Глава Трума

Главы, рассказывающие о сосудах переносного Храма и одеждах первосвященника, один из классических примеров того, как Тора, пренебрегая правильной (хронологической) последовательностью событий, «ставит лекарство раньше болезни» и описывает собирание пожертвований на Храм перед описанием другого сбора пожертвований — на золотого тельца (хотя, на самом деле, телец был сначала). Великое воодушевление во время святого строительства явилось искуплением похожего воодушевления, охватившего массы при сотворении кумира, и Вс-вышний, по милости Своей, поменял местами эти противоположные порывы: гораздо приятнее, когда более чем досадный эпизод «обложен» со всех сторон главами о самоотверженном труде во имя Создателя, и (еще один важный плюс) золотой телец, таким образом, отдаляется в тексте Торы от Синайского откровения (хотя в действительности между этими событиями прошло всего сорок дней). То есть, впечатление от самого страшного проступка в истории народа смягчено, ослаблено насколько возможно. Изучая один из наиболее болезненных вопросов, касающийся «сбора пожертвований», имеем прекрасную возможность обдумать этические и психологические аспекты исполнения заповедей вообще.

Первое, что всегда обсуждается в нашей главе, это — демонстративная избыточность формулировки начала. Вместо того, чтобы обратиться к Моше и передать через него евреям (коротко и ясно, как иной раз делается в наши прагматические времена), что, мол, «несите деньги, строим Храм», Творец долго и многословно (три раза повторив в разных конфигурациях само слово «трума» — «приношение»), высказывает великую идею «сбора средств», с непреходящей популярностью которой могут конкурировать разве что идеи «вечного двигателя» или «справедливого общества». Такое впечатление, что Г-сподь столько раз произносит одно и то же, чтобы, смешно сказать, «убаюкать», чуть ли не загипнотизировать Свои творения, чье болезненное отношение к благотворительности (даже к настоящей, а — тем более — к «так называемой») общеизвестно и не меняется уже на протяжении тридцати пяти веков. Правильное, классическое объяснение следующее: три упоминания «трумы» говорят о трех видах поборов — на общественные жертвоприношения, на серебренные подножия для столбов Шатра и на само строительство переносного Храма. Однако, конечно же, кроме этого точного и простого понимания, мудрецы разных времен открывали для нас и другие, более сложные, но не менее точные разъяснения.

Еще один момент, который издавна вызывает удивление — это тот глагол, который использован в формулировке призыва собирать средства: сказано "и возьмут Мне приношение" вместо "и дадут", "ве-икхку (ויקחו)" вместо "ве-итну (ויתנו)" (снова забавное — конечно, несерьезное — впечатление: как будто Вс-вышний, в целях успокоения наших предков, которым предстоит раскошелиться, старается даже не произносить слово «дайте», заменив на «возьмите»). Кроме того, Раши, объясняя местоимение («Мне», которое с большой буквы), пишет, что слово «Мне» следует понимать как «во Имя Мое». Хочется понять, что добавляет тексту это пояснение.

Среди самых многозначительных (и, одновременно, трудно объяснимых) Мидрашей, связанных с этой главой, особенно выделяется, пожалуй, отрывок из 17-ой главы «Тана де-вей Элиеhу»: «В час, когда сказали евреи "сделаем и послушаем" (наасе ве-нишма נעשה ונשמע), сразу сказал Святой, благословен Он, "и возьмут мне приношение".

И наконец, еще одно удивительное место, касающееся данного предмета, это цитата из Мидраш Раба: “И возьмут Мне приношение — это то, что сказано: "Тору заповедал нам Моше, передана общине Яакова", не читай “передана” (морашаמורשה ), а читай “наследство” (йерушаירושה )". Какое отношение к труме имеет то, что Тора это "наследство общины Яакова" (и почему, кстати, именно “Яакова”, а не “Израиля”, ведь первое из имен праотца присоединяется к нашему народу, когда говорится не о самом высоком уровне праведности евреев)?

