Раби Арье бар Биньямин-Бейниш Левин

Раби Арье бар Биньямин-Бейниш Левин (5645-5729 /1885-1969/ гг.) — выдающийся праведник Йерушалаима, прозванный «отцом заключенных».

Родился шестого нисана 5645 /1885/ года в городке Урле, около Белостока.

В течение трех лет после бар-мицвы учился в ешиве г. Слуцка под руководством р. Яакова-Давида Виловского (Ридбаза) и р. Исера-Залмана Мельцера.

За это время он глубоко изучил один из разделов Талмуда, Нашим (Женщины), а три сложнейших трактата из этого раздела — Гитин, Кидушин и Ктубот — даже выучил наизусть, включая комментарии Раши и тосафистов (Симха Раз, Праведник нашего времени с.34-35).

В 5661 /1901/ году он продолжил свое образование в ешиве г. Глуска, на юге Белоруссии, — здесь его наставником стал р. Барух-Бер Лейбович, который выделил особые часы для индивидуальных занятий с ним. В 5662 /1902/ году семнадцатилетний Арье Левин поступил в Воложинскую ешиву, возглавляемую р. Рефаэлем Шапиро (Торат Рефаэль).

Он учился в хавруте (паре) со своим близким другом Исером-Исраэлем Шапиро, сыном главы ешивы (там же с.36).

В 5665 /1905/ году, спасаясь от призыва в русскую армию, двадцатилетний Арье совершил алию на Землю Израиля.

Он сошел на берег в Яффе, где познакомился с раввином этого города р. Авраамом-Ицхаком Куком, — и с тех пор стал его учеником и последователем (там же с.23).

Летом 5665 /1905/ года р. Арье женился на Хане, свояченице р. Цви-Песаха Франка, и молодые поселились в Йерушалаиме.

В святом городе р. Арье занимался под руководством прославленного законоучителя р. Хаима Берлина, фактического руководителя ашкеназской общины Йерушалаима.

«Небу было угодно, — вспоминал р. Арье, — чтобы я нашел благосклонность в его глазах, и он взял меня под свою постоянную опеку, как родного сына. …Я был настолько близок к нему, что он, проявив безграничную доброту и непритязательность, находил время заниматься со мной поздно вечером и даже иногда по утрам» (там же с. 46).

В 5669 /1909/ году р. Арье получил раввинское посвящение от таких высочайших алахических авторитетов, как р. Шмуэль Салант, р. Хаим Берлин и р. Авраам-Ицхак Кук.

В годы первой мировой войны семья р. Арье, как и многие другие жители святого города, страдала от нищеты и голода. Они потеряли двух дочерей, а вскоре после войны — полуторагодовалого сына Авраама-Биньямина, заразившегося в дни губительной эпидемии.

Ребенок умер в шабат, и жена р. Арье скрыла эту весть, чтобы не заставлять людей горевать в день покоя и святой радости, — и только на исходе шабата все узнали о произошедшей трагедии (там же с.62).

После смерти ребенка р. Арье записал на обратной стороне его фотографии: «Когда ему было всего девять месяцев, прежде чем приложиться к груди матери, он произносил благословение, благодаря Всевышнего за еду» (там же с.63).

В 5677 /1917/ году, в возрасте тридцати двух лет, р. Арье стал машгиахом (духовным руководителем) в начальной школе при старейшей иерусалимской ешиве Эц хаим (Древо жизни) — эту работу он выполнял до последних лет своей жизни.

В однокомнатной квартирке р. Арье, наряду с его собственными детьми, постоянно воспитывалось несколько сирот, у которых не было в святом городе близких родственников. Еще несколько мальчиков постарше ночевали на скамейках в синагоге, а в доме р. Арье их кормили и обеспечивали чистой одеждой. Когда эти воспитанники вырастали, р. Арье и его жена, выполняя по-прежнему роль их родителей, помогали им организовать свадебное торжество и приобрести жилье для семьи. Дом Левиных стал обычным местом проведения свадеб для учащихся ешив, не имеющих средств на аренду банкетного зала, — жена р. Арье с приветливой улыбкой сама обслуживала многочисленных гостей (там же с.67,376).

В 5687 /1927/ году, следуя велению своего сердца, он начал навещать еврейских заключенных, отбывающих наказание в центральной тюрьме Йерушалаима, расположенной на Русском подворье.

