Два хасида и гуру

Изнуряюще жарким летним днем 2008 года в индийском городе Хардвар в верховьях Ганга (один из священных городов индуизма, куда собираются массы паломников и туристов) можно было наблюдать странную картину. По оживленной улице, среди прохожих, закутанных в традиционные индийские одеяния, быстро шагали два израильских хасида с длинными пейсами и в черных кипах. У места назначения — ашрама Анандамайи Ма, наиболее почитаемой индийской святой двадцатого века, они в нерешительности остановились: за воротами во дворе повсюду стояли каменные изваяния идолов.

Пока они так стояли, из здания монастыря вышел великий гуру Свами Вижаянанда, одетый в монашескую робу цвета охры. 93-летний старец занял свое место на каменной скамье и приготовился принимать длинную очередь посетителей. Один за другим они подходили к гуру и прежде, чем задать вопрос или сказать несколько слов, становились на колени и, согласно индийскому ритуалу, смахивали пыль с ног великого человека, а затем прикасались к своему лбу. Каждому посетителю гуру уделял не больше минуты, после чего почитатели, не поднимаясь с колен, отходили в сторону и старались занять место во дворе поближе к Учителю, чтобы еще погреться в лучах его мудрости.

Хасидов звали Элиэзер и Нати. Они были руководителями сети еврейских центров Байт Йегуди, разбросанных по всей Индии в таких городах, как, например, Хардвар и Гоа, куда едут после армии многие молодые израильтяне. Несмотря на то, что оба они провели в Индии уже много времени, у входа в ашрам Анандамайи они выглядели так же неуместно, как клезмерский кларнет на концерте индийской классической музыки.

Через несколько минут гуру заметил в толпе ожидающих двух религиозных евреев. Он подал знак своим помощникам остановить очередного посетителя и подозвал хасидов к себе. На глазах изумленной очереди Элиэзер и Нати приблизились к великому старцу. Они не стали кланяться, становиться на колени или смахивать пыль с ног гуру, но он пригласил их сесть рядом с собой на скамью.

Вопрос, с которым странные посетители обратились к старцу, был не о смысле жизни или пути достижения высшего сознания. Глядя прямо в лицо великому человеку, Элиэзер без обиняков спросил: «Я слышал, что вы еврей. Это правда?» Гуру улыбнулся. Да, он родился в хасидской семье во Франции и учился в хедере, но лет в двадцать с небольшим отошел от Традиции и решил стать врачом. Потом началась война. Он рассказал Элиэзеру и Нати, как пережил Холокост, как отдал свой тфилин одному религиозному еврею потому, что сам все равно перестал его накладывать. «Как вы попали в Индию?» — поинтересовался Элиэзер. Гуру рассказал, что после войны он оказался на корабле, плывущем в Израиль. Одна женщина спросила, почему он едет с одной войны на другую. «Куда же мне ехать?» — спросил он, и женщина посоветовала Индию, где, по ее словам, не было войны и антисемитизма. В 1951 году в возрасте тридцати шести лет молодой врач встретил Анандамайи Ма и стал ее верным учеником. Он поселился в монастыре и стал — Свами Вижаянанда. Когда в 1982 году Анандамайи Ма умерла, ее преданные почитатели потянулись к нему.

— Существует два уровня духовности, — сказал Свами Вижаянанда. — Низший — это религия, а высший — осознание того, что все едино.

— Существует два уровня любви, — подхватил Элиэзер. — Любовь к своей семье и любовь ко всему человечеству. Если человек не способен любить свою семью, то как он может любить всех остальных?

— Согласен, — кивнул гуру.

— Вы — еврей, — продолжал Элиэзер. — Ваша семья — это еврейский народ. Прежде, чем любить весь мир, попробуйте научиться любить свой народ.

Гуру рассмеялся, и они стали спорить. Помощники нервничали, очередь тихо роптала, а спорщики все продолжали свой остроумный поединок, и никто не хотел уступать. Внезапно Элиэзер сменил тему. Он спросил: «Как называла вас мама, когда вы были ребенком?» Слезы навернулись на глаза старца, и он тихо ответил: «Авремке. Меня звали Авраам-Ицхак, мама называла меня Авремке». Элиэзер продолжал: «Помните ли вы субботний стол своего детства?» Гуру закрыл глаза. Забытые за семьдесят лет слова постепенно всплыли в его памяти, и он запел субботнюю песню Эйшес Хаиль, гимн добродетельной жене. Слезы текли по его щекам, но он продолжал петь, пока не допел всю песню до конца. Испуганные помощники попытались выпроводить опасных иноземцев, но тут Вижаянанда открыл глаза, возвращаясь к реальности, и подал им знак не вмешиваться.

