От Центрального парка к Синаю 17. Реакция родителей на перемены

По природе своей я не был бизнесменом как отец. Как же я зарабатывал себе на жизнь? Вначале, после переезда в Норт Вудмер, я работал редактором газеты Лонг Айленд Пресс (об этом я уже рассказывал). Два года спустя, когда газета закрылась, я начал работать в семейной ешиве Юнграйсов «Атереc Исроэль»: сначала в качестве ведущего преподавателя английского языка, а затем — администратора. Мои знания в области английского языка и литературы давали возможность преподавать эти предметы на довольно высоком уровне, а административный опыт, приобретенный в период, когда я был владельцем газеты Корнуэлл Локал, позволял усовершенствовать методы руководства ешивой. Это был также период, когда я стал помощником, правой рукой Зейде и проводил каждое утро в его обществе [1].

Однако весной 1991 г. я пришел к выводу, что мне необходимо зарабатывать больше денег. Было очень трудно жить на небольшой оклад, который руководство ешивы могло позволить себе платить. И тогда я решил пойти по стопам отца, который работал на Уолл-стрит.

Я не был юнцом, когда начинал свою деловую карьеру, а доля здорового авантюризма в характере позволяла мне не бояться начинать новое, непривычное дело. В течение нескольких лет я стажировался в одной большой фирме. Однако у меня была проблема. Я плохо запоминал цифры. На Уолл-стрит необходимо уметь хорошо работать с цифрами, и не только запоминать их, но и понимать, что за ними стоит.

Я, например, после встречи с представителями какой-либо компании, или после просмотра годового отчета в течение нескольких минут забывал все цифры, которые только что видел. Возможно, если бы я понимал смысл этих данных, я мог бы их запомнить, но именно этого я и не понимал. Я мечтал добиться успеха в деловой «игре», однако цифры являлись для меня проблемой. Кроме того, мне было довольно трудно серьезно относиться ко всем этим очень серьезным людям, которые рассуждали о том, сколько центов принесет их компании каждая акция в третьем квартале следующего года.

Что я действительно любил делать, так это разговаривать со своим боссом о Торе. Он видел, что Тора вызывает у меня больший энтузиазм, чем дела на Уолл-стрит и как-то сказал: «Почему бы тебе полностью не посвятить себя этому?».

Видимо, тогда я еще не был к этому готов. Я хотел заработать много-много денег и искал способа осуществить задуманное.

Так я обнаружил, что существует метод «графического анализа», где информация вместо цифр представляется графиками и диаграммами. Я всегда хорошо воспринимал изобразительный ряд, поэтому мне казалось, что такая работа как раз для меня. Однако мой хозяин не был заинтересован в работе, связанной с графическим анализом. В результате мы расстались, и я открыл собственную, фирму, где я мог выбирать ту стратегию, которую считал нужной.

Мне удалось собрать необходимую сумму в расчете на успех моего метода, и я обосновался в офисе одного фонда, сотрудники которого были религиозными людьми. Мы неплохо уживались… Я был восхищен тем, какие это порядочные люди, как правильно они говорят и действуют. Ко всему прочему, они были яркими, умными преуспевающими бизнесменами.

Организованное мною дело просуществовало несколько лет, затем начались серьезные трудности. В течение какого-то времени мой метод был достаточно эффективным, но все-таки он не был универсальным. Проблемы в ведении дела, постоянное напряжение привели к тому, что я решил ликвидировать фонд.

Надо было решать, что делать дальше. Мне повезло: мне было на что жить, и за это я благодарен судьбе, но хотелось также чувствовать себя полезным. Тяжело жить в состоянии неудовлетворенности, не зная, для чего живешь в этом мире, ничего не создавая. И тогда я решил посвящать все свое время написанию этой книги.