Р. Арье приходил в тюрьму в шабаты и праздники, не пропуская ни одной недели, и произносил с заключенными утреннюю молитву, выполняя при этом обязанности кантора и чтеца Торы. В первое время уголовники, посещавшие тюремную синагогу, «открыто и нахально курили, бесстыдно нарушая законы святого шабата», но постепенно между раввином и его «паствой» установились доверительные и сердечные отношения. После молитвы р. Арье беседовал с каждым из заключенных, передавал им приветы от родных, а также забирал у них письма и записки для передачи на волю. Из тюрьмы он отправлялся к родственникам и друзьям узников, чтобы сообщить им свежую порцию новостей. «Только обойдя все закоулки Йерушалаима, он возвращался домой и садился с семьей за субботнюю трапезу, когда день уже приближался к концу», — но и в это время к нему продолжали приходить люди, желавшие узнать дополнительные подробности об осужденных (там же с.67-68,228,266).

В 5691 /1931/ году, выполняя просьбу главного раввина Земли Израиля р. Кука, р. Арье стал официальным тюремным раввином, поставив условие, что не будет получать за эту деятельность никакой платы.

Ценой многолетних настойчивых усилий он добился от британской тюремной администрации, чтобы еврейских заключенных отделили от арабов и поместили в отдельные камеры. По настоянию р. Арье, для них была построена кашерная кухня и организован ритуальный забой скота — тюремным шойхетом стал один из политических заключенных, прошедший специальную подготовку (там же с.230-232,411).

Р. Арье постоянно расширял поле своей деятельности: в сферу его влияния вошли также центр предварительного заключения у Яффских ворот, тюрьма в Акко и лагерь в Латруне, а затем и женская тюрьма в Бейт-Лехеме.

В конце 5690-х /1930-х/ годов резко возросло число политических заключенных — «узников Сиона», арестованных англичанами за нелегальное проникновение в страну или за принадлежность к подпольным боевым организациям. Сам р. Арье никогда не примыкал ни к какой политической партии или группировке, но его глубоко волновала судьба этих евреев, жертвовавших собой ради своей страны. Он сумел освободить сотни нелегальных эмигрантов под залог, подобрав им фиктивных «родственников», — ведь в противном случае этим людям угрожала высылка обратно в Европу, где они неизбежно попали бы в лапы Гитлеру (там же с.230,245,410).

«Между нами была большая разница в возрасте и образе жизни, — вспоминала о своих встречах с р. Арье одна из политических узниц Малка Хэппнер, — мы, молодежь, считали, что у нас нет ничего общего с религиозными евреями старого Йерушалаима; нам были чужды их старомодная одежда и устаревшие, как мы тогда самоуверенно утверждали, взгляды на жизнь. Но этот человек был для нас исключением: он всегда прекрасно понимал наши интересы и идеалы» (там же с.302).

«Р. Арье никогда не задавал каверзных или неприятных вопросов, — свидетельствовал один из арестованных бойцов Хаганы. — Он никогда не выдвигал безапелляционных требований. Он никогда не читал нравоучений и не требовал исполнения религиозных предписаний. Мы участвовали в проводимых им богослужениях только из глубокого уважения к нему как к человеку — ведь большинство из нас вовсе не были религиозными» (там же с.275)

Однажды, когда в невыносимо знойный летний день р. Арье неожиданно посетил лагерь в Латруне, заключенные, которые до этого разгуливали почти раздетыми, бросились по своим местам, чтобы быстро натянуть рубашки и кипы. После совместной молитвы р. Арье своим мягким голосом сказал заключенным: «Сегодня очень жарко… Если вы изменили свою одежду из-за меня, то это нехорошо. Может быть, мои посещения доставляют вам какие-то неудобства?!». Авраам Аксельрод, один из заключенных, находившихся тогда в лагере, вспоминал: «Сам р. Арье был одет в свой обычный сюртук и шляпу, хотя жару переносил, конечно, тяжелее, чем мы. Ему наверняка хотелось бы, чтобы мы были одеты в соответствии с его собственными представлениями о подобающей одежде — так, например, как были одеты его собственные дети. Однако, он, как никто другой, понимал нас и не стремился переделать нас по собственным меркам. Наверное, именно в этом заключалась главная причина нашего восхищения и безграничной любви к нему» (там же с.261-262).

