19 апреля 2013 года, темы: Образование, Провидение, Миква, Шхита, Траур, Советский Союз
Родился он также в Шабат а-Гадоль 84 года назад, в 1929 году. Это был редкий человек. Он жил в университетском городе Тарту, в Эстонии. И скрупулёзно соблюдал все мицвот — все, без компромиссов. Его семья в те времена была единственной молодой «соблюдающей» семьёй в городе. Он был лектором в университете, жена работала врачом. Тот, кто понимает, что значит соблюдать субботу, кашрут и микву в тех условиях при их положении, — понимает.
Его отец, рав Авром-Довид Барон, был шохетом и моэлем, он получил смиху на шхиту ещё у рава Симхи а-Коэна из Двинска. Во время войны он был в эвакуации в Чувашии и самоотверженно продолжал там делать бритот.
Рав Шимшон рассказывал о своей жизни:
Мне было двенадцать лет, когда началась война. Из Эстонии, которая примерно за год до того стала советской, мы эвакуировались в Чувашию. В Чувашии я пошел не в седьмой класс, а на работу — другой возможности не нарушать субботу не нашел. Работал в часовой мастерской. Это стало моей профессией на долгие годы, в общей сложности на одиннадцать лет.
Вернувшись после войны в Эстонию, я через полгода снова стал часовщиком: работал на так называемой «точке», принадлежавшей большому комбинату. Комбинат разбросал по городу множество ремонтных «точек», где посменно работали два человека. Мы с напарником-эстонцем наладили отличную «систему»: он выходил на работу по субботам, а я — по выходным дням, в воскресенье. Такое благополучие держалось несколько лет.
В городе открылась вечерняя школа. Учились в них рабочие да несколько молодых офицеров, парней без образования, получавших офицерское звание на фронте, когда командиры один за другим выбывали из строя. В школе занимались всего четыре дня в неделю, суббота в их число не входила, и я пошел учиться.
Я проучился в «вечерке» года два, когда пошли разговоры, что комбинат собирается объединить «точки» в одну мастерскую. Что делать? В такой мастерской свои порядки уже не установишь. Надо уходить. Куда?
Тут я вспомнил, как рав Ицхак говорил моему отцу, что лучшая специальность для шмират шабат — соблюдения субботы — математика.
«Вечерку» я закончил еще в качестве часовщика, успел. Поступил в университет, закончил с отличием. Потом — аспирантура: единственный еврей в группе, я получил единственное вакантное место в аспирантуре — шабат помог. Защитил диссертацию. Неожиданно для себя стал доцентом: я-то ведь думал, что буду школьным учителем.
Университетским преподавателям предлагали высказать свои пожелания при составлении расписания лекций, и я с календарем в руках продумывал его на полгода вперед, заготовляя отговорки, почему беру именно эти дни, а не другие. Но однажды, когда Рош-а-Шана пришелся на четверг и пятницу, я не нашел решения. Объяснить отсутствие лекций три дня подряд (два дня Рош-а-Шана и в субботу) было невозможно. А ведь потом ещё следуют Йом-Кипур и Суккот! Никакие математические выкладки не помогали, как ни комбинируй. И тут произошло что-то совершенно неожиданное. Ко мне подошел коллега, известный тартуский профессор, и попросил помочь: он уезжает на семинар и хотел бы поменяться днями лекций. Я изобразил сомнение: трудновато, мол. Но ради тебя сделаю! И отдал ему свои лекционные часы в Рош-а-Шана, Йом-Кипур, Суккот и Шмини-Ацерет. Так Б-г меня выручил.
В Израиле я стал, как здесь говорят, полным профессором. Но и сегодня «большим математиком» себя не чувствую. Зато всегда чувствовал и чувствую, что шабат меня ведет и спасает на всех моих путях.
Тамара Бар-Он, жена рава Шимшона, дочь рава Меира Зайчика рассказывает о «своей стороне»:
До глубокой осени, до конца октября, я окуналась в озере за городом. Температура воды — одиннадцать-тринадцать градусов, кровь стынет и дыхание перехватывает, но ничего — не простужаюсь, все прекрасно…
Зимой я ездила в Ригу, иногда в Ленинград, где были миквэ. Поездки приходилось приурочивать к выходным дням: на исходе субботы я выезжала, в воскресенье вечером отправлялась обратно.