Мне кажется, что Б-г послал меня на этот свет в частности и для того, чтобы я написал эту книгу. Я так счастлив, что сделал это. Благодаря книге я чувствую, что моя жизнь имеет смысл и что я могу рассказать вам о самых затаенных своих мыслях, выразить искреннюю благодарность Б-гу и Его посланцам, в особенности ребецин Юнграйс и ее семье. Трудно выразить словами, как я благодарен Б-гу за Его доброту к нам и за то, что Он дает мне возможность делиться с вами моим опытом. Мне кажется, что многое происходило в моей жизни будто специально, чтобы я мог потом написать об этом, передать свой опыт другим. Что я имею в виду, когда говорю, что все в моей жизни имело определенный смысл? Анализируя прожитое, а это необходимо, если собираешься писать подобную книгу, понимаешь, что ничего случайного в жизни не было. Даже неприятности являлись частью некоего плана. Они были необходимы, потому что Б-г хотел направить меня по определенному пути. В этом — одно из объяснений смысла еврейского выражения «гам зу летова», которое означает «даже это — к лучшему»[2]. Понимаешь, что все должно было случиться так, как случилось; для всего была причина, и все к лучшему.

Например, у меня были проблемы с запоминанием цифр. Иногда кажется, что нужно делать то, что делают все. Некоторое время мне казалось, что если я не способен запомнить эти уоллстритовские цифры, я непригоден ни для какой работы. Так же я ощущал себя в детстве, когда был мальчиком, потому что не был «крутым». Оглядываясь назад, я понимаю, что все люди разные. Я не должен был находиться в том месте в то время, и Б-г указал путь, по которому Он хотел меня направить. Аналогичная ситуация была у отца в Париже; он пришел к выводу, что Б-г не создал его художником, и в результате стал бизнесменом и работал на Уолл-стрит.

Очень важно понимать сигналы, которые мы получаем, двигаясь по жизни. Они помогают нам определить, каким курсом следовать. Б-г всегда посылает нам свои указания.

Но это не все, что случилось в течение последних двадцати пяти лет. Самым главным для нас было все выше и выше подниматься к Торе, и все глубже и глубже погружаться в ее мир. Подобное высказывание кажется противоречивым, но это не так. Известное изречение гласит, что ваша голова должна быть в небесах, а ноги должны твердо стоять на земле. Мы воплощали этот тезис путем постоянного и непрекращающегося участия в делах Инени — организации, созданной Ребецин для возвращения евреев к Торе. Через некоторое время мы также оказались глубоко вовлеченными в дела нашей синагоги, принадлежавшей общине Ор Тора в Норт Вудмере. Нашим духовным наставником был раби Юнграйс, и мы готовы были ему помогать во всем, так как горячо любили эту семью, спасшую нас.

Через некоторое время я стал президентом общины, а Лея — возглавила женскую ее часть. Мы оставались на этом посту двенадцать лет, до самой кончины Раби.

Раби и Ребецин сумели, с нашей помощью, довести до конца задуманное ими замечательное дело — создать активно действующую общину. Посещающие синагогу люди образовали дружную семью, и это укрепляло их дух, составляло основу их жизни. Они любили нашу синагогу; некоторые приходили в субботу на все три службы, хотя и жили довольно далеко, примерно в сорока минутах ходьбы. Мы все считали большой честью бывать в обществе таких святых людей, как Раби и Ребецин, и не только молиться с ними, но и пользоваться привилегией разговаривать с ними в качестве членов семьи.

Однако жизнь не всегда была безоблачным плаванием. В каждой синагоге возникают проблемы, связанные, например, с отсутствием денег, или споры и разногласия, столь свойственные евреям. В Талмуд видит в этом причину нашего изгнания[3]^, которое продолжается и по сей день. Мы еще не научились любить друг друга как братья и сестры; еще не зажила рана, нанесенная продажей Йосефа братьями.

Поразительно, однако, что в те золотые дни пребывания в общине Ор Тора мы сумели преодолеть эти разрушительные тенденции; нам удалось создать модель благополучного сосуществования евреев друг с другом.