Правда, иногда случались курьезы. Однажды в шабат молодой узник курил, стоя у окна камеры. Вдруг дверь отворилась и к нему вошел р. Арье — с рукой, протянутой для приветствия. Не желая оскорблять чувства глубоко почитаемого и любимого человека, юноша в отчаянии проглотил сигарету (там же с.333).

По свидетельству самих узников, большинство из них «буквально влюблялись в р. Арье с первого дня знакомства». Во время бесед с заключенными он, как правило, брал ладонь собеседника в свои руки и нежно гладил ее, стараясь ободрить и поддержать попавшего в беду человека. Личная беседа с ним вселяла заряд бодрости на всю неделю. Один из руководителей еврейского подполья Исраэль Эльдад, много времени проведший в британских застенках, вспоминал: «Даже слепой мог ощутить Шехину, которая являлась к нам вместе с ним. …Он приходил, чтобы отдать нам огромный заряд любви, — …и каждый узник возвращал ему любовь и преданность сторицей. …Мы доверяли р. Арье даже такие секреты, которые никогда не доверили бы самым близким людям. …Все переполнявшие нас чувства можно было свести к одной простой мысли: “Как хорошо быть евреем, когда есть такие евреи, как он”» (там же 229,255-258,305,332,349).

Посещая тюрьму в шабаты и праздники, р. Арье не имел возможности записывать адреса новых заключенных, но в его феноменальной памяти укладывалась вся необходимая информация — даты, адреса и мельчайшие подробности, касающиеся состояния здоровья каждого узника и членов его семьи. Р. Арье великолепно помнил имена родственников каждого заключенного, и, в первую очередь, имена детей, к которым испытывал особую привязанность. Однажды, когда р. Арье все же забыл сообщенный узником адрес, он, не колеблясь ни минуты, пустился обходить центр города — улицу за улицей и дом за домом — пока не нашел нужного ему человека (там же с.67,175,248,349).

Особенно нелегко давалось ему посещение смертников, приговоренных англичанами к казни через повешение. «Что я им говорил и как я их ободрял?! — вспоминал р. Арье с грустной улыбкой. — Я приходил к ним, мое сердце буквально разрывалось от сострадания, и из глаз текли слезы. И тогда они меня обступали, начинали утешать и поддерживать во мне бодрость духа». «Мы целовали друг другу руки, пока они не стали совершенно мокрыми, ведь из наших глаз непрестанно текли слезы», — рассказывал он об одной из таких бесед (там же с.325,328).

Юному смертнику, потерявшему всякую надежду на избавление, р. Арье неожиданно сказал: «Обещайте, что вы пригласите меня на свою свадьбу!». Юноша нехотя пообещал, и в его сердце загорелся лучик надежды (в конце концов, этот юноша был помилован, и его свадьба действительно состоялась с участием р. Арье). Любимым изречением р. Арье, которое он особенно часто повторял в беседах с заключенными, были слова еврейского поэта Йеуды Алеви: «Спасение приходит от Всевышнего в мановение ока» (там же с.212-213,305).

Пятого ияра (14 мая) 5708 /1948/ года было провозглашено государство Израиль, и все политические заключенные, которых в течение двух десятилетий опекал р. Арье, вышли на свободу, заняв ключевые посты в армии и государственном аппарате.

Летом 5708 /1948/ года, в дни войны за независимость, когда орудия Арабского легиона били прямой наводкой по центру Йерушалаима, р. Арье бесстрашно продолжал передвигаться по городу, посещая раненных и организуя похороны убитых.

«Каждый снаряд имеет свою собственную цель и предназначен только для своего адресата, — пояснял он. — Если один из них предназначен для меня, я не спасусь от него, даже если останусь дома или спрячусь в бомбоубежище. …Если так суждено, от своей судьбы никуда не денешься. …Но тот, кто отправляется, чтобы выполнить заповедь, не пострадает» (там же с.185-186).

До глубокой старости р. Арье продолжал субботние посещения узников, несмотря на то, что в тюрьме появился постоянный раввин, получающий за свою деятельность жалование.

