От Синая до наших дней. Сефардская традиция

Начало так называемой сефардской традиции положили «четыре пленника», о которых рассказывалось в предыдущей главе. Сфарад на иврите значит Испания; под выражением «традиция Сфарада» (она же сефардская) понимается вся та традиция, которая в последующем была распространена по еврейскому миру выходцами из Испании. Но изначально формировалась она не только на Пиренейском полуострове. Почти все общины Северной Африки также входили в сферу ее влияния. Главной характеристикой эпохи для данного региона была терпимость мусульманской культуры, переживавшей расцвет, ко всем тогдашним новым веяниям. Эпоха арабских завоеваний кончилась. Наступил бурный этап становления и расцвета. Переводились древнегреческие авторы, появились собственные блестящие философы, ученые, медики, развивалась арабская поэзия. Евреи участвовали во всех этих процессах. И мавры (так принято называть мусульман этого региона) поощряли деятельность евреев во всех областях, в том числе чисто национальных.

Мы помним, что одного из «четырех пленников», раби Моше ( вместе с его сыном раби Ханохом), выкупила из рук морских пиратов еврейская община испанского города Кордова. Обретя свободу, отец и сын, как и подобает мудрецам, первым делом отправились в местную ешиву (скорее всего в ту, что впоследствии получила громкое название Главной — «Ла Примера Академия»). Шел урок, глава ешивы раби Натан пытался растолковать ученикам сложный отрывок из трактата Йома. Отрывок не поддавался удовлетворительному объяснению, завязалась дискуссия. Сидевший не в первых рядах раби Моше выслушал все высказанные предположения, а потом… попросил слова. И с блеском дал настолько глубокий и обоснован­ный анализ этого отрывка, что все присутствующие, пораженные знаниями незнакомца, обрушили на него все вопросы, на которые у них не было ответов до сих пор. Раби Моше без труда ответил и на них. И тут произошло неожиданное: глава ешивы, раби Натан, встал со своего места и уступил его мудрецу, повторив поступок ученых семьи Бней Бейтера, которые в свое время признали превосходство Илеля (см. Главу третью в Первой части). А сам перешел в ряды учеников, или, как говорят, «сел у ног учителя».

Раби Моше и его сын раби Ханох превратили Кордову в еврейский духовный центр Испании. У раби Ханоха учился один из самых ярких и выдающихся представителей испанского еврейства — Шмуэль Анагид ( нагид — по-еврейски властитель, такое имя он получил в зрелые годы). Завершив учебу, еще будучи молодым человеком, Шмуэль поселился в Гранаде, где зарабатывал на жизнь каллиграфией. Через некоторое время великий визирь, случайно увидев его красивый почерк, назначил его своим постоянным секретарем, но вскоре, убедившись, что новый секретарь обладает выдающимися способностями практически во всех областях, решил передать ему все свои дела по управлению страной. Умирая, визирь завещал Шмуэлю свой пост. Эмир Гранады утвердил это назначение. Так вчерашний ученик ешивы, Шмуэль Анагид, стал всемогущим правителем при дворе гранадского эмира, уподобившись библейскому Йосефу, который из рук фараона получил власть над всем Египтом.

На новом посту раскрылись все таланты его многогранной личности. Оказалось, что он не только проницательный и опытный политик, не только искусный дипломат, удачливый полководец и покровитель ремесел и торговли, но также поэт, грамматик, оригинальный мыслитель и специалист во многих отраслях естественных наук. При описании его деятельности трудно удержаться от восторженных эпитетов. Он был именно тем правителем, о котором в любую эпоху и в любой стране мечтают творцы и ремесленники, ученые и художники, банкиры и просто трудовой люд. По всей Испании гремела слава о его меценатстве, к нему в Гранаду стекались творческие люди, посвятившие себя науке и искусству, зная что найдут у великого визиря материальную поддержку. Коротко о нем можно сказать — выдающийся лидер, появившийся в выдающееся время для своей страны. То был век высшего подъема испанской культуры, поэзии и языка. И евреи внесли в этот подъем свой необычайно большой вклад. Но первым среди еврейских интеллигентов (в самом хорошем значении этого современного нам слова) был блистательный Шмуэль Анагид.

