далее, потому что такие вещи можно постичь и человеческим разумом. А если он захочет узнать, что же такое тот или иной мир, та или иная сфира, он станет воображать их через примеры этого мира, который он может постичь разумом и чувствами. Тогда он говорит: «Там, в духовных мирах, среди духовных сущностей, наверное, тоже есть что-то похожее». А что же такое на самом деле это «похожее», в чем оно состоит, он никогда не узнает и не почувствует. С чем это можно сравнить? Со слепым, который никогда в жизни не видел солнца и только воображает его. «Оно круглое, как мяч, и горячее, как открытая печь, — говорит он себе. — Солнце, наверное, такое же, как все эти вещи, только лучше и красивее». Разве такой человек знает солнце, которого никогда не видел?

Конечно, путь хасидов, учеников Баал Шем Това, как раз и состоял в том, чтобы приблизить духовные понятия к душе человека, дать нам возможность осознать высшие миры — мы еще будем говорить об этом в конце этого очерка. Но, даже идя этим путем, человек, пользующийся только своим человеческим разумом, будет понимать только внешнее, будет раздумывать над примерами, не зная, что сокрыто за ними.

Совершенно не так все происходит в те моменты, когда душа человека пробуждается к жизни, возвышается и становится хоть немного заметной. По сравнению с ее бесконечной ценностью его эго сразу превращается в ничто, и вот тогда-то человеку становятся доступны переживания, свободные от влияния его эго. А когда нефеш и руах пробуждаются и проявляются, они начинают воздействовать и на разум, и вот человек уже в состоянии проникнуть в скрытый смысл слов наших святых мужей и в суть духовных явлений не логическим рассмотрением с разных точек зрения, как делал до сих пор его человеческий рассудок, и не используя всякого рода доказательства или соображения. Ведь таким образом можно понять лишь внешнюю оболочку их высказываний, ту их часть, которая построена на человеческом разуме. А когда в дело вступают чувства, появляется возможность постичь и то, что лежит за границами разума, внутри оболочки. Теперь человек может постичь и свет, лежащий в основе этого мира, ту сфиру, на которой он построен, — не целиком, а немного в одном месте, немного в другом, — и вдумайся в это.

Мы сформулировали здесь правило, которое относится не только к учебе, но и вообще ко всему, что хоть как-то связано со служением. Всегда, когда человек пожелает пробудить свои внутренние силы и приступить к святым делам с воодушевлением, ему следует начать с пробуждения нефеша и руаха, и тогда ему будет гораздо легче достичь успеха, чем, если он пойдет через разум и попытается воздействовать на душу с его помощью. Обрати внимание, что, говоря это, мы имеем в виду именно разум, чистое логическое мышление, и утверждаем, что с его помощью человеку трудно пробудить свои внутренние силы. Мы не имели в виду воображение и раздумья[2], душевные склонности, желания и даже ощущения: с их помощью не так трудно добиться пробуждения души, как с помощью разума и мудрости. Исключением могут быть только великие праведники, у которых нефеш и нешама всегда бодрствуют, всегда проявлены и готовы приблизиться к Б-гу и соединиться с Ним — их душу может пробудить все, что угодно. А обычный человек, даже если станет усиленно изучать кабалу и хасидизм, начнет разумом понимать величие Б-га и многочисленность уровней, которыми проходит Его свет по пути к миру асия, даже если узнает, что Б-г находится над всеми этими мирами, одевается в них, но не соединяется с ними, и даже если человек, ища мудрости, испытывает определенное восхищение, — ему по-прежнему будет трудно даже почувствовать любовь и трепет, ощутив себя стоящим перед Царем. Только потом, когда он прекращает изучение и направляет силы на понимание изученного, старается перевести приобретенную мудрость в категорию даат, знания, которая есть не что иное, как связь понимания с душевными склонностями, — только тогда он может пробудить в себе любовь и трепет. Но и тогда для простого человека не так просто, основываясь лишь на мудрости, достичь трепета и любви, не связанных с человеческим началом, а являющихся непосредственным проявлением возвышенной души. Для того чтобы это сделать, ему все равно нужны средства, пробуждающие руах и нефеш, нужно практическое служение, такое, как молитва, совершаемая сердцем, и тому подобное.

