Короткие рассказы о раве Ицхаке Зильбере. Глава 26

Рассказывает р. Цви Патлас

ШТРАФ

Он очень ценил время. Вначале, после переезда в Израиль, Зильберы несколько месяцев жили в Катамонах. Там был миньян, в котором быстро-быстро молились, а потом все убегали — кто на работу, кто на учебу.

Один раз после молитвы рав Зильбер встал и сказал, что он хочет задержать всех ровно на четыре минуты. Он хочет рассказать одну вещь из недельной главы, но если он задержит их хотя бы на пять минут, то заплатит штраф.

Все остались…

И так он начал каждый день давать урок, и все оставались послушать, и он, как обычно, начал понемногу увеличивать его продолжительность — и никто не выступал против.

Прошло много лет, и как-то на улице он встретил молодого человека в шляпе, с бородой. Тот бросился к нему:

— Рав Ицхак! Вы меня не помните и не знаете, а я родился из этих ваших четырехминутных уроков в Катамонах!

Из-за этих четырех минут, увидев, как еврей из России любит Тору, он изменил свою жизнь полностью… После армии пошел в ешиву, построил еврейский дом:

— Я хочу, чтобы вы знали: это благодаря вашим четырехминутным урокам!

Рав Ицхак часто шутил на семинарах для новоприбывших, и все весело смеялись: «Не надо забывать привычек, полученных в Советском Союзе. Все в Советском Союзе воровали, так и здесь надо продолжать воровать! Если есть несколько минут, надо открыть Хумаш, если больше — поучить “Кицур Шулхан Арух” или послушать какой-нибудь урок…»

Так он шутил, и все смеялись, и я смеялся вместе со всеми. И только потом я понял, что на этом «воровстве» была построена вся его жизнь.

У него время растягивалось. Он мог сидеть часами с кем угодно, и выслушивать каких-то бабушек, что они ему рассказывали, и т.д. Хотя все его время до последней минуты было рассчитано.

Это было у него постоянно — каждое мгновение он задавал себе вопрос: «Что сейчас хочет от меня Творец? Если Он хочет, чтобы я сидел с этим евреем, то я буду это делать, а всё остальное — неважно».

ПОЛОВИНА ОДИННАДЦАТОГО

Вот история — надеюсь, я правильно помню, — которую рассказал мне один раввин, израильтянин, который еще не знал, кто такой рав Ицхак. Его попросили привезти рава Зильбера — он должен был поставить хупу в ешиве в восемь тридцать вечера.

Он приехал за равом Ицхаком без четверти восемь и зашёл к нему домой:

— Рава нет, — говорят ему. — Он на уроке в «Толдот Йешурун».

Он пошел туда. Рав Ицхак говорит:

— Сейчас я не могу, я посередине урока.

Но вот завершается урок. Вот сейчас рав Ицхак сядет в машину…

— Нет, я не могу. Я должен бежать домой. Там меня еще ждут люди. Я должен с ними поговорить.

Ну, наконец он поговорил со всеми:

— Ну, Рав, садитесь в машину и поехали!

— Что вы говорите? У меня постоянный урок в Неве-Яакове, может быть, вы можете меня туда отвезти?

— !

Едут, а рав Ицхак все время торопит:

— Нельзя так медленно ехать. Быстрее… быстрее…

Восемьдесят, сто…

—Я очень прошу ехать быстрее!

Этот раввин никогда в жизни не ездил так быстро по городу: «Еду на сто двадцати, а рав Ицхак меня торопит, торопит!»

Наконец, приехали в Неве-Яаков, рав Зильбер дал урок и говорит:

— Вот сейчас я освободился… Сейчас быстро на свадьбу! Не медли!

Когда они доехали, была половина одиннадцатого! Конечно, его ждали…

Рассказывает р. Ицхак Голденберг

ТИПИЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ

Рав Ицхак часто опаздывал. Но не было такого случая, чтобы он, опаздывая, не пришел.

Мы с женой решили сделать хупу. Ничего особенного: между делом, прямо там, в раввинате, как в той азербайджанской комедии про свадьбу — один мулла, головка сахару, три рубля денег — и свадьбе конец! Так и мы сделали.

Конечно, я с ним говорил об этом:

— Я приду, я приду…

Мы его ждали-ждали, а его нет. Там стоят раввины, которые должны делать хупу, все как надо, а его нет.

Сделали хупу. Вышли оттуда. Идем, прошли с женой кварталов пять, уже сели в автобус, он тронулся, и вдруг видим в окно: бежит рав Ицхак.

Это типичное явление. Он опаздывал, но всегда приходил.

Свадьбы, бар-мицвы… У него была такая уйма дел, ему всегда нужно было столько успеть, и он не мог отказать человеку и сказать:

— Извини, у меня назначено время, мне надо быть там-то и там-то.

Он не потому опаздывал, что он был человек необязательный, а потому, что у него была невероятная уйма дел.

Но приходил он всегда.

