Тора и мораль. Существуют ли общечеловеческие ценности?

Когда задаешь людям вопрос — существуют ли общечеловеческие ценности? — как правило, ответ получаешь однозначный: конечно! Мало кто сомневается в наличии такой категории как общечеловеческая ценность. Ведь должно же нас всех что-то объединять!

И что в области морали нас объединяет? Разговаривая с аудиторией, где собрались разные люди, можно услышать множество самых различных ответов. Но если дать высказаться всем желающим, то рано или поздно слово возьмет какой-нибудь «теоретик», который, полагая, что представляет общее мнение, начнет рассуждать таким примерно образом: у любого из нас есть своя шкала ценностей, с этим никто спорить не будет, верно? Но сформирована она его окружением, т.е. обществом, в котором этот некто родился, воспитывался и живет. Поэтому правильней будет назвать ее общественной шкалой. Идем дальше. Понятно, что, работая с этой ценностной шкалой, человек ее корректирует, в каких-то деталях меняет или пытается изменить, но она так или иначе всегда в нем присутствует. Поэтому говорить будем об общественной шкале ценностей. Теперь вы нас, уважаемый лектор, спрашиваете: существует ли нечто общечеловеческое в области морали, единое для большей части людей, по крайней мере, на продолжительном этапе их истории? Я правильно понял ваш вопрос? Так вот, категорически заявляем: безусловно, существует! Иначе человечеству не выжить…

Хорошо, соглашается лектор. Теперь позвольте задать второй вопрос: существует ли такое понятие, как абсолютная мораль? Сначала уточним термины: если мораль — отношение между людьми, то абсолютная мораль — это такая оптимальная система взаимоотношений, которая годится для большинства людей на все времена (или на большой отрезок времени). Так вот, существует ли она? Попробуйте провести эксперимент в своем кругу и увидите, что на этот вопрос отвечают по-разному. Оказывается, многие искренне считают, что общечеловеческие ценности есть, а вот абсолютной морали нет. Нам говорят, что все люди разные, общества и условия жизни тоже разнятся друг от друга, а поэтому единой системы в области морали нет и быть не может. Более того, продолжает наш респондент, этические нормы постоянно меняются под действием времени, развития общества и, если хотите, технологии. Но ценности, дескать, остаются теми же. Вот тут нам и потребуется уточнить: какие ценности?

Обычно называют: жизнь человека, мир (как отсутствие войны), уверенность в завтрашнем дне, здоровье, благополучие семьи, честь и достоинство. Что еще ценилось людьми во все времена? Любовь, честность, трудолюбие, мужество, — идет перечисление так называемых положительных качеств души человека. Обратите внимание, в списке ценностей фигурируют разные понятия из двух неодинаковых областей. Общее состояние: мир, жизнь, отсутствие неприятных моментов, красота и пр., — и качества души: прямота, искренность, мужество и т.д. Одно относится к тому, что человек хочет видеть в людях, включая самого себя, другое — к чему он стремится.

Но в одной среде, при определенных условиях — свое понятие о красоте или мире, в другой среде, при других условиях — прямо противоположное. Если не говорить о ценностях физиологического характера, то во всем остальном усмотреть общие точки подобия очень тяжело. Поэтому сам факт того, что многие склонны считать, будто общие для всех ценности тем не менее существуют, кажется несколько странным.

Все ценят жизнь. Но чью? Целые цивилизации прославились прямо-таки варварским отношением к человеческой жизни. Ее ценность была не общественной категорией, а индивидуальной, на уровне «я ценю свою жизнь». Обратите внимание — я, а не общество; оно мою жизнь не ценит. А если даже и ценит (как мне кажется), то только мою и людей моего круга, т.е. нас, но никак ни тех, что живут за рекой, куда мы посылаем пограничные отряды.