Мы только что в самых восторженных тонах описали деятельность этого человека. Так историки и пишут о нем в своих сочинениях. Но при этом они обычно забывают упомянуть о самом главном, без чего, наверное, не состоялась бы эта личность, — о том, что все разносторонние таланты и занятия были для раби Шмуэля Анагида делом второстепенным, лежащим на периферии его интересов и забот. Основным его интересом была открытая им в Гранаде большая ешива, в которой он передавал ученикам все, чему сам научился в Кордове. Скажите, где вы слышали о властном правителе, стоящем во главе государства с развитой экономикой, армией и общественной структурой, который, отрываясь от государственных забот, дает уроки Талмуда ученикам, им же отобранным в результате экзаменов? Причем, заметьте, он не выращивал из своих учеников политических деятелей, преемников на государственном посту, а давал уроки, подобные тем, что можно прослушать в нынешних ешивах. Он передавал знания, полученные по цепочке от предыдущих поколений. И это занятие — передачу Торы — он считал главным делом своей жизни. А параллельно писал книги. Впрочем, из его многочисленного литературного наследия до нас дошло лишь «Введение в Талмуд», очень важный дидактический труд для начинающих.

Но оставим Кордову и переедем в Кайруан, второй важный исторический центр «сефардского» еврейства, крупный город в Тунисе. Мы помним, что в Кайруан попал второй из «четырех пленников» — рабейну Хушиель. Самым видным его учеником был его сын, рабейну Хананель, известный своим комментарием к Талмуду, в котором, помимо разъяснения сути талмудической дискуссии (Гемары), приводятся окончательные выводы вавилонских гаонов, а также его отца. Для последующих поколений мнение рабейну Хананеля часто оказывалось решающим, поскольку оно опиралось на твердую, проверенную традицию, восходящую к глубокой древности. Кстати, стоит упомянуть, что подлинники его трудов долгое время считались утерянными и были обнаружены лишь в 19 веке; до этого с его мнением знакомились по цитатам средневековых авторов. В современных изданиях для этого комментария отведено место на самой кромке листа, в центре которого дается Гемара.

У рабейну Хананеля учился раби Ицхак бен Яаков (1013—1103), прозванный Аль-Фаси (или сокращенно Риф), что означает «из Феса», по имени его родного города в Марокко. О нем можно сказать, что именно он основал сефардскую традицию и был ее первым учителем. Сотни последователей получили знания непосредственно от него, но еще большее число еврейских учителей черпало мудрость из его книги «Сефер алахот» («Книга законов»). В сегодняшних изданиях Талмуда она печатается в конце каждого тома, вместе с комментариями более поздних ученых. В методическом отношении этот труд напоминает «Алахот гдолот» раби Шимона Кайры. В нем Аль-Фаси приводит дискуссию между мудрецами в том же порядке, в котором она изложена в Талмуде, но в сокращенном виде, без аргументов. Процитировав и коротко разъяснив мнения, высказанные в Талмуде, автор устанавливает алаху по одному из них. Таким образом, его книга представляет собой как бы сокращенный вариант Талмуда, облегчающий его изучение. Одновременно она является сводом законов, пригодным для практического применения.

В возрасте семидесяти лет Риф был вынужден перебраться в Испанию. Там на протяжении двух десятилетий он продолжал преподавательскую деятельность. Среди его новых учеников выделялся молодой человек по имени раби Йосеф Алеви ибн Мигаш, или сокращенно Ри-Мигаш (1077—1141), которого, несмотря на молодость, поскольку ему было всего 26 лет, Риф назначил своим преемником на посту главы ешивы. Кстати, собственный сын Рифа тоже был крупным ученым и к тому времени пребывал в достаточно почтенном возрасте. Все же учитель предпочел передать руководство ешивой не ему, а более перспективному и талантливому человеку. До нас дошли комментарии Ри-Мигаша на талмудические трактаты «Бава Батра» и «Швуот». Судя по ним, Риф не ошибся в своем выборе.

