От Центрального парка к Синаю 30. Справляясь с болезнями и неприятностями

Существует и другая сторона жизни.

«Всему свое время, и свой срок всякой вещи под небесами: время рождаться и время умирать… Время плакать и время смеяться…» [1]

Как следует вести себя, когда кто-либо испытывает трудности и неприятности?

В особенности мне памятны те дни, когда я сопровождал Зейде на похоронах. Его всегда просили выступить, и вскоре я понял почему. Об этом просили не только потому, что все любили его и нуждались в его утешении. Дело в том, что на похоронах он вел себя особенно, как вели себя в древности: с праведностью, какой не сыщешь в нашей современном, бесплодном окружении. Больно видеть, как повлияла на нас культура тех стран, куда забросило нас изгнание, многовековое рассеяние по всему свету. Но Зейде производил впечатление человека, который жил тысячи лет тому назад.

Он плакал.

Независимо от того, были ли это похороны человека, которого Зейде знал сорок лет или всего только неделю, он всей душой сочувствовал горю, постигшему семью покойного. Зейде всегда, без единого исключения, плакал во время своего выступления на похоронах. Ему и в голову не приходило смущаться из-за этого. Душевное волнение Зейде передавалось семье покойного, вызывало глубокие ответные чувства, сопереживание членов семьи. Все это завершалось духовной разрядкой, катарсисом, возникавшим под действием плача.

Зейде вел себя несколько необычно и при посещении скорбящих членов семьи. Это послужило мне хорошим уроком. Я ожидал, что в период шивы он будет задерживаться в семье скорбящих на продолжительное время. Когда это было действительно необходимо, он так и поступал. Но в большинстве случаев он приходил и почти сразу уходил. Во время визита он находился в очень напряженном состоянии. Он плакал вместе с членами семьи, и им казалось, что прилетел ангел, желающий их успокоить. Через несколько минут он исчезал. Он полностью отдавался своему делу, но не мог тратить время впустую. Завершив то, что считал необходимым, он немедленно переходил к исполнению следующей мицвы. Казалось, им движет знание того, что в его распоряжении лишь очень ограниченное время для выполнения порученных ему в этом мире дел.

Однажды я провожал Зейде на кладбище, где он собирался купить участок для себя и членов своей семьи. Ребецин Юнграйс рассказывала мне, что Зейде отказался от мысли быть похороненным в Израиле: в этом случае дети не смогут посещать его могилу, когда захотят. Ради своей семьи он пожертвовал даже возможностью обрести вечный покой в Земле Обетованной.

Я вспоминаю, как мирно выглядело место, где было распложено кладбище.

Какой далекой казалась тогда кончина Зейде!

На его долю выпало в жизни очень трудное испытание, связанное с тяжелой болезнью. Но я также помню, как он переживал, когда Мама легла в больницу. В течение ее продолжительного отсутствия атмосфера в их доме изменилась. Зейде, как обычно, сидел в своем кресле, и казалось, что все в доме было, как прежде — если не замечать того, что все было другим. Мрачность была почти осязаемой. Я вспомнил одно место в Мидраше [2], в котором рассказывается об очень похожем событии. Когда наша прародительница Сара скончалась, горевший в их шатре от Шабата до Шабата огонь погас; он не зажигался до тех пор, пока в шатер не вошла Ривка. Мама вносила свет в дом, и лицо Зейде отражало его. Но нет больше Мамы, чтобы зажигать свет, и сияющее лицо Зейде покинуло нас.

Обратите теперь внимание, пожалуйста, на особенности жизни раби Мешулама Алеви Юнграйса, ныне покойного мужа Ребецин. Его семья погибла в глубинах европейского мрака, во время Катастрофы. Его мать отказалась спать в кровати после того страшного дня, когда нацисты арестовали ее старшего сына. Погибли семь братьев и сестер Раби. Он был свидетелем пыток и изощренных издевательств в мире, сошедшем с ума. Однако он никогда не казался подавленным, угнетенным, с его лица не сходила улыбка. Кто знал, что ему пришлось увидеть на своем веку? Кто знал, какой камень лежит на его сердце? Если он с трудом сдерживал рыдания, мы этого не замечали. Нашему взору открывалась только его доброта и любовь к людям.