Тебе будет легче понять, почему легче достичь пробуждения души с помощью руаха и нефеша, чем через мудрость, если ты перечитаешь главу 10 нашего первого сочинения. Из нее ты поймешь, что душевные качества имеют совершенно иную природу, чем мудрость или сила. Мудрость и сила действуют сами по себе, а для пробуждения душевного качества необходим внешний толчок. Другими словами, человеческая мудрость находится под гораздо большим влиянием человеческой, материальной части личности, чем душевные качества. Иногда эмоции пробуждаются в человеке даже против его желания: мы видим, что он не хотел в тот или иной момент любить, жалеть или ненавидеть, но его окружение, встреченные им люди вынудили его к этому. С мудростью так не бывает. Невозможно заставить человека пожелать заниматься Торой или изучать науки, если он сам этого не хочет. А поскольку мудрость наиболее подчинена человеческой личности, его природному эгоизму, через нее очень трудно увидеть Б-жественный свет. Хотя он тоже является ее частью, человеческого в ней все же больше; материальная личность как бы окружает ее со всех сторон и первой бросается в глаза. А руах и нефеш, в гораздо меньшей степени подчиняющиеся личности, легче проявляют свой Б-жественный свет. Яснее всего это доказывает история о Гилеле, та самая, в которой он говорит знаменитые слова: «Евреи — если не пророки, то сыновья пророков», — а затем они блестяще подтверждаются. Гилель ведь не предложил спросить их прямо, чтобы воспользоваться их пророческими способностями, поскольку разумом они сами не знали, как следует поступить. Ведь пророческому духу легче облечься действие и руах, чем в знание и мудрость.

2

Поскольку сейчас мы собираемся говорить о том, как пробуждать руах и нефеш, а не разум, мы почти не сможем разъяснить тебе наши слова с помощью логических рассуждений. Мы сможем лишь привести примеры из жизни. Например, вот тебе такой факт, и подумай сам, как ты сможешь его логически объяснить. Бываю люди, души которых состоят из отдельных кусочков. И мысли их тоже такие же разорванные, они не выстраиваются в целостную систему. Такой человек может даже пытаться объединить свою душу, связать мысли во что-то одно, но у него ничего не получается. А потом он в Шмини ацерет и Симхат Тору приходит в синагогу, танцует там изо всех сил вместе со всеми, и душа его излечивается. Если бы он не излил свою душу в танце, она даже после акафот так и осталась бы разорванной, как уже не раз бывало раньше. А в этом году он плясал изо всех сил — и пусть он не может похвастаться разумом великого человека, пусть он не вкладывал в свою пляску никакого скрытого смысла, пусть им владела всего одна, самая простая мысль: «Вот Тора нашего Б-га, за которую мы во всех поколениях проливаем кровь! Потанцую, порадуюсь моему Б-гу и Торе моей жизни и моей души!», — он сразу начинает чувствовать себя так, как чувствовала бы грязная одежда, с которой стряхивают песок и пыль. Вся его будничность слетает с него, пока он танцует, душа его становится чистой и возвышенной, и вот весь он уже освещен изнутри чистейшим светом, «чистым, как сами Небеса». Как же так получилось, что совершенно телесное действие, обычная пляска так повлияла и на душу его, и на весь строй мыслей? Вот как раз теперь ты и должен понять, что это действует совсем не через разум, поэтому никакие разумные соображения, никакие рассуждения не помогут тебе это понять. Это просто факт, который нужно знать: телесные действия пробуждают душу человека, придают ей сил и понемногу дают ей проявиться.