Поезд в Ригу, помню, назывался «Чайка». Он выходил из Таллинна и делал остановку в Тарту, где я и садилась. В дороге проводила часов пять, а то и больше. В Ленинград ездила автобусом, дорога занимала семь часов.
Свои поездки я заодно использовала для «спецзакупок». В Ленинграде жили мои родители. Отец имел право резать кур, и зимой я возила кашерных кур из Ленинграда, а иногда — из Риги, где тоже был шохет. Летом родители снимали дачу под Тарту, и с курами проблем не было.
В 73-м году, когда мои родители уехали в Израиль, мы полностью «переключились» на Ригу. С двумя сестрами мужа (они жили в Риге) в шесть утра мы мчались на рынок, покупали кур, бежали в синагогу к шохету, вручную ощипывали кур… Потом — миквэ, потом — к золовке за курами, оттуда — на такси на вокзал, и в понедельник на рассвете я — в Тарту.
Семья у нас была немаленькая: трое детей, муж, свекровь да я сама — шесть едоков, что ни говори, так что продуктов требовалось немало. Муж встречал меня, помогал доставить домой добычу (десять-двенадцать кур, а в Песах — и все двадцать, да еще десять килограммов мацы, которую пекли в рижской синагоге). И я бежала на работу…
(Рассказы приводятся по книге рава Ицхака Зильбера «Чтобы ты остался евреем»)
Последние годы рав Шимшон жил в Иерусалиме, в районе Санедрия а-Мурхевет.
Похороны состоялись на исходе субботы.
На похоронах выступил рав Залман-Нехемья Гольдберг, один из виднейших поским нашего поколения, зять Рава Шломо-Залмана Ойербаха и близкий родственник жены рава Шимшона. Он сказал так: «Можно много говорить о достоинствах рава Шимшона, но перед праздником не произносят надгробных речей. Правда, если умер талмид-хахам, то можно. Но рав Шимшон так скрупулёзно соблюдал мицвот, что, наверное, не захотел бы этого».
В беседе рав Залман-Нехемья рассказал, что был у рава Шимшона в четверг и они обсуждали, как выполнить законы Сэдэра при его состоянии, при его слабости. Это то, что занимало рава Шимшона в его последние дни…
Перед Песахом не говорят надгробных речей, но можно произносить слова, которые помогут «пробудиться от сна» и стать сильнее.
Есть гмара в трактате Шабат, в которой сказано: человек, который родился в субботу, — умрёт в субботу (потому что из-за него нарушили субботу) и будет назван большим праведником…
Рав Мордехай Райхинштейн
Тору невозможно точно перевести, полностью передав смысл оригинала. Но разве можно со стопроцентной точностью перевести на другой язык хоть что-нибудь?
Рав Шалом Каплан
Творец всегда забирает из мира то, от чего человечество отказывается...
Рав Моше Ойербах,
из цикла «История еврейского народа»
Изменники внутри страны, первые раздоры, царствование Антиоха.
Рав Элияу Ки-Тов,
из цикла «Книга нашего наследия»
Избранные главы из книги «Книга нашего наследия»
Рав Моше Ойербах,
из цикла «История еврейского народа»
Греки завоевывают Эрец Исраэль.
Рав Рафаэль Айзенберг,
из цикла «Выживание. Израиль и человечество»
Мораль, основанная на нравственном очищении
Рав Моше Ойербах,
из цикла «История еврейского народа»
Маккавеи, первая война, Ханукальное чудо.
Рав Моше Ойербах,
из цикла «История еврейского народа»
Продолжение войны хашмонеев.
Переводчик Виктория Ходосевич
Греки хотели уничтожить духовный стержень народа Израиля и свести его веру в Творца к пустой внешней символике.
Рав Яков Ашер Синклер
Дни Хануки выражают отношения между Иерусалимом и Афинами, между Шемом и Яфетом...
Рав Ицхак Зильбер,
из цикла «Пламя не спалит тебя...»
Отрывок из книги рава ицхака Зильбера
Рав Александр Кац,
из цикла «Еврейские мудрецы»
Власть Великого Собрания унаследовал Санхедрин (Синедрион) — совет, состоящий из 71-го старейшины. Во главе Санхедрина стояли два мудреца: наси (председатель) и его заместитель, ав бейт дин (верховный судья). Эти двое лидеров назывались зуг (пара).