В ешиве Ри-Мигаша училось много незаурядных личностей. Одной из них был потомок видной раввинской семьи из Кордовы — раби Маймон. Однажды он привел к учителю своего шестилетнего сына Моше, чтобы великий талмудист благословил его. Много лет спустя, когда сын раби Маймона вырос и превратился в известного всему миру великого ученого, он утверждал, что всеми своими достижениями обязан благословению, полученному от праведника и мудреца. Звали того великого ученого Рамбам (аббревиатура полного имени — раби Моше бен Маймон; вне мира Торы он известен под именем Маймонид).

Значение Рамбама в жизни еврейского народа переоценить невозможно. Все возвышенные эпитеты применительно к нему кажутся жалкими и лишь приблизительно отражающими величие этой гигантской личности. Наиболее завершенной и краткой характеристикой его гениальности может служить надпись на его могиле в Тверии: «От Моше до Моше не было никого, подобного Моше». T. е. от пророка Моше и до Моше бен Маймон не было равных им по величию.

Рамбам

Рамбам родился в 1135 году в Кордове, когда уже заканчивалась безоблачная пора мусульманской веротерпимости. Вскоре после его рождения из-за притеснений религиозных фанатиков семья покинула родной город. Долгие скитания привели раби Маймона и его родных в Фес (они тем самым проделали путь, обратный тому, что совершил Риф, мудрец из Феса), а затем — в Святую землю, Эрец Исраэль. Но и там им не удалось устроиться — теперь уже из-за непрерывных войн между мусульманами и крестоносцами. Семья переезжает в Каир. Вскоре ее глава, раби Маймон, умирает. Младший из братьев, раби Давид, решает заняться морской торговлей, неплохо на этом зарабатывает и дает возможность старшему брату, раби Моше, целиком отдаться изучению Торы. Но происходит несчастье — корабль, на котором плывет раби Давид со своими товарами, тонет в море. На плечи Рамбама ложится забота по содержанию не только своей семьи, но и семьи погибшего брата. Занятия Торой приходится совместить с получением профессии, поскольку Рамбам, в то время уже крупный и известный талмудист, считает невозможным зарабатывать на знаниях Торы. Он выбирает профессию врача и преуспевает в новой для себя области на столько, что становится личным врачом Каирского султана.

Работа, а также заботы о нуждах еврейской общины Каира отнимали у Рамбама почти все время, на учебу оставались только ночные часы, но благодаря удивительной трудоспособности и упорству Рамбам сумел продолжить занятия и даже приступил к составлению книг. Еще во время скитаний он написал по-арабски комментарий к Мишне, перевод которого на иврит не потерял актуальности и сейчас. Но центральный его труд — «Мишне Тора» («Вторая Тора»). Писался он в Каире с 1177 года по 1187, т. е. ровно 10 лет, и представляет собой монументальный свод законов, охватывающий практически все заповеди Торы. Структурно он отличается от книги Рифа, поскольку материал в нем представлен не в том порядке, как излагается в Талмуде, а систематизирован по темам. В предисловии Рамбам сообщает, что причиной написания книги явились трудности в изучении Талмуда, требующие от учеников предельно ясного ума и напряжения всех сил. Лишь после многих лет упорной учебы человек может по-настоящему познать законы Торы и осмыслить, как их следует выполнять. Цель новой книги — сделать изучение алахи доступным каждому. Автор пишет: «Для того чтобы не было нужды ни в каких иных сочинениях о еврейских законах, мой труд включает в себя всю Устную Тору со всеми алахот, обычаями и гзерот, появившимися в период от Моше Рабейну и до составления Талмуда. Поэтому я и назвал его Мишне Тора , предполагая, что человек, изучающий Письменную Тору, может обратиться к моей книге и узнать из нее всю Устную Тору, не прибегая при этом к другим источникам».