Или давай попробуем изучить еще такой факт и понять, в состоянии ли мы объяснить его логически. Иногда, когда человек желает молиться с подъемом, излить в молитве всю душу и сердце, он не в состоянии этого сделать, потому что его душа и сердце закупорены. И вот он начинает молиться в полный голос. (Наши святые книги говорят, что человек не должен без причины возвышать голос в молитве, но может сделать это с таким чувством и намерением, как будто с силой откатывает тяжелый камень с источника своего сердца и души). Он начинает, молясь, вспоминать значение слов молитвы, причем не только самих слов, а истинный смысл каждой фразы. Когда он читает, например: «Благодарите Б-га, взывайте к Его Имени», — он не только освежает в памяти значение и перевод каждого слова, а ощущает себя стоящим напротив всего мира, лицом к лицу, и обращает к нему громогласный призыв: «Благодарите Б-га, что вы спите? Взывайте к Его Имени!». И если бы он просто подумал обо всем этом или сказал шепотом, это никакого влияния на него не оказало бы. А когда он произносит слова молитвы в полный голос, они пробуждают его душу и дают ей заряд чувств, необходимый для истинной молитвы. Так почему же голос в состоянии пробудить душу, а мысли это не удается? Разуму это недоступно, потому что все эти явления расположены или ниже его, или выше. Ниже — потому что они связаны с руахом и нефешем, а разум — с нешамой. А выше — потому что они в состоянии пробуждать душу сильнее, чем это делает мудрость.

Такова наша жизнь. Мы в нашем поколении не только не можем исследовать разумом духовные сущности и добраться до их истинного смысла, но даже для пробуждения души и выведения ее наружу из-под телесного покрывала должны пользоваться средствами, способными ухватить руах и нефеш, и не можем идти путем интеллектуального постижения. Мы, конечно, не хотим сказать, что одними телесными действиями, одним физическим исполнением заповедей, совсем без подключения разума, можно пробудить и проявить душу, — это совсем не так. Если бы, например, человек из нашего примера в Симхат Тору только танцевал, ни о чем не думая и не стараясь настроиться на духовное, такой танец ему ничего не дал бы! Пробуждение души наступает, только когда человек изо всех сил погружается в мысли о Б-ге и Его Торе, радуется им и в танце выражает эту радость. И к молитве относится то же самое: одним лишь голосом пробуждения души не достичь. Оно становится возможным, только если человек еще до молитвы страдал из-за своей неспособности искренне молиться и от удаленности от Б-га, а молитву начал в твердой убежденности, что предстоит сейчас перед Царем, — тогда громкая молитва поможет пробудить его душу. Действие не помогает без мысли, а мысль — без нужного действия. И эта мысль должна быть побуждением к действию, а не простым логическим исследованием; об этом сказали наши мудрецы известной фразой о том, что «молиться начинают, только повторив какой-либо твердо установленный закон».

Прочти в письме, помещенном в Сидуре Рава[3], благословенной памяти, о том, нужно ли во время молитвы вспоминать все возможные каванот, то есть сопровождающие молитву настрои. Он говорит, что даже если человеку известны все те настрои, которые он должен вызвать в сознании во время молитвы, вовсе не обязательно, что он должен это делать. Во время молитвы нужно вспоминать лишь суть каждой необходимой мысли, а подробности следует только изучать во время занятий. (Исключением служит только чтение Шма, когда необходима каждая кавана в полном объеме). Единственное, что нужно во время молитвы — это изо всех сил думать о Б-ге и о том, что Он наполняет Своей славой всю землю. Мы уже рассказывали тебе, что эта мысль тоже коренится в руахе и нефеше; ты знаешь, как она объединяется с действием, через которое руах и нефеш начинают проявляться, причем не только они, но и нешама.

Да и зачем нам так подробно объяснять все это? В книге Пардес, раздел 10, глава 1 (мы уже ссылались на нее в нашем разговоре) подробно говорится о том, что даже органы чувств могут дать человеку толчок, который затронет его до самых глубин души. Он объясняет, что, когда нефеш воспринимает черный или белый цвет, например, он возбуждает руах, а руах, в свою очередь, — нешаму, и так далее. Объяснение здесь то же, которое мы уже приводили: еврейская природа каждого из нас должна была пройти цимцум, чтобы погрузиться в нашу человеческую часть. Поэтому, когда с человеческой частью что-то происходит, воздействие передается на руах, нефеш и нешаму в полном объеме.

Когда речь заходит о душе, никогда не следует упускать из виду это важнейшее правило. Если кто-то из нас, а в особенности — молодой человек, только начинающий свое служение, захочет пробудить душу, ему следует обратить основное внимание именно на свою человеческую часть и именно на нее опираться для пробуждения духовных сил. Здесь можно снова воспользоваться примером со сладко пахнущей розой, к которому мы уже обращались. Разве тот, кто захочет понять сущность этой розы, не должен будет обратиться к природе ее цветка? А когда он это сделает, ему откроется и сокровенный смысл ее прекрасного запаха!

