Перевернутые буквы 6. Тфилин

Йорам протянул прозрачный пакет и глядя мне в глаза многозначительно сказал: «Это тебе!» Я стал рассматривать содержимое. В пакете лежали черные коробочки, обкрученные черными же полосками кожи. Краска на коже блестела, все было новым. «Это тфилин, — добавил Йорам. — Теперь они твои!»

Я принес пакет домой и осторожно положил в ящик письменного стола. Коробочки с первого момента вызывали у меня чувство почти мистического страха. Я к ним не прикасался. Иногда, открывая ящик стола , смотрел на пакет, но ни разу за год не достал. Накладывать их? Такое мне в голову не приходило, да и Йорам не интересовался, что я сделал с его даром.

Прошел год, может больше. Иногда я ездил в Москву к своим новым знакомым. В одну из таких поездок захватил с собой тфилин. Меня привели в дом к Боре Шухману. Он умел писать мезузы, и мне сказали, что он сможет проверить мои тфилин.

У Бори в гостях был религиозный еврей из Англии, хасид с длинными пейсами в черном и не менее длинном сюртуке. Видеть такого человека в Москве было необычно. Он пил только чай с лимоном, отказывался от любой еды, которую ему предлагал хозяин дома. Боря уверял гостя, что в его доме еда вся кошерная, и что его мама специально готовит для него. Уговоры не помогали.

Гость из Англии со стаканом чая в руке подошел ко мне: «Я возьмусь проверить твои тфилин, только если ты пообещаешь, что будешь их использовать и начнешь надевать каждый день». К этому времени мой страх перед черными коробочками сменился интересом, я постепенно приближался к исполнению заповедей, собирался ходить в синагогу. Поэтому я пообещал, что как только получу тфилин исправленными, немедленно приступлю к выполнению заповеди.

Хасид отставил стакан с чаем, осторожно скальпелем вскрыл коробочки, проверил тексты, которые лежали внутри. Потом попросил у Бори что-то принести. Боря из шкафа достал коробку из-под обуви. В ней было много необычных вещей: куски пергамента, свернутые тексты для мезуз, тексты Торы в виде маленьких трубочек, которые помещают в тфилин. Он выбрал несколько, открыл их, расправил, внимательно просмотрел, что-то исправил в одном из них, свернул и вложил в мои тфилин. После этого прошил ниткой по краям, закрывая коробочки.

Вся процедура заняла у него почти час. Затем протянул мне тфилин и приказал: «Таавод! Работай!»

Получив исправленные тфилин, я по возвращению в Ригу утром отправился в синагогу. Там меня встретил радостный голос одного из стариков: «Ты наш золотой, голдене, десятый!» И я почувствовал себя очень важным. Ведь без меня не было бы молитвы. А я пришел — и вот, мы можем начать. Меня ждали. Я нужен людям. Я — нужный еврей.

На следующий день я опять пришел в синагогу, и опять получил от одного из стариков радостное приветствие: «Голдене наш, золотой. Десятый!» Опять без меня не получилось бы молитвы! Я ощутил себя незаменимым и каждое утро старался приходить в синагогу. Судьба сделала мне подарок, показала, что я нужен и незаменим. А теперь как все, работай. Работай!

Тфилин я взял с собой в Израиль, оставив друзьям все остальное религиозное имущество. Сидуры, талит, книги, подсвечники, словари. Мне казалось неправильным везти в Израиль то, что там можно легко купить в любом магазине религиозных принадлежностей. В Риге это нужно оставшимся людям!

Тфилин я всетаки забрал. И в Вене, где мы проведем один день, мне нужно помолиться, и в Израиле вряд ли у меня будет возможность в первое время купить новые.

Через три года жизни в Иерусалиме мы переехали в Офаким, небольшой город в Негеве. Я начал ходить на молитву в синагогу местной общины, которую возглавлял рав Пинкус.