Рассмотрим два замечательных, взаимодополняющих разъяснения этих сложных моментов. В первом объяснении предлагается вспомнить то, что написано в книгах по еврейской этике о разнице между исполняющими заповеди “во имя” (“ли-шмо”, [לשמה] то есть, без всяких посторонних побудительных причин и соображений) и “не во имя” (лой ли-шмо). В заповедях у первых хорошо все — и мысль (махшовоמחשבה ), сопровождающая исполнение заповеди, и само действие (маасеמעשה ). Вторые же “могут похвалиться” только действием, а мысль — не только не помогает, но и “портит впечатление” от хорошего поступка. Таким образом объясняется разница между упоминанием “приношения” в начале первого пасука главы и в его конце: "И возьмут Мне труму" — это о тех, кто принесет даже с какими-то посторонними, задними мыслями. А вот далее — "от всякого человека, чье сердце пожертвует, возьмут труму Мою", говорится о тех, которые принесут только “в сердце”, только “в благом побуждении” (захотят принести — из самых лучших соображений — а не смогут, ибо уже не понадобится, будет собрано достаточно). Тора подтверждает, что даже если такая (от самого чистого истока) принесенная трума не пригодится, Вс-вышний называет ее “Моя”, и она считается принесенной.

Но (вот вопрос) почему же тогда Раши пишет именно после первого упоминания о труме (сделанном без “жертвенности сердца”) о принесении “во Имя Вс-вышнего”? Нужно было вроде бы написать это о втором, “чистосердечном” (хоть и “неудавшемся в действии” варианте). Тут на помощь приходит (со своими объяснениями знаменитых слов Талмуда из трактата Кидушин) один из величайших хасидских мудрецов — реб Зуша. Почему, спрашивает он, написано в Талмуде, что “мысль добрую” Вс-вышний именно "присоединяет к действию”, а не "считает действием»? Оказывается, рассказывает реб Зуша, поскольку Вс-вышний (еще со времен Синайского Откровения) рассматривает еврейский народ как единое целое, мысль одного еврея может быть присоединена к действию другого (то есть, один делал то, что надо, но думал не о том; а второй — думал очень правильно, только сделать ничего не сумел; если соединить, получается вполне целостная, замечательно исполненная заповедь). Благодаря этому секрету, вся первая строка главы приобретает совершенно иное звучание: "Возьмут мне труму", то есть — даже без правильных и красивых намерений, Раши вставляет — «во Имя Мое», и от кого же будет «позаимствовано» это прекрасное намерение «Во Имя»? Прямо по продолжению пасука — "от всякого человека, чье сердце пожертвует, возьмите", — то, что называется «трума Вс-вышнего» — возьмут именно те, кому не хватает этой «настроенности сердца на заповедь». Это — то, что первые позаимствуют от вторых. Вторые же позаимствуют от первых заслугу реального принесения пожертвований, и это — продолжение первого абзаца (и третье упоминание о труме): "И вот трума, которую возьмете у них: золото, серебро и медь…". Так, при обмене несовершенными «приношениями» («непродуманным» и «неосуществленным»), то есть, при соединении лучших сторон, только вместе — создаем нечто целое.

В продолжение темы — объясняются оба вышеприведенных Мидраша. Именно так можно понять знаменитые слова евреев, произнесенные перед Дарованием Торы "сделаем и послушаем": в двух глаголах заключено упомянутое соединение тех, кто «делает», но не всегда может проникнуть, «вслушаться» в содержание, и тех, кто «вслушивается», тонко чувствует, но не всегда успевает делать. И в словах о «наследии», которое передал Моше «общине Яакова» (то есть, людям, не находящимся на самом высоком духовном уровне), говорится, в том числе, и о прекрасных, святых намерениях великого учителя нашего Моше: именно их, по Милосердию Своему, присоединяет Святой, благословен Он, к действиям простых евреев.

По второму объяснению, предлагается пристальнее посмотреть (вместе с другим замечательным хасидским мудрецом — раби Лейви-Ицхоком из Бердичева) на выше приведенную парадоксальную фразу "сделаем и послушаем". Как можно принимать на себя обязанность «делать» что-то еще до того как «услышал», что именно предлагается делать (ведь в этом же простой и самый известный смысл этих слов: «готовы делать, а потом будем разбираться»)?