В Шабат утром, после молитвы, мы обычно делали в синагоге Кидуш с легкой закуской. Все оживленно беседовали и с удовольствием ели замечательные блюда, приготовленные женщинами общины под руководством Леи. Представьте себе, как это приятно: оказаться в одной компании со знаменитыми Раби и Ребецин, получать удовольствие от их общества, радоваться этому и разговаривать с ними так, как будто беседа происходит с собственными родителями. Это было чем-то особенным, не похожим на другие встречи.

Кидуш в праздники — например, в Симхат Тора — сопровождался довольно обильной трапезой на несколько сотен человек. Казалось бы, что тут особенного — еда есть еда, — но она сплачивала людей для посещения синагоги, для благословений, для Б-га. Это меняло их жизнь.

Но приходилось и тяжело работать. Иногда меня вызывали в синагогу поздно ночью для того, чтобы что-нибудь починить или организовать. Лея каждую неделю проводила многие часы в кухне со своими дамами. Работа в синагоге требовала огромной затраты времени, но приносила свои плоды: порой я физически ощущал, как от Норт Вудмера по всему миру распространяются волны нашей веры.

* * *

Когда мы с Леей рассказываем о нашей жизни, в конце, как правило, нам приходится отвечать на вопросы. Первый вопрос обычно звучит так: «Как ваши родители реагировали на перемены в вашем образе жизни?». Это естественный вопрос, потому что каждый — будь то родитель или ребенок — пытается представить себя в подобной ситуации.

Во второй главе книги я уже рассказывал, как наши родители реагировали на первое сообщение о переменах в нашем образе жизни. Они были вполне современными людьми и, кроме того, верили в нас. Но что произошло потом?

Конечно, время все улаживает, но, сказать правду, постепенно родители убеждались в том, наш образ жизни был не просто обычным, нормальным, но чем-то лучшим. Мы все больше сближались с ними. Мы не обсуждали с ними проблемами религии, полагая, что родители будут чувствовать себя неловко и этот может привести к обратному результату. Они с удовлетворением наблюдали за развитием взаимоотношений в нашей семье, видели, что мы изо всех сил стараемся поддерживать самые дружественные, самые теплые отношения с ними.

Был, однако, один деликатный вопрос, который я считал нужным обсудить с родителями: вопрос смерти и похорон. Не говорить об этом, означало позволить совершиться непоправимой трагедии. К этому разговору меня вынуждало то обстоятельство, что многие в нашем окружении предпочитали кремацию погребению в земле. Но по еврейскому закону тот, кто сознательно выбирает кремацию, отрезает себя от вечности. Вечное существование, которое является конечной целью всего существующего в этом мире, невозможно для тех, кто соглашается сжечь свое тело. Законы, определяющие порядок погребения, как и другие еврейские законы, очень конкретны и определенны. Похороны — это последнее доброе дело, которое мы делаем для своих близких, помимо основной нашей обязанности — продолжать жить так, чтобы они гордились нами.

Я решил, что вначале я должен поговорить с мамой, и выбрал подходящий для спокойной беседы момент. Я спросил ее, согласна ли она «ради меня» обдумать вопрос о соблюдении еврейской традиции, не приводя других доводов. Мама понимала, как мне неловко. И знаете — она согласилась, чтобы ее похоронили еврейскому закону, и даже внесла необходимые изменения в свое завещание. Откровенно говоря, мне казалось, что она была весьма тронута нашим вниманием. Вскоре я приобрел место на кладбище для членов своей семьи. И когда восемь лет спустя мама заболела и скончалась, к моей скорби примешивалась и маленькая частичка гордости от того, что она была похоронена в полном соответствии с еврейским законом. Я был около нее, когда она умирала, и оставался с нею, пока не пришли сотрудники хевра кадиша, похоронного братства, чтобы проводить ее в последний путь.

В первую годовщину смерти мамы, стоя на кладбище, я с особой силой ощутил важность того, что мы открыли маме путь к вечности. Я обратился к Б-гу с просьбой дать нам какой-нибудь знак, что у мамы «все в порядке», какую-нибудь весточку из Мира Грядущего, На следующее утро наша дочь Мириам сказала, что видела во сне маму; она приходила к нам, и лицо ее излучало свет.