Рассуждение понятно. Общество, как правило, стремится к сохранению той системы, которую построило для своего существования и внутри которой живет. Поэтому ни о каком уважении к жизни человека или его правам не шло и речи на протяжении тысячелетий. Эти категории не стояли на повестке дня. Заяви в Древнем Риме, что жизнь галерного раба не менее ценна, чем жизнь Цезаря, — и сам угодишь на галеры, ибо система стремилась себя сохранить. Другое дело, что в разных системах по-разному решался вопрос о самосохранении: иногда система поощряла физическое уничтожение всех, кто подрывали ее основы, иногда применялись более «гибкие» способы защиты. В принципе же, подход Цезаря в данной области мало чем отличался от подхода Сталина.

Но это о главной ценности — о жизни человека вообще. Отношение к ней мы считаем основным, когда говорим о мере гуманности в обществе. Но есть и другие характеристики, побочные, но не менее характерные. Например, отношение к слабым людям. Или к детям. Уж кажется, что слабее них в социальном плане? Так вот, является ли жизнь детей и их достоинство общественной ценностью в рамках конкретного социума? Мы говорим не о своих детях, к своим хорошо относится и кошка, а именно к детям вообще. Во многих обществах на это обращали мало внимания. Детей убивали, ими торговали, они были вещью. Впрочем, и к своим относились с любовью тоже не везде. В наших краях, на Ближнем Востоке, в древности, существовал распространенный обычай приносить первенцев в жертву. Считалось, что дом лучше стоит, если под порог замуровать труп первого ребенка в семье. И город успешней выстоит против осады, если главные ворота городской стены поставить на свежей могиле зарезанного царского первенца. Так было принято, и против этого никто не выступал.

Если же говорить о таких «ценностных» категориях, как любовь (все хотят любви и все хотят быть любимыми), — то она является, скорее, биологическим чувством, определенного вида эмоциональным состоянием, но не ценностью, поднявшейся до уровня общественного идеала. Можно воспевать любовь, но при этом обижать любимых. Почему? Да потому, что любовь не относится к морали. Моралью является то, что делают с любовью, а не она сама. Разные культуры очень своеобразно относились к любви как таковой. Многоженство, храмовая проституция, доступность женщин, их бесправие, адюльтер (как общепринятая норма), — все это мало согласуется с тем, что мы с вами понимаем под должным отношением к любви. Общество, с любовью относящееся к любви, заботится о своих женщинах и уважает институт брака. Скажите, много таких обществ известно вам из истории и в современном мире?

Трудность заключается в том, что те ценности, которые нам с вами кажутся естественными и очевидными, таковыми раньше не являлись, да и теперь «в моде» отнюдь не везде. Важный момент: общечеловеческой ценностью не может быть то, что касается только меня, моих близких и мою среду. На то она и обще-человеческая… Тогда как понимать обычный ответ, что общечеловеческие ценности, безусловно, существуют?

Но если так обстоит дело с общечеловеческими ценностями, то еще запутаннее с абсолютной моралью. Если нет единой моральной системы для всех людей, народов и времен, то ни одному человеку я не могу сказать: ты поступил плохо. Я могу только сказать: по-моему, ты поступил плохо (в согласии с моей шкалой ценностей или шкалой, принятой в моем кругу, и т.д.). На что он спокойно ответит: а я считаю, что поступил верно и высокоморально. Потому что у него другая мораль, другая шкала этих самых ценностей.

Если же исходить из понятия большинства, то вообще можно прийти в тупик. Потому что, во-первых, в любой области большинство может ошибаться. И во-вторых, если кому и пристало апеллировать к большинству, то уж никак не нам, евреям. Мы всегда в меньшинстве — и, тем не менее, держимся за свои законы и установки, часто вступая в прямую конфронтацию с окружающим обществом.

Действительно, вспомним, что первые евреи выступали против поклонения идолам, когда сама идея отрицания идолопоклонства была дикой для всех остальных племен. На них смотрели как на нецивилизованных и некультурных людей: смотрите, они не верят в силу идолов, какая отсталость! Евреи внесли в мир понятие свободного от работы дня. Греки и римляне смеялись над ними, называя бездельниками. Наши предки провозгласили, что человек должен любить остальных людей, а не только себя и свою семью. И снова были не поняты. Евреи поделились с другими племенами великой тайной мироздания: оказывается, Всевышний — Один! И опять эта мысль с трудом пробивала себе дорогу в рамках чужих культур. Страшно подумать, что было бы с человечеством, если бы евреи всегда соглашались с большинством.