Под влиянием р. Арье многие уголовные преступники сумели вернуться к честной жизни, а часто и к выполнению заповедей Торы. По свидетельству одного из заключенных, «в каждом человеке р. Арье находил что-то святое, спрятанное глубоко в сердце, подобно искрам в золе, — ему удавалось разжечь эти искры и вернуть человека к жизни» (там же с.235,354-356).

На протяжении многих лет, в канун каждого шабата, р. Арье совершал обход иерусалимских больниц.

Он узнавал у медсестер, кого из пациентов не навещают, и подходил к постелям этих одиноких людей, «подолгу с ними беседовал, гладил им руки, внушал бодрость и оптимизм». Были случаи, когда он навещал таких больных каждый день (там же с.146,150).

Его влияние на людей с психическими расстройствами было настолько благотворным, что руководитель отделения неврологии в больнице Адаса специально направлял к нему своих пациентов. На вопрос профессора, в чем заключается секрет его целительного воздействия, р. Арье ответил: «Я просто терпеливо выслушиваю их. …Я стараюсь проявить немного сочувствия, чтобы они поделились со мной своими тревогами и проблемами, и эти больные люди …мне открываются» (там же с.157).

Еще со времен британского мандата р. Арье посещал каждую пятницу иерусалимский госпиталь для прокаженных, куда никто из посторонних, как правило, не входил. Во время своего первого посещения он застал там невыносимую грязь и нищету — однако постепенно ему удалось добиться, чтобы еврейских больных отделили от арабов и кормили из кашерной посуды. Жена р. Арье взялась готовить для них субботнюю пищу, а он относил ее в госпиталь. Р. Арье изучал с больными недельную главу Торы. На праздник Рош аШана он приходил в госпиталь с сыновьями, и они предоставляли больным возможность услышать звук шофара (там же с.149).

Одной из своих важнейших обязанностей р. Арье считал утешение людей, потерявших близких.

Дважды в год, в праздничные дни Суккот и Песаха, р. Арье навещал вдов иерусалимских знатоков Торы. Он заходил с улыбкой и теплым приветствием, усаживался так, будто его время не ограничено, и расспрашивал вдову о детях и внуках. После нескольких минут неспешной беседы он вставал, желал вдове «а-гут йом-тов» и продолжал свой путь. За один день он совершал около семидесяти-восьмидесяти таких визитов — но эта встреча поддерживала одиноких женщин на протяжении последующих шести месяцев, до его очередного визита (Э. Гринберг Женщина женщине p.89-90).

Он спешил на помощь каждому попавшему в беду человеку. Когда один из высших военачальников Армии обороны Израиля генерал Ариэль Шарон при трагических обстоятельствах потерял сына, р. Арье, который был тогда тяжело болен, поднялся с постели и отправился в другой город, чтобы навестить скорбящего. Он увидел, что боевой генерал сломлен и подавлен своей новой утратой — ведь еще раньше в автомобильной катастрофе погибли его жена и маленький ребенок. Р. Арье попытался вдохнуть в его душу надежду. Во время этого посещения р. Арье заметил, что на дверях Шарона нет мезуз (листков пергамента с отрывками из Торы, прикрепляемых к косякам дверей) — и позднее, купив мезузы в серебряных футлярах, он послал их генералу в подарок. В свою очередь, Шарон никогда не забывал о проявленном к нему сердечном внимании и, когда р. Арье вновь серьезно заболел, генерал специально приехал в Йерушалаим, чтобы навестить его в больнице Адаса (С. Раз, Праведник нашего времени с.199-200).

Р. Арье был известным габаем (казначеем благотворительной кассы): через его руки проходили крупные денежные суммы, поступающие, в том числе, и из других стран — эти деньги он распределял, часто действуя тайно и анонимно, среди неимущих знатоков Торы, вдов и сирот.

Его самоотверженная помощь окружающим не была лишь следствием природной душевной щедрости. «Я приучал себя быть приветливым с каждым человеком, пока это не стало моей второй натурой», — вспоминал р. Арье в годы старости. Его старший сын, р. Хаим-Яаков Левин, сформулировал это так: «Мой отец сам приучал себя делать добро» (там же с.120,409).

Всю жизнь р. Арье прожил в длинной узкой комнатке со сводчатым потолком, расположенной в старом иерусалимском квартале Мишкенот.