Как и следовало ожидать, такой подход Рамбама вызвал резкое сопротивление среди современных ему ученых. Один из признанных авторитетов, раби Авраам Бен Давид (сокращенно Раавад, 1120-1197), написал критические замечания к «Мишне Тора», причем первое из них посвятил именно предисловию автора. Суть замечания сводится к протесту против самой идеи подмены Талмуда кодексом законов, которые к тому же приводятся без доказательств и ссылок на источники. Проблема в том, что у читающего может создаться ложное впечатление, будто он вполне понимает прочитанное. На самом деле, для того чтобы по-настоящему понять тему, надо быть истинным знатоком всего Талмуда. Ведь Рамбам это не последняя инстанция; но чтобы соглашаться с ним или не соглашаться, надо использовать всю ту информацию, которую он использовал при написании своего труда. А вся информация содержится только в Талмуде.

Следует признать, что изначальный замысел Рамбаму не удался — своим трудом он не заменил ни Талмуд, ни комментарии к нему других мудрецов. Но «Мишне Тора» по-прежнему стоит на еврейской книжной полке — рядом с Талмудом! Не заменив его, но дополнив. Изучающие Тору используют книгу Рамбама двояко: раввины, выносящие алахические постановления, принимают во внимание мнение Рамбама как одного из самых великих знатоков закона; другим она служит комментарием к Талмуду, источником еще одного взгляда на то, как понимать написанное в нем. Причем составлялась эта книга, заметьте, отнюдь не как комментарий. Тем не менее, из алахических выводов Рамбама почти всегда можно выяснить, как он понимал то или иное место в Талмуде, и сопоставить его точку зрения с пониманием других толкователей. Любопытно, что этот труд ныне зовут иначе, не так как его назвал автор — «Мишне Тора». Может быть, из-за того, что не все согласились с его целью. Чаще используют другое название — «Яд ахазака» («Сильная рука»; еврейское слово яд, рука, имеет числовое значение 14, что указывает на число разделов в книге).

Умер Рамбам в 1204 году. Похоронили его в Тверии, на севере Эрец Исраэль. Кроме собственного сына, раби Авраама, он не оставил выдающихся учеников. Зато, благодаря своим книгам, остался во всех еврейских поколениях великим учителем. За восемь столетий, прошедших с той поры, еще не появилось ученого, который бы достиг высокого уровня в знании Торы, не прибегая к труду раби Моше бен Маймон.

Комментарии к «Яд ахазака» составлялись крупнейшими авторитетами всех последующих поколений. Сегодня их насчитывается более трехсот. Самые известные и актуальные печатаются в одном томе с комментируемым текстом, параллельно ему, на той же странице. Назовем только два комментария «на Рамбама»: это «Магид мишне» и «Кесеф мишне». Последний составлен раби Йосефом Каро, известным автором другого великого труда — «Шульхан Арух» (о нем разговор ниже). Но не только эти комментарии нашли место на странице рядом с текстом Рамбама. Там же принято печатать и критические замечания главного его оппонента — Раавада.

Раавад, он же раби Авраам бен Давид, родился в Провансе, на юге Франции, где задолго до него уже существовала богатая талмудическая традиция. В тех же краях и в то же время жил другой мудрец с тем же именем — раби Авраам бен Давид, и его тоже сокращенно звали Раавад. Для нашей цепочки поколений нужен именно этот второй Раавад. Его знания и школа восходят не к сефардским, а к ашкеназским мудрецам, выходцам из общин стран Центральной Европы, прежде всего к Раши, о котором речь пойдет в следующей главе. (Поскольку сейчас мы ведем разговор о развитии традиции именно сефардской, то путешествие по времени, которому посвящена наша книга, на коротком участке истории придется повторить, чтобы рассказать и об ашкеназской ветви передачи Устной Торы.)