Отец ушел с похорон растроганный тем, с каким достоинством был проведен обряд, в особенности, когда опускали тело, и каждый член семьи, в соответствие с еврейской традицией, бросил горсть земли в могилу.

«Все так скромно», — сказал он тогда. — «Такой была и мама». Я никогда не забуду этих слов.

Мир Мэдисон Авеню предпочитает делать вид, что смерти не существует. Но мы хотим жить в реальном мире. Наблюдая, как гроб опускают в могилу, а на его крышке образуется холмик земли, которую вы только что бросили, невозможно пребывать в иллюзиях по поводу происходящего. Реальность смерти очевидна.

Понимание этой ситуации помогает также искренне скорбеть о близком человеке, оплакивать его. Нельзя скорбеть о ком-то, думая, что он — возможно — еще жив. В Торе говорится, что праотец Яаков не имел покоя в течение двадцати двух лет из-за того, что его сын Йосеф пропал. Яаков предполагал, что Йосеф умер, но не был в этом уверен, и поэтому в течение всего этого времени не мог примириться с исчезновением сына. Мысль о том, что Йосеф, возможно, жив, не давала Яакову покоя — ни в жизни, ни в смерти. Жизнь не может быть полной без смерти, а смерть не может быть полной, если обряд погребения не соответствует предписаниям Того, Кто создал жизнь.

Жизнь моей мамы завершилась достойно, и я уверен, что сейчас она пребывает с Б-гом в Мире Истины. Мы провели много замечательных лет вместе. Она дважды ездила с нами в Израиль. Это были очень памятные события. После окончания средней школы, Сара поехала учиться в Иерусалим на целый год, Мы решили провести Песах в Израиле и приехали за несколько недель до праздника, чтобы попутешествовать по стране. Мама, которая была очень близка с Сарой, согласилась присоединиться к нам. У отца не хватало терпения, чтобы провести несколько недель в Израиле.

Это было замечательное путешествие. Я вспоминаю о нем с любовью.

После очень холодной зимы в Нью-Йорке мы очутились в согретой весенним солнцем прекрасной земле Израиля. Я никогда не забуду нашу первую ночь на этой земле.

Мы не виделись с Сарой около семи месяцев. И вот, мы забрали ее из школы в Иерусалиме и двинулись на восток к Йерихо, затем на юг, мимо замечательных источников Эйн Геди, куда царь Давид бежал от преследователей, через Масаду к Сдому на южном побережье Мертвого моря. В ту ночь, когда все ушли спать, мы с Сарой сидели перед отелем на теплом песке пляжа, прислушиваясь к нежным звукам волн поглядывая в сторону Иордании. Это была незабываемая ночь. Мы ощущали себя частью незавершенной драмы еврейской истории.

Мы наняли проводника, и провели следующую неделю в путешествии по Негеву и Южному Израилю. Это было счастливое время для нашей молодой семьи. Мама очень сблизилась с детьми за время путешествия. Эта привязанность росла с каждым годом, вплоть до ее смерти десять лет спустя. Поскольку наше вхождение в еврейскую жизнь было необычным, дети оказались в выигрышном, даже уникальном, положении. Проникновение в глубины Торы являлось — и является сейчас — настоящим приключением для всех нас. Мы открыли мир Торы вместе, и мы бросились к нему, как к оазису в пустыне. Мы пили этот эликсир, осознавая, что представляет собой жизнь и что смерть. Мама чувствовала особую атмосферу этой поездки.

Глядя на наших детей, она ощущала, что ее жизнь не прошла напрасно. Ей не нужно было говорить об этом; она это просто знала. И мне кажется, что особенно остро она ощутила это во время нашей совместной поездки. На следующий год мы снова были в Израиле и путешествовали по северной части страны, посетили живописные Голанские высоты.

[1] Этот период описан в четвертой главе книги.

[2] Талмуд, трактат Таанит 21a

[3] Талмуд, трактат Йома 9б

с разрешения издательства Швут Ами