Когда Раби положили в больницу, его мучили боли; до смерти осталось всего несколько дней. Но он не жаловался на свое здоровье. Он говорил лишь об одном:

«Отсюда я не могу поддерживать связь с людьми».

Вот что его волновало.

Наша синагога поместила в газете Нью Йорк Таймс следующий некролог:

Община Ор Тора скорбит о кончине нашего дорогого основателя и лидера, раби Мешулама Алеви Юнграйса. Раби Юнграйс чудом поднялся из пепла Катастрофы и продолжил дело благочестивой династии своих венгерских предков. Человек, который был свидетелем стихийной, неконтролируемой ненависти и жестокости, обладал врожденным чувством сострадания и любви к людям. Он открыл Америке величие европейского иудаизма, основанного на Торе, и создал условия для его расцвета на земле Лонг Айленда. Здесь, в первой ортодоксальной общине Восточного побережья США, учение Торы укоренилось и дало новые ростки. О его заботе и внимании к страданиям людей, о его любви к Эрец Исраэль и народу Израиля ходили легенды. Он учил поколения американских евреев понимать значение самоотверженности и преданности Торе. В течение тридцати двух лет он уверенно вел нашу общину через все препятствия на ее пути. Он был нашим руководителем, нашим советчиком, нашим учителем, нашим отцом. Потеря человека, обладавшего таким величием души, невосполнима.

Обратимся к вопросу о том, как следует противостоять появлению болезни? Вот следующая история.

Роза вошла в галерею нашей синагоги с испуганным выражением лица. Ее муж, Генри, сел в зале синагоги. Я сразу подошел к нему и поздоровался.

Оба они были перепуганы.

Несколько месяцев тому назад они гостили в семье своей дочери. Ночью Генри проснулся от шума и увидел, что Роза бьется в конвульсиях.

Ошеломленный увиденным Генри разбудил дочь и ее мужа. Розу отвезли в больницу. Проведенное там обследование подтвердило их худшие опасения: у Розы обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль мозга.

Она услышала классический «приговор»: «Вам осталось жить только шесть месяцев».

Роза и Генри были напуганы заявлением врача. Они жили в каком-то сумеречном мире, двигаясь вперед в воображаемой очереди за смертью. Жизнь стала похожа на смерть, без надежды на существование в этом мире и без веры в Мир Грядущий.

Друзья и «эксперты» по болезням говорили им, что следует просто примириться с диагнозом врача и радоваться жизни, пока они еще вместе. Но эти советы повергли Генри и Розу в еще большее уныние. Кто может радоваться жизни, стоя в очереди за смертью?

Потеряв всякую надежду на улучшение ситуации, они впали в отчаяние. Вокруг них все теснее смыкались стены невидимой тюрьмы. Те, от кого можно было ожидать помощи — врачи и друзья — покинули их. Они не знали, что делать, и бесцельно перемещались с место на место, подобно Каину, которому было суждено блуждать по лицу земли.

Ничто в мире не происходит случайно. Когда человек впадает в отчаяние, ему может показаться, что он попал на дно глубокой ямы. И он начинает кричать, взывать к высшим силам, чего никогда не делал прежде.

В таком блуждающем беспомощном состоянии они попали в нашу синагогу. Может быть, думали они, все-таки есть Б-г, есть Высшая сила, и она «выше» приговора врача.

Мы побеседовали с ними, и вскоре Роза и Генри пришли в Инени послушать, как ребецин Юнграйс ведет свой еженедельный класс. В этом классе Ребецин читает недельную главу Торы, и каким-то образом содержание главы всегда оказывается актуальным, «попадает в цель». Я поражаюсь, как это получается, что Ребецин обсуждает с учениками именно то, что у них в этот момент на уме.