И тут ребе из Бердичева раскрывает смысл одного общеизвестного талмудического утверждения из трактата Йома. Там написано, что «праотец Авраам исполнял всю Тору ещедо того, как она была дана", и на простой вопрос "откуда Авраам знал всю Тору, заповеди которой соблюдал» есть несколько ответов. Раби Лейви-Ицхок напоминает о неоднократно приведенном в святых книгах соответствии 248-ми выделяемых Талмудом органов человека (рамах эйворим (רמ"ח אברים 248-ми повелениям Вс-вышнего (рамах мицвойс асе רמ"ח מצות עשה) и 365-ти жил человеческого тела (шеса гидим)שס"ה גידים) ) 365-ти запретам (шеса мицвойс лой саасеשס"ה מצות לא תעשה ). Как утверждается в книгах о тайнах Торы, строение человеческой души полностью совпадает со строением тела: в каждом его месте есть свое духовное наполнение. И, оказывается, тот, кто умеет (обладая определенными нетривиальными возможностями) постичь, рассмотреть это духовное наполнение, постигает все повеления и запреты, соответствующие душе, изначально заложенные в ней.

Этим «духовным зрением», конечно, обладают единицы: «почувствовать», таким образом, всю систему заповедей «в собственной душе» мог праотец Авраам, могли (пожалуй, единственный раз в истории) евреи, стоявшие у горы Синай (именно об этом эксклюзивном моменте истории сказано в странном, с первого взгляда, отрывке Пасхальной Агады: «если бы Он приблизил нас к горе Синай, но не дал нам Тору, нам бы было достаточно», читай — если бы Он дал нам возможность оставаться на том высочайшем уровне духовного постижения, на котором все заповеди извлекаются из человеческой души, можно было бы обойтись и без практического Дарования Торы). Таковы великие слова "сделаем и послушаем": первый глагол говорит о тех, кому не нужно прослушивать всю Тору в чьем-либо (даже самом замечательном) изложении, чтобы узнать законы и начать их исполнять — слово "сделаем" произносят те, кто в состоянии заглянуть себе в душу и понять все, что требуется, без дополнительных разъяснений; а второй глагол говорит об обычных временах, когда все начинается с длительного «прослушивания инструкции». Причем, все это, находясь у Синая (и не нуждаясь ни в каких дополнительных пояснениях), евреи сказали в одной фразе, смысл которой получается крайне неожиданным. Несмотря на то, что сделаем, все равно послушаем. Несмотря на то, что можем обойтись (сегодня) без приказов Вс-вышнего, все равно выслушаем их именно от Него, все равно будем именно от Него принимать Тору: как бы глубоко праведник не постигал все самостоятельно, принимать (и исполнять) следует так, как будто Тора дана по приказу Великого Царя (до конца же ведь невозможно постичь Б-жественную Мудрость, даже если умеешь «всматриваться в душу» и будешь делать это всю жизнь).

И тут мы возвращаемся к первому пасуку главы: "и возьмут Мне труму", Раши вставляет — «Во Имя Мое», то есть — как бы глубоко ни постигали праведники в собственной душе необходимость строительства Храма и сбора денег, пусть дают только «Во Имя Вс-вышнего», как будто просто и скромно «прослушали» Его приказ, а не «додумались делать сами», что, собственно, и написано далее: "от всякого, чье сердце пожертвует" (так сказать, сердце подскажет), "возьмите" — все равно — «труму Мою», приношение Мое, говорит Вс-вышний, то есть, воспримут грядущий почин исключительно как исполнение приказа свыше, а не как собственное добровольное деяние (несмотря ни на какое собственное «чтение в сердцах», где итак написано, что нужно деньги собирать и Храм строить).

Перед нами — два объяснения первых слов главы, два взгляда Сатмарского Ребе, р. Йоэля Тейтельбойма на «намерения сердца». Под общим названием «Высокая религиозная сознательность — плюсы и минусы».

Из «Книги для изучения Торы»