Его единственная комнатка была разделена перегородкой, по одну сторону которой находились стол и кровать, сколоченная из грубых досок из-под ящиков, а по другую — плита, раковина и душ. Эта скромная «мебель», приобретенная им еще до женитьбы, сопровождала его на протяжении полувека. «Однажды я обсуждал этот вопрос со своей женой, и мы решили, что всегда будем обходиться тем, что у нас есть, — объяснил р. Арье одному из своих многочисленных посетителей. — …Я мог бы, конечно, обладать и предметами роскоши, но что я буду с ними делать? Зачем бежать в другую комнату, чтобы там что-то взять?! Здесь же, в этой комнате, у меня все под рукой. Есть водопровод и электричество. Я и в самом деле живу теперь — как бы это сказать? — как настоящий лорд!» (там же с.87,89,226).

Что именно р. Арье понимал под словами «предметы роскоши», проясняется из следующего свидетельства. Один из его учеников захотел прикрепить мыльницу к стене возле душа в кухоньке р. Арье, чтобы наставнику не приходилось нагибаться и брать мыло с пола. Но р. Арье решительно отказался, заявив: «Для чего мне дополнительные удобства и лишний комфорт? Всю свою жизнь я избегал роскоши». Другой его ученик, заметив, что зимой в комнатке у р. Арье также холодно, как на улице, принес для него обогреватель. Однако р. Арье с присущей ему деликатностью отверг подарок, сказав: «Я бы не хотел иметь слишком много физических удобств. В этом мире у меня и так чересчур хорошая жизнь» (там же с.87-88).

Каждый его день был посвящен изучению Торы и служению Всевышнему.

На протяжении шести десятилетий, не пропуская ни одного дня, он вставал задолго до рассвета и шел в синагогу, чтобы прочесть утреннюю молитву с восходом солнца. Еще до молитвы он успевал провести для своего миньяна урок по кодексу Шульхан Арух (там же с.114,390).

На втором этаже, над своей квартиркой, р. Арье организовал небольшую ешиву, в которой занималась группа его ближайших учеников. Он давал для них уроки мусара — еврейской этики. Сами студенты называли свою ешиву просто: Бейт Арье (Дом Арье) (там же с.374,378).

Между послеполуденной и вечерней молитвой р. Арье ежедневно давал урок по даф йоми (дневному листу Талмуда) для прихожан своей синагоги. По вечерам, почти каждый день, к нему приходили супружеские пары, раздираемые ссорами и конфликтами, — р. Арье выслушивал их взаимные упреки и обвинения, а затем пытался восстановить утраченный шалом байт (мир в семье). Многие семьи приходили к нему только поздно ночью, чтобы никто из соседей их не заметил. Таким образом, он редко ложился спать раньше двух часов ночи, и на сон у него оставалось, максимум, три-четыре часа (там же с.174,390).

В 5715 /1955/ году, когда р. Арье исполнилось семьдесят лет, бывшие политические узники британских тюрем устроили в его честь грандиозное торжество.

Около полутора тысяч ветеранов боевого подполья, среди которых были многие руководители государства Израиль, собрались во дворе бывшей центральной тюрьмы Йерушалаима, на Русском подворье. Обращаясь к собравшимся, р. Арье подчеркнул: «Подлинной наградой для меня станет ваша приверженность традиционному еврейскому образу жизни и еврейской вере» (там же с.290-291).

Подобная церемония была повторена и десять лет спустя — в 5725 /1965/ году.

Уже вечером, когда прозвучали все поздравления, восьмидесятилетнего р. Арье попросили сказать ответное слово. Он поднялся и предложил: «Давайте вместе прочтем молитву, как мы делали когда-то в тюрьме». После окончания вечерней молитвы, в ходе которой р. Арье выполнял обязанности кантора, его опять попросили сказать хотя бы несколько слов. «Сущность этой встречи заключается в том, что она свела вместе старых друзей, — произнес он. — Особенно радует, что это свидание происходит по другую сторону тюремных решеток. …Не знаю, удостоюсь ли я еще одной такой встречи с вами. Единственное, о чем я вас прошу — скажите своим детям: “В Йерушалаиме жил один старый еврей, который всех нас очень любил!”» (там же с.391-392).