Одним из самым талантливых учеников великого Раши был рабейну Шмая. Так вот, сын рабейну Шмаи, раби Моше, в зрелые годы переселился в Прованс, где открыл свою ешиву. В этой ешиве учился раби Яаков Назир, будущий учитель нашего Раавада. Именно от него и воспринял Раавад не только аналитический подход к Талмуду, но и тайны Кабалы. Кабала — часть Устной Торы, передаваемая от поколения к поколению в скрытой форме. Это учение предназначено не для всех, а лишь для людей, развитых в духовном смысле, обладающих способностями для постижения внутреннего смысла Торы и для проникновения в тайны творения мира. Отцом сефардских кабалистов был Раавад.

Его сын, раби Ицхак Саги Неор (слепой от рождения), тоже плодотворно занимался Кабалой, как и его ученики, прованские мудрецы следующего поколения — рабейну Эзра, рабейну Азриэль и раби Натан. У них учился уроженец города Герона (испанская Каталония) — раби Моше бен Нахман (сокращенно Рамбан, 1194—1270), к которому мы сейчас и переходим.

Свою первую книгу Рамбан написал в пятнадцатилетнем возрасте. Не оставил он писательской деятельности в области талмудической науки и в последующие годы. Его труды снискали ему всемирную славу философа и крупнейшего знатока Торы. Упомянем об одном эпизоде из его богатой событиями жизни, может быть, самом известном. В 1263 году Рамбану пришлось принять участие в публичном диспуте с христианами, который был проведен по инициативе и при личном участии короля Арагона. Еврейский мудрец, которому эти прения навязали против его воли, вышел из испытания с честью. В знак одержанной победы король пожаловал ему денежное вознаграждение (300 монет). Однако монахи-доминиканцы пустили слух, будто победили они, и тогда Рамбан опубликовал протокол всех заседаний диспута, снабдив его своими замечаниями. Монахи этого только и ждали. Они тут же обвинили автора в злобных выпадах против христианской веры и добились сожжения его книги, вынудив Рамбана покинуть пределы Арагонского королевства. Протекция самого короля ему не помогла. За время долгих скитаний Рамбан составил замечательный комментарий к Пятикнижию, в котором, полемизируя с комментарием Раши, широко освещает проблемы истории, психологии и мировоззрения. Часто приводит он и кабалистические трактовки, полученные им от своих учителей, при этом, правда, предупреждая в предисловии, что если читатель не принял тайную науку из уст компетентного кабалиста, то он ничего в них не поймет. Умер Рамбан в Эрец Исраэль, которая стала последней остановкой на его жизненном пути. Похоронен в городе Акко.

Еще одна острая дискуссия — но теперь уже внутри еврейского мира — связана с именем двоюродного брата Рамбана, рабейну Йоной (тоже уроженцем Героны, 1180-1263). Дискуссия разгорелась вокруг философского труда Рамбама (раби Моше бен Маймон) «Морэ невухим», в котором тот широко использовал положения Аристотеля, наиболее популярного в ту эпоху древнегреческого мыслителя. Все, что в словах великого грека не противоречило основам иудаизма, было использовано Рамбамом в его собственных построениях. Однако не все мудрецы того поколения так же либерально относились к достижениям нееврейской мысли. Они нашли предосудительным подобное отношение к греческой философии, поскольку эта философия в целом отрицала наличие Всевышнего в научно-познавательной картине мира. Так как в Рамбаме они видели великого авторитета, то опасались, что, используя в своем труде мысли и аргументы «безбожного грека», он может вдохновить молодое поколение на увлечение модной в то время греческой философией, которая отрицает сам дух и букву иудаизма. Во главе противников труда Рамбама встал рабейну Йона. Вместе с единомышленниками он объявил херем (отлучение, бойкот) всем, кто изучает «Морэ невухим», а заодно читает книги Аристотеля. Страсти разгорелись. Следующим актом стало публичное сожжение книги Рамбама на одной из центральных площадей Парижа в 1238 году.