Рассказывает р. Авраам Коэн

БААЛЬ ТШУВА

В синагоге рядом с перекрестком Бар Илан были его ежедневные уроки, которые начинались в четверть первого дня. Обычно он опаздывал, так как приезжал из раввината, да и ученики тоже опаздывали, так что вовремя урок почти никогда не начинался.

Как-то случайно я приехал на полчаса раньше, и, зайдя в синагогу, вдруг увидел, что Рав уже там:

— Рав Ицхак, что случилось, почему вы пришли заранее?

Он ответил:

— Меня обвиняют, что я не начинаю вовремя урок, опаздываю. Так я решил сделать тшува. Я сегодня бааль тшува.

Рассказывает р. Моше Айзенштат

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Иногда рав Ицхак приходил примерно через полчаса после окончания своего урока, а мы сидели и ждали его! И все знали, что он придет. Если, предположим, у нас занятие начиналось в шесть и кончалось в семь вечера, а он приходил в четверть восьмого, то мы сидели и ждали его. Значит, что-то его задержало.

Однажды у рава Ицхака на один вечер были назначены три хупы, и он должен был успеть на все. В трех местах он должен был поставить хупу! Так ты представляешь, сколько люди ждали в третьем месте, пока он туда доехал?

На третью свадьбу мы приехали часов в одиннадцать вечера.

И люди ждали, и он поставил хупу…

Я этого никогда не мог понять:

— Рав Ицхак, ну как это можно? Люди собираются к восьми вечера, ждут вас три часа — до одиннадцати. Нельзя так!

Он говорил:

— Что делать? Что я могу сделать, если у меня в этот день три хупы?

И у него на все хватало сил.

Или, например, он мне говорит:

— Мне нужно поехать навестить одного больного…

— Хорошо.

— После занятий. Всего минут на десять.

— Хорошо.

Я его отвез. Жду в машине пятнадцать, двадцать минут, час, полтора.

Появляется рав Ицхак:

— Рав Ицхак, вы же сказали: несколько минут!

Он отвечает:

— Ну, умирает человек!

Я говорю:

— Да вы посмотрите на себя-то: вы-то как? Вы сегодня дали уроки в трех местах. Мы с вами только что были в ешиве, после этого мы ездили на свадьбы. Вы же сказали, что на несколько минут заедем! Вы не пили, не ели ничего. Даже на свадьбе, когда я вам сказал: «Покушайте хоть что-нибудь». Вы же каждый вечер на свадьбе, так покушали хотя бы! А вы: «Нет, ничего. Я спешу…»

Это был рав Ицхак…

Моя тетка сейчас живет здесь, в Ашкелоне. Ей 82 года. Она училась у рава Ицхака в Казанском университете, он там преподавал математику в ее группе. Она рассказывает:

— В нашей группе было две еврейки, и мы всегда знали, что в субботу можно не готовиться к занятиям — он нас никогда не вызовет. Сам он всегда приходил в субботу с перевязанной рукой, или каждый раз находил объяснения, почему он не может писать.

И вот она рассказывает про него:

— Как-то в субботу по дороге в университет видим: бежит по улице рав Ицхак. В субботу ездить ему было нельзя, так он бежал в университет! Бежал!

Рассказывает р. Цви Патлас

ДНЕМ И НОЧЬЮ

Эту историю рассказал мне рав Ицхак Зив, его сосед.

Как-то он едет на своей машине по улице Шмуэль а-Нави и видит рава Ицхака, который бежит по улице, по направлению к своему дому. Он останавливает возле него машину, хочет подвезти, все-таки пожилой человек… А рав Ицхак не обращает на него внимания и продолжает бежать.

Тогда рав Зив остановил машину, выскочил и побежал за Равом. И что же он видит?

Рав Ицхак бежит, но на ходу что-то повторяет. И тогда он понял, что рав Ицхак повторяет наизусть мишнайот. И пока он не завершит повторение — бесполезно к нему обращаться.

Что это значит? Это значит, что каждое мгновение было точно взвешено: «Сейчас я свободен от других дел, — я в дороге, но каждое свободное мгновение я обязан посвятить изучению Торы».

Это закон, который приводит Рамбам, рав Ицхак к нему обращался непрерывно: «Каждый человек, бедный или богатый, здоровый или больной и даже тот, у кого семья и дети, должен установить для себя постоянное время изучения Торы днем и ночью…»

Рассказывает Хава Куперман

СПАТЬ

Он очень много занимался Торой. Времени было мало, — приходилось много работать и бегать, помогать людям.

Часто у него оставалось время заниматься только поздно вечером или ночью. Так он учился иногда сидя, иногда даже лёжа. Начинал заниматься и засыпал…

Мама говорила:

— Если хочешь учиться — учись, если хочешь спать — иди спать!

Папа засыпал над книгой, просыпался и говорил:

— Вот теперь я иду спать!

Рассказывает р. Яков Лернер

ДА!

