«Иди, сынок». Глава 42

На станции в Познани я присоединился к группе советских офицеров, рассчитывая на то, что польская военная полиция, увидев меня среди русских, не будет привязываться ко мне, несмотря на мою польскую форму. Из разговоров своих попутчиков я выяснил, что они направляются в Берлин через Франкфурт-на-Майне. Я осторожно попытался узнать, в каком месте они будут переходить границу, но никто из них раньше не пересекал границу поездом: обычно их перевозили в армейских грузовиках.

Я напряженно думал. При пограничном контроле меня непременно спросят, почему я еду в Германию, имея пропуск в Ломжу. Но выбора у меня не было, и отступать уже было некуда. Я знал, что если не перейду границу сейчас, то буду привязан к этой стране еще на долгих семь лет.

Когда мы садились в вагон, я занял место около уборной. Я рассчитывал, что эта тактика, которую я с успехом применял в советских поездах в Казахстане, здесь тоже пройдет: можно будет во время проверки документов спря­таться в уборной или переходить из вагона в вагон.

Русские пили и веселились, а мне было не до веселья. С тревогой и грустью смотрел я в окно, мысленно прощаясь с Польшей, и вспоминал стихи Адама Мицкевича, на­писанные им при расставании с родиной:

«Литва, моя любимая,

Ты, как здоровье!

Только когда потеряешь,

Узнаешь, как тебя любил!»

Мне же хотелось кричать моей ненавистной родине: «Будь ты проклята, Польша! Сердце твое из камня, руки твои в крови! Ты не слышишь крики умирающих женщин и детей! Когда поезда на Аушвиц шли по твоей территории, ты не дала глотка воды евреям, умирающим от жажды. Ты, как Моав, который отказал в хлебе и воде голодным и томимым жаждой детям Израиля, когда они проходили по его земле.

Будь ты проклята навсегда!»

Тот, кто хорошо знает русских, не может не заметить явного изменения в их поведении по мере приближения к Западу. В России никто из них не решился бы рассказать анекдот о советском режиме или о Сталине. Теперь же они от души веселились и вовсю смеялись над самым незатейливым анекдотом. Казалось, что воздух свободы с за­пада раскрепощает этих патриотически настроенных советских граждан.

Проводник-поляк объявил: «Приготовиться к выходу!» Я удивился: разве мы уже проехали границу? Побежал за проводником, чтобы узнать, не во Франкфурте ли мы уже. «Нет, — ответил проводник, — мы еще в Польше. Но мост через Одер пострадал от бомбежки, и пассажирам придется переходить его пешком».

Я страшно испугался. Перехода через две границы я никак не ожидал. Что же теперь делать? Вернуться и отложить попытку до следующего раза? Но мой отпуск подходил к концу. Кто знает, когда мне представится еще такая возможность?

Я выглянул в окно и увидел Одер, новую границу между Польшей и Германией. Временный деревянный мост прогибался под тяжестью проходившей по нему техники. На одном конце моста была поставлена будка, покрашенная в польские национальные цвета — белым и красным. Рядом стоял польский офицер. На другом конце моста находился советский пограничный пункт. Что делать? Риск­нуть и перейти мост вместе с советскими военными?

Пока поезд останавливался, я выработал план: попытаюсь затеряться среди русских и буду громко с ними разговаривать. Возможно, польские пограничники примут меня за русского офицера, который просто так носит польскую форму, и не заставят предъявлять документы.

А как же русские на другом конце моста? Они наверняка удивятся, почему это польский офицер переходит гра­ницу — ведь в Германии не было польских подразделений! Но времени на размышления больше не оставалось. Поезд остановился, и всем пассажирам приказали идти на мост к будке пограничного контроля. Сердце мое бешено билось: я прекрасно понимал, как я рискую, — впереди меня ждала свобода или смерть.

Русские оживленно переговаривались, и я понял, что перекричать эту шумную толпу мне не удастся и польский офицер на границе не услышит, что я говорю по-русски, а заметит только мою польскую форму. А если он остановит меня и попросит документы, я пропал!

И вдруг я подумал о песне! Я много раз был запевалой, почему бы не спеть и сейчас? Если пограничник услышит, как я пою, он примет меня за русского!

— Друзья! — крикнул я. — А что, если мы споем?!

— Правильно! Правильно! — закричали все. — Давайте споем!

Майор, старший среди нас по званию, сказал:

— Вы предложили, вы и запевайте!

Я вошел в центр группы и во весь голос запел старую боевую, всем известную песню. Когда мы проходили польскую границу, я был на середине куплета. Все молчали, а мой голос звучал громко и чисто. Польский офицер щелкнул каблуками и отдал нам честь. Отвечая на приветствие, я козырнул по-русски. Бело-красная будка осталась позади. Получилось! Благословен Б-г Всемогущий!

Но самое опасное — советский пограничный пункт — было еще впереди. Я продолжал петь. Мои спутники подхватили слова припева. Но тут майор неожиданно скомандовал: «Смирно!». К нам приближался армейский джип, в котором сидел русский генерал. Шофер замедлил ход, и мы отдали честь генералу. Когда он поднялся в машине, чтобы ответить на наше приветствие, меня охватил ужас.

Это был тот самый русский офицер, которому почти пять лет назад на вокзале в Каунасе я помог внести в поезд багаж, миновав таким образом литовские и русские таможенные досмотры и избежав ареста. Это был совершенно необъяснимый случай, и все эти годы мне казалось, что Б-г послал этого человека для моего спасения, ведь благодаря ему я тогда безопасно пересек советскую границу. Теперь он был генералом, немного располнел, волосы его поседели. Глаза наши встретились, но я не понял, узнает он меня или нет.

От волнения я едва расслышал голос генерала: «Воль­но, продолжайте петь!» Офицер рядом со мной дернул меня за рукав:

— Запевала! Слышал приказ генерала? Продолжай петь!

Так, с песней, мы дошли до пограничной будки, но песня кончилась, и нехитрый мой план срывался. Советский пограничник направился к нам. Он смотрел прямо на меня, и я с упавшим сердцем понял, что, заметив среди русских поляка, он намеревается проверить документы!

Но в этот момент джип генерала развернулся и резко остановился перед офицером-пограничником, отделив его от нашей колонны. Генерал заговорил с ним, а мы тем временем проходили мимо. Через минуту мы сошли с моста уже на немецкой земле, где нас ждал поезд.

Я хотел еще раз увидеть и запомнить на всю жизнь лицо генерала, моего невольного спасителя, посланного Б-гом, но мне было страшно оглянуться.