Итак, как только мы признаем, что любая этическая система относительна и может изменяться по времени, сразу же получим, что никого нельзя осудить (ни словесно с порицанием, ни фактически, применяя силу трибунала). Никого, даже Гитлера!

Несколько неожиданно, не правда ли? Впрочем, это имя произнесено нами неслучайно. Ибо и здесь хотелось бы логики и ясности. Гитлера судили победители, на стороне которых была сила. Что в их суде носит объективный характер? Он им не нравился, это мы понимаем — нам он тоже может не нравиться. Но какие преступления против человечества совершил этот международный преступник, если нет абсолютной и единой для всех людей системы моральных ценностей? Он убивал людей? Но у людей принято убивать людей. Он ограбил целые народы? Но кто кого не грабил? Давайте вкратце осветим эту тему. Она поможет нам понять, что такое мораль вообще.

Все привыкли называть немецкого фюрера выродком, бесноватым или, выражаясь языком интеллигентов, фанатиком расистской идеи. Но, выслушав приговор суда, мы не дали слова подсудимому. Впрочем, прежде чем перейти к фюреру, познакомимся с несколькими мыслями, вводящими в суть дела. Вот цитата из книги Эрнста Хейкеля, ученого естествоиспытателя конца прошлого века. Отметьте, что Хейкель был «правоверным» учеником Дарвина, популяризатором и продолжателем его учения.

В астрономии, геологии и обширной области физики и химии никто сегодня уже не говорит о моральном уставе или персональном Б-ге, Чья «рука определила все с мудростью и пониманием». То же самое относится и ко всей органической природе, если мы исключим на время самого человека. Дарвин своей теорией отбора показал нам не только то, что последовательные процессы в жизни и структуре животных и растений появились механически, без всякого задуманного плана. Он научил нас узнавать в борьбе за существование мощную силу природы, которая за миллионы лет оказывала высший и непрерывный контроль над всей последовательностью органической эволюции мира…

Является ли история народов, которую человек, исходя из своей антропоцентрической мегаломании, любит называть мировой историей, исключением из этого правила? Находим ли мы на каждом ее этапе возвышенный моральный принцип или мудрого правителя, руководящего судьбами народов? В высшей стадии природной и национальной истории, в которой мы сегодня пребываем, на этот вопрос может быть только один объективный ответ — нет! Судьба тех ответвлений семьи человека, которые в виде наций и рас боролись за существование и прогресс уже тысячелетия, зависит от тех же внешних железных законов, что определяют историю всего органического мира и миллионы лет обеспечивают жизнь на земле.

Сами по себе эти слова не вызывают у нас удивления. Мы уже слышали много подобного. В них сквозит неограниченная вера во всесилье науки, которая наконец-таки нашла те основные положения, на которых стоит все существующее в живой природе. О правомочности переноса законов природы на человеческое общество можно спорить; тут можно привести много подтверждающих фактов, но не меньше будет и примеров, так сказать, опровергающего характера. Так или иначе, перед нами еще один, достаточно понятный взгляд ученого человека на мир. А теперь вторая цитата на ту же тему, но уже другого автора:

Высочайшая мудрость — это всегда понимать инстинкт. Т.е. человек никогда не должен впадать в идиотизм, поверив, что он вознесся и стал господином и начальником природы. Однажды это легко привело его к высокомерию. Он должен понимать фундаментальную необходимость законов природы и осознавать, насколько его существование зависит от этих законов вечной борьбы и соперничества. Тогда он почувствует, что во вселенной, где планеты вращаются вокруг светил, а луны вокруг планет, где только сила всегда покоряет слабость, заставляя ее быть послушным рабом или сокрушая ее, там не может быть особых законов для человека. И на него распространяются вечные законы этой высшей мудрости. Он может пытаться понять их, но избежать — никогда.