В 5727 /1967/ году, когда в ходе Шестидневной войны святой город был освобожден от иноземного владычества и воссоединен, р. Арье испытал исключительный духовный подъем.

В разгар боев, узнав об освобождении Старого города, он пешком, в сопровождении внука, поспешил к Стене плача, которую не видел в течение девятнадцати лет. Он все время ускорял шаг, а, завидев Стену издали, побежал к ней и буквально прильнул к земле у ее подножия. Переполненный радостью и восторгом, он плакал, как маленький ребенок. Позднее, уже в дни тяжелого недуга, постоянно страдая от нестерпимой боли, он каждую неделю приходил к Стене (там же с.382-383).

В дни последней болезни р. Арье был помещен в иерусалимскую больницу Адаса.

Больные из других отделений целыми группами приходили к нему за благословением, и его палата быстро превратилась в место совместной молитвы. Навещавшим его старым друзьям р. Арье признавался: «Я вспоминаю свою жизнь и не нахожу в ней ни одной добродетели, за которую я мог бы просить Всевышнего продлить ее». Тяжелая болезнь сердца и рак легких приковали его к постели; из-за бесчисленных сеансов облучения, уколов и переливаний на его теле не осталось живого места — и, тем не менее, спокойно и терпеливо перенося боль, он ни разу не пожаловался и не застонал. Как только ему становилось чуть легче, он тут же отправлялся навестить больных из соседних палат (там же с.160, 392-393).

Р. Арье Левин умер в канун шабата, девятого нисана 5729 /1969/ года.

При подготовке к похоронам сотрудники погребального братства сообщили, что за короткое время, оставшееся до наступления шабата, они не успеют выкопать яму рядом с могилой жены р. Арье — поскольку почва в этом месте кладбища Санхедрия очень твердая и каменистая. Однако, когда озабоченные родственники прибыли в Санхедрию, кладбищенский сторож сделал неожиданное сообщение. Оказалось, что за несколько лет до своей кончины р. Арье пришел на кладбище и попросил рабочих выдолбить могилу рядом с тем местом, где похоронена его жена, а затем снова забросать ее рыхлой землей. Отвечая на удивленные расспросы сторожа, р. Арье пояснил, что, возможно, уйдет из этого мира в канун шабата, а поскольку рабочим придется долго долбить каменистую почву, участники похорон не успеют возвратиться домой до наступления святого дня (там же с.404-405).

В его похоронах, состоявшихся, как принято в Йерушалаиме, в день его смерти, участвовали десятки тысяч евреев из всех политических кругов, сословий и партий, составляющих израильское общество. Среди них были главы крупнейших «литовских» ешив и ведущие духовные лидеры различных хасидских направлений, а также президент и премьер-министр государства Израиль, большинство членов правительственного кабинета и крупнейшие военачальники (там же с.15).

В духовном завещании, обращенном к своим детям, р. Арье написал: «Лучше пойти чистить канализационные трубы, чем стремиться занять высокий пост, дающий безраздельную власть». В этом же завещании он наставлял сыновей не присоединяться ни к одной из политических партий, поскольку «всякая партийная система вносит раскол в единство народа и приводит к тому, что любовь к стране и народу сковывается интересами определенной группы». «В своей жизни я понял ту истину, что если стремишься чего-то достигнуть, не стоит пытаться ускорять события, — обращался он к сыновьям. — Когда придет время, вас позовут, вы займете свое место, и вам воздадут по заслугам» (там же с.304, 411-412).

На могильном камне, в соответствии с завещанием р. Арье, высекли следующие слова: «Я прошу каждого, кто придет помолиться на мою могилу, сказать с полной убежденностью: “Я искренне верю, что в назначенное Творцом время произойдет воскрешение мертвых”» (там же с.405).

Жизнь и благородная деятельность р. Арье увлекательно описаны в книге р. Симхи Раза «Праведник нашего времени».

Зять р. Арье, р. Йосеф-Шалом Эльяшив, стал одним из самых авторитетных законоучителей следующего поколения евреев Земли Израиля. Другой его зять, р. Элиэзер Кугель , основал и в течение нескольких десятилетий возглавляет ешиву Швут Ами, созданную для выходцев из Советского Союза, а машгиахом в этой ешиве был внук р. Арье, р. Авраам Кугель.