И вдруг наступает перелом. Из гонителя трудов Рамбама рабейну Йона переходит в лагерь его защитников. В чем дело? Через несколько лет после акта сожжения, учиненного евреями над еврейской книгой, происходит следующее. Лидеры церковного клира, долгое время пытавшиеся убедить монарха в том, что Талмуд якобы полон ужасных нападок на христианство, добиваются своего: король подписывает указ об аутодафе «еретического пасквиля». Рукописи Талмуда, конфискованные в еврейских общинах всей страны, свозятся на телегах в Париж и предаются огню на том самом месте, где недавно была сожжена «Морэ невухим». Рабейну Йона усматривает в нем нечто большее, чем гонение на евреев. В происшедшем он видит перст Небес, указывающий ему, что в своей борьбе против Рамбама он зашел слишком далеко. Раби публично раскаивается в том, что задел честь великого талмудиста, и дает обет посетить далекую Тверию, чтобы попросить прощения на его могиле.

Литературное наследие рабейну Йоны невелико, но очень ценно. Наиболее известны два его труда — «Шаарей тшува» и комментарий к трактату Мишны «Пиркей авот». Оба они относятся не к алахической составляющей Устной Торы, а к цельному учению, занятому такими вопросами как развитие личности, усовершенствование качеств души, освобождение человека от власти низменных страстей и животных инстинктов. Основы этого учения содержатся в Талмуде, но их подробная разработка началась только во времена рабейну Йоны, так что его книги стали основополагающими в этой области.

Рамбан и рабейну Йона заложили новую школу, из которой вышла целая плеяда ученых, прославившихся своими фундаментальными трудами по исследованию Талмуда. В то время, независимо друг от друга, разрабатывались два разных подхода. В Испании, находившейся под сильным влиянием гаонов, изучение строилось на традиционной интерпретации талмудической полемики, как было принято в вавилонских ешивах. Толкования Талмуда и алахические выводы, в готовом виде полученные испанскими мудрецами в письмах от гаонов, передавались из поколения в поколение и бережно сохранялись. В отличие от испанских коллег, ученые Германии, а также северных областей Италии и Франции, не имевшие регулярной связи с гаонами, были вынуждены разработать свои методы анализа текстов Талмуда, которые приводили их к совершенно новым выводам ( хидушим ), открывая то, что раньше скрывалось за этими текстами, но несомненно в них содержалось. Эти ученые опирались исключительно на логику рассуждений Гемары, не находясь в плену традиционной интерпретации.

Рамбан и рабейну Йона вдохнули новую жизнь в старую сефардскую традицию. Связующим звеном между Францией и Испанией был Прованс. И Рамбан, и рабейну Йона учились у прованских мудрецов, которые находились как бы на стыке двух миров, двух подходов к Талмуду — мира сефардского и ашкеназского. В результате обоим этим ученым удалось выработать новый синтетический метод. Заключался он в сочетании традиции гаонов с самостоятельным анализом, когда толкования, полученные в вавилонских академиях, не принимаются как сами собой разумеющиеся, а проверяются в свете анализа текста Гемары.

Перебравшись в Испанию, Рамбан сделал все, чтобы привить новый метод своим ученикам. В этот период был создан ряд трудов, ставших классическими. Не являясь комментариями к Талмуду, они представляли собой сборники хидушим — своего рода открытий, прозрений, которые только сейчас удалось выявить в талмудическом тексте и удачно интерпретировать. Наиболее значительными из этих трудов были сочинения самого Рамбана и его ученика, раби Шломо бен Адерет (сокращенно Рашба, 1235—1310), главного раввина Барселоны, учившегося главным образом у рабейну Йоны. Были и другие труды такого же уровня. В первую очередь это «Хидушей Ритва» раби Йом-Това ибн Асвили из Севильи, воспитанника Рашбы, а также актуальный по сегодняшний день комментарий на книгу «Алахот» Рифа, написанный его учеником, рабейну Нисимом бен Реувен (сокращенно Ран, 1290-1375), тоже из Барселоны, поражающий не только глубиной анализа, но и прозрачной ясностью изложения. Мы назвали четырех ученых, на книгах которых сегодня основывается исследование Талмуда и по которым учатся в современных нам ешивах. (Сюда надо добавить еще и Тосафот, но о них речь в следующей главе.)