Хорошая цитата? Можете провести эксперимент — прочтите ее своим знакомым и друзьям. Многие согласятся. А между тем автор цитаты — Адольф Гитлер. Мы ее привели, чтобы продемонстрировать, насколько идеи, которые разделял Гитлер и его последователи, приняты в современном нам обществе. Согласитесь, если не объявлять, кто был автором только что приведенных слов, выглядят они вполне невинно.

А теперь сделаем заявление, к которому меньше всего готовы люди, наши современники, воспитанные на уважительном отношении к науке. Оказывается, нацизм тоже базировался на науке, правда, своей эпохи, но от этого он не становится менее «научным». Политическое обоснование фашизма начиналось не со спонтанного движения маньяков. Его идеологи взяли данные современной им системы знаний и применили принципы, открытые к тому времени в мире живой материи, к миру людей. Человек подвластен тем же законам, что и животные. Там правит естественный отбор: сильный побеждает слабого, в потомстве закрепляются только те качества, которые необходимы в борьбе за выживание, все остальное отметается и вымирает. То же самое происходит в мире людей. Вернее, должно происходить. Потому что появились ложные учения, которые своей проповедью милосердия и человеколюбия отвлекают человечество от магистрального пути развития. Кого конкретно имели в виду фашисты? Врага они объявили сами — это христианская идеология. Христианская — в согласии с лексикой нацизма, под нею они понимали идеи милосердия и человеколюбия. К самим христианам фашисты относились достаточно терпимо. Но главным и безусловным врагом они провозгласили евреев. Впрочем, прежде чем отметить особую приязнь фюрера к евреям, приведем третью цитату. Посмотрите на логическую конструкцию:

Развитие вида требует ликвидации неприспособленных людей, слабых и ненормальных. Но христианство, как реакционная сила, взывает именно к ним. Здесь мы сталкиваемся с основным противоречием. Развитие происходит или из природной жизни, или из равенства индивидуальных душ перед Б-гом.

Автор — ранний идеолог нацизма Альфред Баумер. Вдумайтесь, есть две точки зрения на мир, два взаимоисключающих подхода. Или — «природная жизнь». Так, как задумано природой, без всякого сентиментального снисхождения к слабости, что постепенно приведет к сильному, здоровому виду сверх-людей, получивших от предков в результате жестокой эволюции только полезные качества и свойства. Или — «равенство душ перед Б-гом», когда право на существование имеют все — и слабые, и сильные.

Но почему, выступая против христианства, фашизм занялся планомерным уничтожением не христиан, а евреев? Цитата:

Самый тяжелый удар, который был нанесен человечеству, — это христианство. Большевизм — незаконный сын христианства. Оба эти явления изобретены Евреем.

Мы привыкли видеть в Гитлере расиста. Но сам о себе он говорил: «Я — смесь политика и философа. Политик — для лавочников. Философ — для понимающих меня людей». Понимающие люди — это те, кто входили в его круг, общались с ним, сидели за одним столом. В книге «Застольные беседы Гитлера», собранные личным секретарем, представлены записи его разговоров с друзьями и единомышленниками, т.е. с теми, перед кем он выступал как философ. Только что приведенная цитата взята именно из этой книги.

А теперь вернемся к цитате про христиан, большевиков и Еврея. Любопытно, не правда ли? Кроме христианства, перенявшего «крамольные и реакционные» идеи у евреев, своими врагами нацисты объявили и коммунистов. С какой стати? Почему «незаконный сын»? Очень просто. Последователи Иисуса проповедовали равенство душ перед Б-гом, а коммунисты, отвергая религию, принялись говорить просто о равенстве душ, без всякого Б-га, Который им просто не нужен. Лозунги, как видим, у них были те же, но идейного родства они не признавали.