Может быть, ты понял из наших слов, что человек может возвышаться в святости и в духовности, не посвятив своего разума, мудрости и способности к пониманию занятиям Торой и постижению святости? Б-же упаси тебя даже думать так! Мы всего лишь сказали, что, если обычный человек решит пробудить свою душу, одними лишь размышлениями ему этого не достичь. Но, разумеется, любое духовное достижение требует полного погружения в Тору и в святость! Он должен посвятить себя Торе и святости не частично, а именно целиком, направить на это все части своей личности: тело и душу во всех их проявлениях, склонности души и разума, рассудок и способность к постижению. И когда он стает использовать все это ради погружения в Тору, только тогда духовность сфирот и высших миров станет проявляться в нем. Начнется это с неопределенной любви и трепета, когда человек ощущает себя как бы предстоящим перед великим царем (мы уже говорили об этом в первом нашем сочинении). Затем к трепету и любви присоединяется душевный подъем: когда Б-жественный свет, озаряющий душу человека, становится ярче, человек становится ближе к Б-гу, и «хоть он сам этого не видит, ангел его видит», по выражению Талмуда. Теперь на строй его мыслей начинает непосредственно воздействовать руах, пылающий любовью и трепетом. Теперь в душе его возникает новое чувство: стыд перед Б-жественным взглядом, устремленным на него и проникающим во все уголки его тела и души. Теперь он временами настолько устремлен к Б-гу, что его страсть вызывает у него самую настоящую сердечную боль! А иногда происходит даже большее: руах, доставшийся ему в наследство от пророков, настолько близок к проявлению, что на его душе становится видна искра тиферет, сверкающая неземной красотой и изливающая свет «великолепного, прекрасного Б-га, сияния мира». Сам человек при этом даже не будет знать, что именно с ним происходит, он будет лишь ощущать томление в глубине души, наслаждение от растворения в духовном, счастье и радость, пришедшие к нему с Небес и призывающие его на Небеса, так что, в конце концов, он, как будто принуждаемый высшей силой, начнет произносить гимны и восхваления. Рассуждениями тут ничего не прояснить, потому что это явление с рассудком никак не связано — об этом мы уже тебе говорили. Но чтобы понять хоть что-нибудь, опять обратимся к притче. Когда в ребенке пробуждается любовь к отцу, такая огромная, что он уже не может ее вместить, он просто бежит к отцу и целует его, а потом, весь во власти захватившего его чувства, нежно льнет к отцу и шепчет ему: «Папа мой дорогой, папа мой сладкий, папа мой мудрый…». Ребенок вовсе не думает сейчас о том, как половчее передать в словах величие его отца, как разъяснить слушателям, по какой именно причине он глубоко почитает отца и сравнивает его со сладчайшим медом. Просто в его душе поднимается волна чувств, пробужденная нестерпимой любовью и душевной близостью к отцу, и теперь он вынужден излить душу, — и вот он делает это, пользуясь всеми теми хорошими словами, которые знает, говорит о сладости меда и так далее.

В этом и коренится различие между восхвалениями, которых по закону Торы «нельзя произносить больше того, что установили Моше Рабейну и мужи Великого Собрания», и теми гимнами и славословиями, которые мы произносим в самых разных местах молитвы: Нишмат в конце Псукей дезимра, Анъим змирот и Шир айихуд в завершение субботней молитвы и многие, многие другие. Состоит оно вот в чем. Когда мы решаем поведать о величии Б-га, нам запрещено прибавлять что-либо к установленным формулам. Мы знаем это из приведенного в Талмуде (Брахот 33б) резкого высказывания раби Ханины, который, выслушав длинную молитву одного из учеников, спросил его иронически: «Ты уже перечислил все восхваления своего Господина?» То есть раби Ханина понял, что этот ученик занимался только перечислением Б-жественных достоинств, и именно поэтому отреагировал отрицательно. Но те гимны, те прославления, которые произносятся из-за страстного душевного стремления к Нему, мы можем петь, сколько пожелаем. Обрати внимание: в самом начале Анъим змирот мы сами говорим это: «Я буду петь прекрасные гимны… ибо к Тебе стремится моя душа. Душа моя жаждет… сердце мое горит любовью к Твоим ласкам, и поэтому (то есть: из-за этого) я буду говорить о Твоем величии». Мы собираемся не нанизывать похвалы Всевышнему, а поведать о той искре, которая горит внутри нас. Главное для нас — не смысл и не простое значение произносимых слов, а наша еврейская душа, которая их обволакивает. Чтобы передать содержание гимна, хватило бы двух-трех слов, но чтобы выразить высшую душу, высоко над ними вознесенную, приходится говорить и говорить!