С именем Рашбы связана еще одна яркая фигура в испанском еврействе — рабейну Ашер (сокращенно Рош, 1250-1327). Будучи уроженцем Германии, он сначала учился у раби Меира бен Барух из Роттенбурга (сокра­щенно Маарам, о нем — тоже в следующей главе, где разговор пойдет об ашкеназской ветви еврейской традиции). Гонения на евреев заставили его искать прибежище в Испании, где в то время антисемитизм почти не ощущался. Познакомившись с ученым, только что при бывшим из северных стран, Рашба понял, что перед ним — талантливый, перспективный исследователь высочайшего уровня, и тут же дал ему рекомендацию на место главного раввина города Толедо, где Рош и обосновался.

Ко времени его прибытия на новое место различия между ашкеназским и сефардским еврейством в методике изучения Талмуда почти нивелировались, проявляясь в основном в тексте и порядке тех молитв, которые были составлены в послеталмудическую эпоху. Мы уже говорили, что сефардский обычай ( нусах Сфарад ) полностью сформировался под влиянием гаонов. Упоминали мы и о том, что Сидур рава Амрама-гаона был послан из Вавилонии именно в Испанию. Со временем его текст ( нусах ) распространился в списках не только среди пиренейских общин, но стал признанным сборником молитв во всех странах рассеяния, находящихся под арабским владычеством: в Египте, Северной Африке и тем более в самой Вавилонии, — везде, где поддерживались постоянные контакты с гаонами. Однако порядок молитв и прочие введенные ими обычаи не распространились на Италию, Францию и Германию. Из книг крупных авторитетов ашкеназского еврейства мы знаем, что они переняли другой, более древний порядок молитв, принятый еще в Эрец Исраэль, и нововведения гаонов до них не дошли. Впрочем, некоторые современные ученые полагают, что Сидур, составленный в более позднее время другим гаоном, рабби Саадией, в какой-то степени повлиял на молитвенник, принятый в странах Центральной Европы ( нусах Ашкеназ ). Скорее всего, это верное предположение. Заметим только, что фонетические различия, например в мелодике чтения и в произношении отдельных букв (тав-сав, камац-комац, холам-хойлем и пр.), обозначились давно и предшествовали периоду, о котором мы сейчас рассказываем.

Итак, до прибытия Роша в Толедо различия между сефардской и ашкеназской традициями были не очень заметны. Отличались они друг от друга главным образом текстами и порядком некоторых молитв. Но незаметно начала обнаруживаться тенденция, которая могла привести к появлению нового серьезного различия между сефардами и ашкеназами. В чем она проявлялась? У множества испанских раввинов вошло в обычай решать все алахические вопросы на основании кодексов Рифа и Рамбама без учета мнений мудрецов Франции и Германии. Ашкеназские раввины, наоборот, почти не принимали во внимание мнение Рифа и Рамбама. Дело было не в принципиальном несогласии, а в географической удаленности центров друг от друга. Уроженец Германии, Рош, как видно, хотел уйти от такой однобокости и совместить оба подхода. По крайней мере эту попытку мы видим реализованной в его книге. В ней все рассматриваемые вопросы расположены в том порядке, в каком они обсуждаются на страницах Талмуда. В начале каждого параграфа Рош приводит отрывок из Талмуда, затем переходит к объяснениям, цитируя сначала Рифа, за ним приводит мнение Тосафот и Рамбама, иногда полемизируя с ними, иногда соглашаясь, а в конце излагает собственное мнение. Оно представляется нам как плод деятельности глубокого и ясного ума. Неслучайно во всех современных изданиях Талмуда книга Роша печатается сразу за трактатом Гемары, предшествуя всем остальным комментаторам (вклю­чая Рифа и рабейну Нисима).