Но для нас главным является вот что: Гитлер выступает не столько против идеи «бога» (бога с маленькой буквы, потому что придуманному богу можно приписать свои идеи), сколько против равенства душ! Видя в большевиках непреклонных проповедников идеи равенства, Гитлер их люто уничтожал. Но христиан не трогал. Впрочем, христиане бывают разные. Например, про итальянцев он сказал так:

После нашей победы я оставлю итальянцам их религию. Потому что они могут быть варварами и христианами одновременно.

Т.е. у них эта идея поверхностна, а значит, не опасна. Что касается немцев, то им в будущем предстояло выйти из лона христианской церкви. Но без всяких репрессий, ибо:

Никто в истории не пролил так много крови, сражаясь за победу идеи любви, как сами христиане.

А раз они, проповедуя любовь к слабым, готовы к применению силы, то, по Гитлеру, у христиан не все потеряно. Просто их надо оторвать от зловредной идеи, но оставить качества, проявленные ими в борьбе за повсеместное насаждение этой идеи. Еще одно свидетельство:

Христианская доктрина утверждает, что доля человека — любить друг друга. Но сами христиане будут последними, кто попытаются воплотить ее в жизнь.

Теперь понятно, почему Гитлером уничтожалась христианская идеология, но не церкви и не христиане. Остается главный враг — евреи, авторы мягкосердечия, самые первые исказители великого закона о господстве силы над слабостью. Говоря об отношении немецких нацистов к евреям, заметим, что все мы привыкли к старой истине: фашизм объявляет евреев низшей расой. На таком языке Гитлер разговаривал с лавочниками. Но это слова политика. А что говорил Гитлер-философ? Ведь ему почему-то действительно надо было истребить евреев. Сейчас мы увидим почему. Впрочем, сначала несколько слов Гитлера о теории расизма. Цитата из тех же «Застольных бесед»:

«Я прекрасно знаю, — сказал он, — точно так же, как все эти ужасно умные интеллектуалы, что в научном смысле не существует такого понятия, как раса. Но если вы земледелец или животновод, то вы не можете успешно заниматься разведением новых сортов без принятия концепции “порода”. Мне как политическому деятелю нужна концепция, которая была бы способна упразднить существовавший доныне порядок, основанный на истории, и ввести в силу новый антиисторический порядок, основанный на интеллектуальной базе. Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он прерываясь. — Я должен освободить мир от его зависимости от исторического прошлого. Нации — это внешние и видимые очертания нашей истории. Поэтому надо сплавить эти народы в единое целое высшего порядка, если хотеть избавиться от хаоса исторического прошлого, которое стало абсурдом. И для этой цели концепция “расы” служит как нельзя лучше. Она избавляет от старого порядка и дает возможность перейти к новым ассоциациям. Франция вынесла Великую революцию за пределы своего государства с помощью концепции “народа”. С помощью концепции “расы” национал-социализм вынесет свою революцию за рубеж и изменит мир».

Ужасно любопытно: оказывается, расист Гитлер не верит в существование понятия «раса»! Оно для него не научно. Но оно ему нужно как метод достижения цели. Ведь для того чтобы внушить простым немцам, что евреев надо истребить, лавочники должны осознать, что евреи — настолько низки и примитивны, что не имеют право на существование. Но что он имел в виду на самом деле?

Действительно, почему Гитлер обрушился на евреев? Обычно приводят ряд причин: борьба за политическое влияние, экономические мотивы, забота о чистоте «арийского типа», поиск социального врага и пр. Но ни одна из этих причин не состоятельна, потому что к моменту запуска машины тотального уничтожения евреев последние уже были лишены всех политических, экономических и социальных прав. Дела у Гитлера к тому времени шли настолько хорошо, что, наоборот, было бы логично оставить еврейскую общину в покое — хотя бы в целях пропоганды, или как «козла отпущения» на завтра.