Через какое-то время ко мне подошел один из молящихся там молодых людей, Гедалья Гринфельд, и очень деликатно сказал, что он обращается ко мне по просьбе рава Пинкуса. Уважаемый рав советует мне поменять тфилин, и что он может в этом посодействовать. Мое уважение к раву Шимшону Пинкусу было очень велико. Я понимал, что если мои тфилин привлекли его внимание, то стоит прислушаться к мнению авторитета. Рав Гринфельд помог мне заказать тексты у хорошего специалиста, коробочки у другого — и через неделю я уже надевал новые, а старая пара вернулась в знакомый ящик письменного стола, который перенес морское путешествие и оказался в нашей квартире в Негеве.

До звонка Фимы, который просил прислать ему талит. Ведь по субботам он ходит в синагогу и без талита чувствует себя там неловко. Ого, Фима ходит в синагогу? Это было для меня интересной информацией. Еще в Риге я делал попытки поделиться с ним своими знаниями о еврейской традиции, но моих усилий было явно недостаточно. Кем я был в его глазах?

Всего лишь мужем младшей сестры — видимо, таким же глупым, как и сама сестра. Ну, что нового они могут рассказать математику, кандидату наук, научному сотруднику университета о смысле жизни и о Творце? Я пытался пробить стену непонимания тяжелой артиллерией и притащил как-то к Фиме приехавшего к нам московского учителя иврита Зэева Гейзеля, тоже математика, программиста. Надеялся, что они поговорят на одном языке, но в ответ услышал через несколько недель, что я притащил к нему какого-то хулигана.

И вдруг кто-то сумел сделать то, что мне не удалось в свое время. Фиме понадобился талит.

— Может тебе и тфилин прислать? У меня есть старые еще из Риги! — Пожалуйста, сделай то, о чем тебя просят! Мне нужен талит. — Талит так талит, буду делать только то, о чем…

Через несколько дней Фима позвонил еще раз.

— Спасибо, я получил талит, — сказал он. — А где тфилин?

У меня пропал голос, я их потерял, все слова…

— Тфилин? Но ведь ты сам…

— Ты мне обещал прислать тфилин тоже.

— Понимаешь, это займет несколько дней, я их должен проверить. У меня есть пара, которой я пользовался сам несколько лет… Это займет некоторое время.

— Постарайся, они мне нужны.

Из нашего разговора я понял, что от визитов в синагогу по субботам Фима перешел к ежедневным. Я был рад за него и отправился по адресу, который мне дал кто-то из знакомых. Целью было проверить старые тфилин, которые рав Пинкус посоветовал сменить. Вдруг их еще можно использовать?

Мои опасения сразу начали оправдываться. Сойфер, увидев, что я ему принес, безнадежно махнул рукой и спросил:

— Откуда они у тебя?

— Когда я еще жил в Союзе, мне там их дали. Посмотрите их. Может, можно исправить и использовать, мне нужно для моего родственника, а покупать новые он пока не в состоянии.

— Вряд ли. Это из армии, там такие раздают бесплатно в армейском рабануте. Обычно очень низкого качества и с ошибками. Коробочки из дешевой кожи. Поэтому их легко было получить здесь, чтобы отвезти вам туда. Давай я проверю, но почти уверен, что чинить там нечего.

И он, взяв нож, начал вскрывать коробочки, разрезая кожу.

— Не удивляйся, — сказал мне, — их больше нельзя использовать, поэтому я так их открываю. Сейчас посмотрим тексты, но и они наверняка никуда не годятся.

Так, разговаривая со мной, сойфер вскрыл мои старые тфилин, выковыривая из них свернутые в трубочку тексты, развернул их и начал просматривать. Взгляд пробежал по строчкам один раз, задержался, еще раз… Он внимательно посмотрел на меня. Его взгляд выражал удивление.

— Это замечательно написанные тексты. Как хорошо, что я случайно их не повредил, открывая коробочки. Откуда они тут, в таких тфилин? Может, их поменяли, ты не помнишь?

И тут я вспомнил поездку в Москву, хасида, который долго сидел над ними, что-то меняя и исправляя в этих самых тфилин, его вопрос в начале и пожелание, вернее , почти приказ — «Работай!» — в конце.

— Тогда я беру эти тексты и вставляю в новые коробочки. Завтра приходи, сможешь забрать.

Через неделю Фима получил свои тфилин.

Надевает он их сейчас или заказал себе новые?

Не знаю, надо как-нибудь спросить.