Он сказал перед всеми! Я не сделал этого перед всеми, и я не видел ни одного такого человека. Одно дело сказать перед парторгом-марторгом… А он сказал открыто, перед всеми:

— Да! Я верю в Б-га!

Это было как удар, даже не думали такое услышать от него.

Я не знаю, кто еще так себя вел.

Поэтому я возмущен, когда говорят: «Ну, конечно, он в лагере не кушал котелок, не работал по субботам,» — многие, кто соблюдал, не работали. Но открыто, перед всеми сказать там, на собрании: «Да! Я верю в Б-га!..» — таких я не знаю.

Его никто не проклинал. Били, и он знал, что его будут бить. Били, а он просил гет:

— Я буду говорить столько, сколько надо, пока мне не дадут гет!

Он не говорил: «Ты знаешь, меня могут побить, так я не пойду…»

Я сам был свидетелем:

— Как ты сказал про моего сына? Я тебя отлуплю маклажкой, если ты еще раз придешь ко мне за гетом!

А он еще раз пришел, и еще раз пришел… Восточные люди горячие, это потом они падают на колени и просят прощения.

Это было здесь. А в России — что вам говорить!

Был один человек — большой «цадик». Обещал, что поможет им выехать. Собрали все последние деньги, а потом тот только половину отдал… Сказал, что вторую половину съели то ли кошки, то ли собаки.

Но половину отдал. Цадик!

Реб Ицхак взял пол-литра, пошел и сказал ему, что он «хороший человек, большое спасибо».

Я спросил:

— Реб Ицхак, ты действительно считаешь, что он хороший человек?

— Да, он мог мне ничего не отдать. Ты знаешь, это очень трудно — отдать.

Во всех он находил что-то хорошее…

Рассказывает р. Цви Патлас

ЖЕРТВА

То, что меня долгие годы поражало, — его добровольный отказ от углублённого изучения Торы, которая была для него любимым делом. Там, в СССР, он несколько раз прошел весь Вавилонский Талмуд, а здесь он не давал себе возможности учить Талмуд сколько хотел.

Рав Ицхак рассказывал, что в России в течение года он завершал пять-шесть трактатов Талмуда, на годовщину смерти всех своих родственников. Там, в Казани и в Ташкенте, он тоже крутился и много помогал людям, но когда приехал в Израиль, он все свое время полностью пожертвовал на помощь другим… В одном месте начал давать урок по недельной главе, в другом — по Рамбаму, в третьем преподавал Мидраш… И бесконечный поток мицвот: то — разводы, то — обрезания, то свадьбы….

Но какое право он имел жертвовать своей учебой? Это мне было трудно понять. Потом, мне кажется, я нашел объяснение — это написано в законах о Субботе.

Если кто-то хочет соблазнить еврея отказаться от веры отцов, и ты знаешь, что можешь ему помочь, то тебе разрешено ради его спасения даже нарушить Субботу! И это то, что он делал. Он отказался от своей учебы, чтобы нас спасать.

Нет человека, у которого не было бы йецер а-ра — дурного начала. Какой же йецер а-ра был у него? Когда он был уже совсем без сил, он открывал Талмуд в конце, там где комментарии РОШа или РАНа, чтобы повторить немного то, что написано в Геморе. И с этим засыпал… В этом был его йецер — учить Тору.

Есть интересный вопрос: что ценнее — еврейский народ или Тора? Оказывается, это сугия, и это не так просто. Ведь единственный человек, который получил полностью всю Тору и Скрижали Завета — это Моше-рабейну. И вот, он отказался от Торы, когда увидел, что из-за этого может погибнуть еврейский народ. И он разбивает Скрижали, иными словами, отказывается от своей Торы ради того, чтобы спасти евреев — еще одного еврея, и еще одного, и еще одного…

Это то, что рав Мойше Шапира постоянно повторял: если вы хотите узнать, что такое эмуна, вера, — идите и дотроньтесь до рава Ицхака Зильбера.

Рассказывает р. Яков Цацкис

НЕУДОБНО

Однажды зимой я его увидел без пальто:

— Реб Ицхак, почему вы без пальто ходите?

— Сказать тебе правду? Когда вчера мы делали обрезание, я зашел в магазин на Штраус, взял бутылку вина и пачку печенья, но денег у меня не было, пришлось заложить им пальто.

Я говорю:

— Вы что? Почему вы мне ничего не сказали?

— А… я уже занимал деньги. Я и так у тебя брал — мне неудобно.

— Так вам же холодно!

Короче говоря, я пошел на Штраус в этот магазин и говорю:

— Что вы делаете! У кого вы берете пальто? Вы что, обалдели? Не видите, что человек религиозный? Вы что, не видите, что он не пьяница? Для чего он берет вино и коробку печенья? Так вы бы хоть у него спросили! Он взял на брит-мила взрослому еврею, чтобы сказать кидуш, сделать тому приятно в такой важный день!

Они:

— Ой, откуда мы знали, он нам ничего не сказал! Нам ничего не надо, ничего не надо! Скажите, чтобы только он пришел, пальто забрал…