Водитель и женщина

Однажды я давал концерт для водителей автобусов компании «Эгед». Все знают, что израильские водители — это милейшие, приятнейшие люди, совершенно особенные. Помню, я говорил им во время выступления:

— Когда кто-то спрашивает у вас дорогу из Тель-Авива в Хайфу — он не просто спрашивает дорогу из одного города в другой. Он спрашивает вас: «Что мне делать с моей жизнью? Я потерялся и не могу найти дорогу». Поэтому я благословляю вас, чтобы вы всегда знали, что ответить. У вас особая миссия, вы — как маленькие ребе.

Один очень простой водитель автобуса подошел ко мне после концерта и сказал:

— Знаешь, когда я делаю кидуш, — это свято. Когда моя жена зажигает субботние свечи — это святее святого.

Я понял, что мы с ним можем поговорить. Этот водитель открыл мне свое сердце. Он сказал мне:

— Когда ты говорил, что водители автобуса — как маленькие ребе, что люди спрашивают у нас, куда им идти — это правда. Вот что со мной произошло пару месяцев назад.

Я вожу автобус между Хайфой и Тель-Авивом. После Зихрон-Яакова я проезжаю старое кладбище. У кладбища нет остановки, но, когда кто-то стоит, я его подбираю. Однажды я увидел там женщину. Автобус был пустой, она поднялась по ступенькам внутрь. Я видел, что с ней творится неладное. Она спросила:

— Скажи мне правду — ты ее видел?

— Кого я видел?

— Еще одну женщину — она стояла рядом со мной.

— Извини, я не обратил внимания…

Я почувствовал, что она на грани нервного срыва и сказал ей:

— Садись за мной. Расскажи, что случилось.

И она рассказала… Друзья, раскройте ваши сердца!..

Я родилась в Лодзе. Когда фашисты пришли в Лодзь, мне было четыре года. Я любила папу и маму, но больше всех, больше всех я любила своего дедушку, своего Зейде. У нас с ним была особая связь. Когда я плакала, папа и мама бежали ко мне, конечно, но ты знаешь, кто первым бросался на мой плач? Мой Зейде… Иногда мне казалось даже, что Зейде слышал мой плач еще до того, как я начинала плакать вслух, — когда я только плакала в сердце.

Пришли фашисты, и однажды утром мама сказала:

— Прости, детка, несколько дней тебе придется пожить у наших нееврейских соседей. Пообещай, что ты не будешь шуметь и будешь хорошо себя вести. А я вернусь через несколько дней.

Мама отнесла меня к соседям и ушла. Как только за мамой захлопнулась дверь, соседка подошла ко мне с кухонным ножом в руке:

— Если ты будешь шуметь, мне придется убить тебя. Никто не должен знать, что ты здесь — иначе и нам, и нашим детям грозит смерть.

Я ни разу не сказала ни слова, но внутри, глубоко в сердце, я плакала. И я всё думала, слышит ли мой Зейде, как я плачу…

Закончилась война, я приехала в Израиль с тысячами других детей. Я выросла, вышла замуж. У меня взрослые дети. Никогда никому не рассказывала я про своего Зейде. Боль была слишком глубока.

Несколько недель назад я была в гостях. Люди рассказывали там друг другу разные истории. Кто-то спросил меня, где я родилась. Я сказала, что я из Лодзя. Один еврей поднялся и спросил, как меня зовут. Когда я ответила, он сказал, что помнит моего Зейде. Оказывается, мой дедушка пережил Освенцим, приехал в Израиль и искал здесь меня повсюду, потому что знал, что я жива, — но не нашел. Он умер от инфаркта и был похоронен на кладбище возле Зихрон-Яакова.

Мой Зейде… Вдруг мой Зейде вновь ожил для меня. Сегодня утром я поехала на это кладбище — искать его могилу. Искала, искала — только к закату нашла. Я так давно не говорила с Зейде…

— Дедушка, дедушка, никто никогда не занял твоего места в моем сердце! Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? Как сильно я по тебе скучаю?

Я плакала из самых глубин моего сердца:

— Зейде, Зейде, скажи мне только — ты слышал, как я плакала неслышно все эти годы?

И я кричала там, на могиле, во весь голос:

— Зейде, скажи мне, слышал ты меня?

И вдруг меня поразила мысль: может быть, моя мама жива? Может быть, и она ищет меня?

— Зейде, где моя мама? Зейде, умоляю, скажи мне…

Я не знаю, что со мной случилось — но вдруг я увидела женщину. Я не видела ее лица, но она обняла меня и поцеловала. Каждый может тебя обнять — но то, как тебя обнимает твоя мать… так может обнимать только один человек на Земле. Я никогда не забывала, как мама целовала меня. Эта женщина обнимала меня и говорила на идиш: «Моя дорогая девочка, я клянусь тебе, твой Зейде слышал тебя — тогда. Я клянусь тебе, он слышал тебя — все эти годы…»

Я всё повторяла:

— Где моя мама? Где моя мама?

А она твердила:

— Твой Зейде слышит тебя всегда.

Я не знаю, сколько это продолжалось, но в конце концов эта женщина сказала:

— Уже поздно, дитя моё, пойдем, я провожу тебя на остановку.

Так ты видел её?..

Из рассказов р. Шломо Карлибаха. Перевод Батшевы Эскин.