Люди, впавшие в отчаяние, боящиеся смерти, способны на многое. Они даже в состоянии отказаться от концепций, которых придерживались всю жизнь. Отчаявшиеся люди мечтают найти спасителя их жизни.

Поскольку Розе и Генри нечего было терять, а приобрести можно было все, они решили погрузиться в изучение Торы. Они стали соблюдать Шабат, кашрут, а Роза прыгнула (ну, хорошо, погрузилась) в воды микве, и в свои «сорок с чем-нибудь» лет стала исполнять непреходящие законы чистоты семейной жизни. Ребецин порекомендовала Розе читать каждый день несколько актуальных для нее псалмов, и та читала их с религиозным рвением, рожденным отчаянным желанием жить.

Роза и Генри стали самыми надежными членами нашей общины. Они регулярно посещали классы Ребецин и служили примером всем остальным.

Вскоре подошел срок очередной проверки состояния Розы. Все боялись этого момента. С помощью Ребецин удалось найти нового врача, не только ведущего специалиста в области нейрохирургии, но и настоящего человека, аменш, сочувствующего тяжелому моральному состоянию Розы и не изображавшего из себя всесильное божество.

В течение нескольких месяцев Розе регулярно проводили сканирование мозга. Каждое последующее обследование показывало увеличение опухоли. Роза страдала от невыносимых головных болей. Иногда, в интервалы между приемом лекарств, Роза не могла выполнять даже самые обычные действия, необходимые в повседневной жизни.

Дрожа от беспокойства, Роза вошла в лабораторию, где проводили сканирование.

После проведения обычной процедуры обследования медицинская сестра, к удивлению Розы, отвела ее в сторону.

«Миссис Гольдберг, нам придется провести еще один сеанс сканирования».

«Ч-ч-что-нибудь неладно? Что случилось?»

«Пожалуйста, успокойтесь. Доктор обсудит с вами результаты обследования».

Все тело Розы напряглось от волнения. Какую ужасную вещь увидели они?

Через несколько минут, показавшихся вечностью, Розу пригласили в кабинет доктора.

«Здравствуйте, миссис Гольдберг. Пожалуйста, садитесь. У меня есть для Вас кое-какие удивительные новости».

К горлу Розы подступил комок.

«Мы не можем этого объяснить, но мы действительно не видели ничего подобного у больного в такой продвинутой стадии болезни. У нас возникли проблемы с нахождением у Вас опухоли. Точнее говоря, мы не можем найти эту опухоль. Ее там нет. Она, несомненно, была там несколько недель назад. Сегодня ее там нет. Я не могу найти этому объяснения. Может быть, ребецин Юнграйс сумеет это сделать».

Роза сидела, не шелохнувшись, молча. Она была не в состоянии усвоить услышанное. Она сидела с каменным лицом. И вдруг из ее глаз ручьем полились слезы… совсем, как в известном рассказе Торы о скале в пустыне, из которой после удара Моше полилась вода. Слезы лились, и их нельзя было остановить. Это были слезы радости, слезы обретения жизни.

И действительно, опухоль мозга у Розы исчезла. Примерно в то время, когда Розе врачами был вынесен «смертный приговор», она услышала «приговор о жизни», исходивший от Небесной Силы. Ее продолжали лечить, потому что приходилось иметь дело с угрозой возвращения болезни, но Роза ожила, обрела былую активность. Роза и Генри вернулись к «нормальному» состоянию, но оно было иным, чем прежде; теперь они во всех отношениях жили еврейской жизнью. Они стали Ривкой и Хаимом, обрели надежду на жизнь в этом мире и на существование в Мире Грядущем. Ничто не могло поколебать их уверенности в избранном ими пути, и они чувствовали в себе силу, которой никогда не обладали раньше.

[1] Коэлет 3:1—4

[2] Цитировано Раши в его комментарии к Берешит 24:67

с разрешения издательства Швут Ами