Когда человек просто повествует о славе и величии Б-га, он похож на глашатая, сообщающего всем, что в таком-то месте горит яркий костер. Но когда человек произносит прочувствованный гимн о Его славе, он как будто приносит от этого костра маленькую искорку сюда, к нам. В нем просыпается особенная зоркость, свойственная «сыновьям пророков», и какую-то часть ее он являет миру в своей песне, изливающейся из глубины души. В книге Шмуэля (I, 10: 10) рассказывается: «И вот, собрание пророков перед ним; и сошел на него дух Б-жий, и он стал пророчествовать среди них». Таргум — перевод Писания на арамейский язык — пересказывает это так: «И на него опустился пророческий дух от Б-га, и он стал прославлять Б-га среди них». То есть в этом человеке пробудился дух «сыновей пророков», и с обновленной душой он взглянул вокруг, увидел искру Б-жественного великолепия, и его это так нестерпимо взволновало, что он, сам того не желая, заговорил об этом и начал, прославляя Б-га, выражать свои чувства. Конечно, пророчество этим не исчерпывается, но мы же сейчас говорим не о настоящем пророчестве, а о проявлении духа «сыновей пророка», который дремлет внутри каждого еврея!

[1] Кстати, здесь вот еще что важно. Сами эти доказательства из Гемары, слова о том, что «великий человек что-то сказал и так далее», могут лишь доказать нам, что мудрецы тоже располагают пророчеством этого вида. Но как доказать, что они еще и «предпочтительней пророков»? В этом нам поможет то рассуждение, которое ты только что изучил. Поскольку доказано, что мудрость наших великих людей коренится не в человеческом разуме, а основана на пророчестве, получаемом свыше, тем самым очевидно, что она находится на более высокой ступени, чем собственно пророчество. Об этом — слова Зоара, по которым мудрецы черпают из источника высшей мудрости, а пророки — из сфирот нецах и од.

[2] Мы должны здесь предостеречь тебя от важной ошибки. Ты не должен думать, что те «раздумья», о которых мы здесь говорим и которые вырастают из частей души, называемых руах и нефеш, — что эти раздумья суть проявления заключенной в человеке способности понимать. Дело в том, что способность понимать, бина, — это всего лишь продолжение обычной мудрости, и она не может дать человеку ничего, кроме того, что в состоянии дать мудрость. А под раздумьями здесь мы имеем в виду особую работу, которая не обязательно связана именно с мудростью. Это, скорее, своего рода воображение, способность вызывать перед мысленным взглядом разные образы: дома, человека и так далее, а также мысленные конструкции, не имеющие образа, например, желание сделать кому-то хорошее или воспоминания о том, что говорил товарищ. Такие размышления могут возникать даже во сне, когда мудрость, как правило, спит, а работает лишь память и сила воображения. Наш великий учитель, благословенной памяти, в книге Боне Йерушалаим написал, что эти размышления принадлежат той части способности понимания, которая управляется сфирой малхут, когда основы душевных качеств уже проявлены, и теперь человек использует их для мыслей о любви или ненависти. А сны человека, как правило, следуют его душевным склонностям, в особенности, если они берут начало в тайных желаниях. А если в последние дни никакие эмоции не возникали, то и сны будут легкими или вообще прекратятся. Душевные качества пробуждают размышления, а те, в свою очередь, пробуждают более глубокие душевные качества, доходя до самой их основы, до нефеша. И чем больше человек думает о своих друзьях или врагах, о том хорошем или плохом, что они ему сделали, тем сильнее проявляется его любовь или ненависть.

[3] Имеется в виду раби Шнеур Залман из Ляд (Алтер Ребе) — первый глава хасидов Хабада (прим. ред.).

Печатается с разрешения издательства «Швут Ами»