Оказывается, причина гитлеровской ненависти к евреям лежит совсем в другой плоскости. В идеологической. Ибо в их лице он нашел достойных противников, когда выступил с доктриной о необходимости применения физической силы в борьбе за выживание. Евреи — не просто слабые, которые должны уступить сильным; они противники самой идеи «сильный должен победить слабого», т.е. задерживают развитие человечества, а значит, должны быть сметены и уничтожены… Мысли Гитлера, высказанные вслух:

Еврей нанес две раны человечеству: обрезание на теле и совесть на сознании. Война за влияние над миром идет между нами и еврейством. Все остальное фасад и иллюзия.

Итак, есть две концепции. Концепция силы — когда сильный покоряет слабого. Нацисты называли ее концепцией чести, мы зовем ее социальным дарвинизмом (вот оно, имя теории, от произношения которого мы удержались чуть выше!). И вторая — концепция милосердия. Ее авторы — евреи. Чтобы ее уничтожить, сбросив с ног человечества путы и позволив ему идти по прямой дороге усовершенствования, надо уничтожить носителей этой заразы, т.е. ее авторов — евреев.

Прочтите снова последнюю цитату. Так о низшей расе не говорят. Гитлер боялся евреев. Идеалом для него являлся Древний Рим, цитадель мощи, духа и победы. Он считал себя продолжателем дела Рима, утверждая, что вся его теория вышла из римской идеи. Но куда делся Рим? Гитлер отвечал на этот вопрос ясно: его сначала соблазнили евреи, насадив в нем христианство, а потом и вовсе уничтожили. Евреи соблазнили человечество своей доктриной помощи слабым. Доктриной любви и прощения. Цитата из Гитлера:

Без христианства никогда бы не было ислама. Римская империя под германским влиянием развивалась бы в направлении мирового господства, и человечество никогда бы не перечеркнуло пятнадцать столетий одним росчерком пера… В результате падения Римской империи наступила ночь, продолжавшаяся века.

Но если вы думаете, что Гитлер ошибался в своем взгляде на Рим, то вот вам цитата из Сенеки:

Обычаи этой проклятой расы стали иметь такое влияние, что их принимают во всем мире. Побежденные дали свой закон победителям.

Но почему нужно уничтожить всех евреев? Неужели мы все проводим в жизнь одну, только нам присущую философию? Можно думать что угодно, но у Гитлера было свое мнение:

Что касается истребления еврейского духа, то его невозможно добиться механически. Еврейский дух есть продукт еврейской личности. Если мы не поспешим уничтожить евреев, они очень быстро обратят наших людей в иудаизм.

Отметим еще раз — разве так говорят о низшей расе!

Конечно, имеется в виду не прямое обращение немцев в правоверных иудеев, а внедрение в немецкое сознание (а заодно и в сознание всех европейцев) идей иудаизма — с его обостренным вниманием к слабым и угнетенным, с его проповедью гуманизма.

Здесь Гитлером подмечена одна важная деталь еврейского народа, очевидная черта, характерный знак, даже не столько связанный с верой, сколько вошедший в саму кровь и плоть евреев: они всегда и всюду самым активным образом выступают на стороне слабых, угнетенных и обездоленных. Они известны как вечные борцы за справедливость. Правда, в отрыве от Торы, понятие справедливости становится расплывчатым и неясным, но главное в них все же присутствует: сострадание к чужой боли — будь то права негров в Алабаме, женщин в современной Америке, диссидентов «за железным занавесом» и пр. и пр… До всего есть еврею дело. А значит, чтобы он не насаждал повсеместно свои порядки, надо избавиться от него самого, ибо надежд на исправление нет. Так полагал Гитлер.

И еще одно свидетельство о своего рода уважительном отношении к евреям со стороны фюрера:

Если хотя бы одна страна по любой причине даст у себя прибежище хотя бы одной еврейской семье, то эта семья станем зародышем нового мятежа.

Красиво сказано, не правда ли? Немецкая семья зачинателем немецкого духа не станет, а вот еврейская — зародышем своего, еврейского мятежа — станет. И поэтому нет пощады ни одной еврейской семье!