Элиэзер достал из своего рюкзака Танах и протянул гуру. «Не надо — сказал тот. — У меня есть Танах. Я расскажу вам, как он ко мне попал». И гуру поведал хасидам, как в восьмидесятых годах к нему в ашрам пришел со своей проблемой один светский израильтянин. Этот молодой человек прошел первую ливанскую войну. Глубоко травмированный войной и перспективой нескончаемых военных конфликтов, он решил порвать все связи с Израилем и еврейством. Он принял христианство, но это не дало ему спокойствия и удовлетворения. Тогда он приехал в Индию и стал практиковать индуизм, но и это не решило его проблем. Он пришел к великому гуру и рассказал о своих сомнениях и поисках: «Я все еще ношу с собой Танах, который мне дали в израильской армии, и у меня не поднимается рука его выбросить. Может, поэтому я не могу заглушить в себе еврея? Что вы посоветуете, гуру? Выбросить мне эту книгу?» «Нет, — ответил он. — Не выбрасывай. Отдай ее мне». И Вижаянанда рассказал бывшему солдату про раби Акиву. Смерть раби Акивы была ужасна. Римляне живьем сдирали с него кожу, а он до последнего выдоха продолжал читать Шма. Ученики спросили, как он может выполнять мицву, испытывая такие муки, и раби Акива ответил: «Я всегда стремился служить Всевышнему всей своей жизнью. Так неужели теперь, когда мне представилась такая возможность, я этого не сделаю?»

— Я сказал ему, — продолжал гуру, — «Знаешь, в чем различия между раби Акивой и нами? Раби Акива понимал, что страдания — это не наказание, а возможность возвыситься духовно и приблизиться к Всевышнему».

Вижаянанда взглянул на Элиэзера и Нати и добавил: «Не знаю, где сейчас этот человек, но думаю, после нашего разговора он вернулся к еврейству». Элиэзер воспользовался моментом: «Может, и вам пора вернуться? Вы ведь уже не молоды. Разве вы хотите, чтобы ваше тело кремировали, а пепел бросили в Ганг?»

Помощники рассерженно вмешались: «Вы пытаетесь отнять у нас нашего гуру!»

Элиэзер сделал последнюю попытку: «А-Шем любит каждого еврея и хочет, чтобы каждый заблудившийся еврей вернулся к Нему…»

Тут терпение помощников закончилось, и они вытолкали хасидов со двора.

В апреле 2010 года Свами Вижаянанда умер в Хардваре…

В душе каждого еврея живет пинтэле йид, особая искра, которая никогда не гаснет. Как бы далеко ни отошел еврей, сбившийся с пути, как бы громко ни отвергал свое еврейство, как бы ни отворачивался со стыдом от своей еврейской души — пинтэле йид всегда жива и готова вновь стать огнем. Но у каждого еврея есть и «помощники», которые изо всех сил стараются этому помешать. Иногда это страх, иногда — эгоизм, иногда — самодовольство.

А-Шем раз за разом посылает к нам гонцов. Они приходят в разных обличьях. Это может быть человек, который неожиданно вторгается в нашу жизнь и меняет все наши представления; трагедия или ситуация, которая могла обернуться трагедией; это может быть благословение, настолько щедрое, что мы не можем не задуматься о его Источнике. Все эти гонцы посланы нам, чтобы разжечь пинтэле йид. Но наши «дежурные помощники» испуганно или насмешливо машут руками и кричат: «Ты слишком занят!», «Они промоют тебе мозги!», «Ты соблюдаешь достаточно, не надо фанатизма», «Ты слишком стар, чтобы менять свою жизнь!» Требуется мужество, чтобы «отстраниться» от их голосов и принять гонца, который пытается доставить нам наше драгоценное наследство. Пинтэле йид, живущая в каждом из нас, ждет, когда мы позволим ей стать ярким огнем радости, любви и одухотворенности.

Сара Йохевед Риглер, Aish.com