Сын рабейну Ашера, раби Яаков (1270-1343), прославился своей книгой «Арба турим», в которой продолжена линия, начатая его отцом. Строго говоря, книга представляет собой полный кодекс алахи, но без законов, касающихся службы в Иерусалимском храме, чем она отличается от кодекса Рамбама. В ней по каждому вопросу в лаконичной форме приведены мнения всех крупных авторитетов всех предыдущих поколений, для того чтобы любой раввин, пользующийся этой книгой, мог сам сделать окончательный вывод, оценив и сравнив различные мнения. Система расположения законов тоже отличается от той, которую выбрал Рамбам, — она более практическая.

В переводе с иврита арба турим — четыре ряда, четыре раздела. Раби Яаков разделил книгу на четыре больших части: «Орах хаим» («Образ жизни») объединяет правила ежедневного поведения, а также законы Субботы, праздников и будней; «Йоре деа» («Учитель мудрости») посвящена кашруту, законам обрезания, траура и пр.; «Эвен аэзер» («Скала помощи») включает положения о браке и разводе; «Хошен мишпат» («Знак суда») посвящена судопроизводству и заповедям, регулирующим имущественные отношения.

Раз уж мы коснулись биографии Роша и его не менее известного сына, то остановимся на одной маленькой, но интересной детали. В начале раздела, где даются законы Субботы, раби Яаков приводит правило раби Акивы: «Лучше сделать из Субботы будни, чем просить помощь у посторонних». Разговор идет не о том, чтобы человек нарушил заповедь седьмого дня, превратив его в обычный день, — не дай Б-г! — а о том, что если у бедняка не хватает средств на проведение третьей субботней трапезы, то пусть ограничится двумя, как в обычный день, но не пойдет просить милостыню, становясь обузой для общины. Сформулировав это правило, раби Яаков тут же, строчкой ниже, замечает, что не раз спрашивал своего отца: разрешено ли мне при моей бедности ограничиться двумя трапезами или на меня не распространяется принцип раби Акивы, так как я могу сэкономить на будничном рационе, оставляя лишний кусок на субботу? Мы привели вопрос сына, заданный отцу, как свидетельство бедности, в которой оба они жили. Должность раввинского судьи, как видим, не могла предоставить автору «Арба турим» даже минимальных средств к существованию. Евреи испанских общин считали, что раввины и судьи должны сами заботиться о своем пропитании, а не жить на зарплату, получаемую от общины. Раби Яаков, постоянно занятый изучением Торы, был вынужден экономить кусок хлеба в будни, чтобы хватило на третью субботнюю трапезу, поскольку, по его признанию, отец не дал четкого ответа, и ему пришлось выбрать наиболее строгое решение.

Но вернемся из Толедо в Барселону. После рабейну Нисима (Рана) пост главного раввина города занял раби Хисдай Крескас, у которого учился видный талмудист следующего поколения раби Йосеф Альбо. В своем сочинении «Икарим» («Основы») он полемизирует по мировоззренческим вопросам Торы с книгой Рамбама «Морэ невухим». Другим учеником раби Хисдая был раби Яаков Конпантон. Его сына, раби Ицхака Конпантона, прозвали «кастильским гаоном». Им были воспитаны вожди следующего поколения, пережившего изгнание из Испании в 1492 году, — дон Ицхак Абарбанель и раби Ицхак Абуав. От последнего цепочка передачи Устной Торы ведет в Цфат, на Святую землю, куда переселился его ученик, раби Яаков Бей Рав. В свою очередь, у раби Яакова, среди других учеников, учился один юноша, родом из Толедо, по имени Йосеф Каро, будущий великий учитель и ученый, известный всему еврейскому миру как автор «Шульхан Аруха».