И все же авторство ненависти к евреям не принадлежит Гитлеру. Идеи, как мы уже упомянули, он заимствовал у древних. И даже Сенека среди них, тень которого мы потревожили уже несколько раз, не был первым. Римский оратор высказался о законах, которые «побежденные дали победителям». Но можно подумать, что «великий римлянин», не знакомый с евреями, несколько сгустил краски. Давайте посмотрим на развитие мира после заката Римской империи, которая развалилась прежде, чем варвары сожгли «вечный город». Римляне сначала переняли христианство, «сирийскую религию», а потом исчезли как народ. Сенека оказался прав — восторжествовал закон побежденного. Несправедливость стала объектом нападок. С появлением «еврейского духа» возникла новая теория: несправедливость должна быть уничтожена. Это видели римляне, видим мы с вами, это видел Гитлер. Правда, в отличие от нас с вами, Гитлер пришел к противоположному выводу: уничтожать надо не несправедливость, а самих евреев и именно по причине их приверженности доктрине любви. То, что мы с вами считаем несправедливостью, Гитлер полагал нормой. Поэтому мы ему и мешаем!

Возвращаемся к тому, о чем мы говорили раньше. Представим себе картину: мы выступаем на суде против Гитлера и говорим — ты преступник! Он, со скамьи обвиняемых, отвечает: нет, я высоко моральный человек, ибо действовал на основе своей морали, а вы меня обвиняете на основе вашей морали. У нас с вами разные системы, и судить друг друга в рамках только одной из них неверно!.. Что мы можем возразить? Если нет абсолютной морали, то по существу — ничего.

Давайте еще более обнажим ситуацию. Перед нами не просто спор двух равных сторон. Все дело может обернуться так, что прав именно этот злодей, а не мы, вот что страшно. Допустим, мы на машине времени пробираемся в Германию во время захвата гитлеровцами власти. Вваливаемся в комнату Гитлера, где он, безоружный, отдыхает после выступления на массовом митинге, наставляем на него автомат «узи» и объявляем, что явились из будущего, сейчас его будем судить за преступления против человечества и в частности против еврейского народа. Оставим в стороне проблему еще несовершенных преступлений. Предположим, он-таки успел загубить несколько еврейских жизней, и уже за это его можно расстрелять. Да он, впрочем, вряд ли станет отпираться, скорее всего, посмотрит на нас своими прозрачными глазами и заявит, что да, мечтает все эти дела совершить, планирует их совершить и очень рад, что совершит их через несколько лет, судя по нашему сообщению. Скажите, как мы объясним ему нашу расправу? Мы заявляем: ты несешь зло, убийства. Он отвечает: но и вы пришли с убийством. Мы говорим: ты хочешь убить многих, а мы порешим тебя одного. Он отвечает: я не один, вам придется казнить множество моих последователей; чем их жизни хуже жизней ваших евреев? Мы говорим: евреи на вас не нападают, а вы на них нападаете. Он нам спокойно: ошибаетесь, дорогие, как раз евреи первыми на нас напали, насадив доктрину, связавшую человечество по рукам и ногам. Но не это даже главное, он нам говорит самые простые слова: вот вы собираетесь меня убить, значит, тем самым вы встаете на мои позиции. Почему? Потому что говорите мне: ты нам опасен, и мы тебя убиваем. Но это то, к чему призываю я: евреи опасны, и мы их убиваем. Вы сейчас казните меня, но не по тому, что правы, а потому что сильнее. Но и об этом я говорю: сильный убивает слабого, в этом его правота, таков закон природы, разве не верно? Так что нажимайте на курок — я победил!

Извините, но отсюда следует, что либо он прав («сильный может и часто даже обязан убивать»), либо Гитлера нельзя приговорить к смертной казни. Наше еврейское сердце моментально реагирует дикой болью: как! неужели нельзя приговорить — Гитлера?!

Да, представьте себе, Гитлера. С маленькой, правда, поправкой: если не существует абсолютной морали.

Интересно, что, проводя дискуссию с аудиторией на эту тему, с удивлением обнаруживаешь, что большинство слушателей убеждены, что Гитлер неправ, но затрудняются объяснить почему. У людей нет логических доводов для защиты собственной позиции.