Мошиах из МИИТа

82-й год (чуть раньше — чуть позже… у меня с хронологией неважно… и не подлавливайте меня). Я — студент МИИТа. Это, во-первых, учёба — не бей лежачего, не ФизТех какой-нибудь. Во-вторых — справки от врача на пропуск занятий.

Начинал я соблюдать Шабос ещё на первом курсе. Сначала пришёл в субботу в институт с забинтованной правой рукой. Студенты сказали: «А, это когановские штучки!» Так я узнал, что я — не первый, на третьем курсе на ПриМате учится соблюдающий Илюша Коган, и понял, что надо изобретать что-то своё. А надо сказать, что МИИТ был институтом полу-военным: форма, военная кафедра, своя поликлиника на территории и справки принимаются только оттуда.

Я пошёл в поликлинику и стал симулировать гипертонию. Сидя в коридоре перед кабинетом врача задерживал несколько раз дыхание на сколько мог. Давление повышалось.

Со временем я пошёл дальше и научился повышать у себя артериальное давление самовнушением: закрывал глаза, сосредотачивался и представлял, как кровь густеет в моих жилах. Срабатывало! Врач давала освобождение от занятий на два дня. Еженедельно! На субботу, или когда мне просто хотелось прогулять.

Как-то утром после шахриса в малом зале синагоги на Архипова подходит ко мне реб Гейча, благословенной памяти. Думаю вам не надо рассказывать про этого Цадика, авторитетнейшего старца московской общины. Он отводит меня в сторону и говорит:

— Хочешь поехать в Брянск ради мицвы? Тамошние евреи написали мне, что у них порвался свиток Торы, нужны хутим — специальные нитки, которыми сшиваются листы свитка. На тебе адрес, хутим, чернила и деньги на дорогу.

— Реб Гейча, денег не надо, я же в МИИТе учусь — у нас проезд по железной дороге бесплатный.

И вот я уже в поезде, идущем в Брянск. Прибываю рано утром, ищу указаный адрес. Блочная хрущевка. Дом 5 кв. 86. Звоню.

Дверь открывает древний старик (потом я узнал, что ему 96 лет). Оглядывает меня с ног до головы и говорит:

— Ду бист Мошиах?

— Нет, говорю, я к вам по поручению.

Он пропускает меня внутрь квартиры, проводит на кухню, сажает за стол, ставит на плиту чайник. Показывает мне, что у него всё кошерно: даже солонки разные — мясная и молочная. Ставит передо мной стакан чая, сахарницу. Садится напротив, смотрит мне в глаза и медлено говорит:

— Ду бист Мошиах!

Я оторопело ему:

— Реб Йид, почему вы второй раз называете меня Мошиахом?

Он, неотрывно глядя мне в глаза:

— Фар фуфциг йор их об нит гезен а юнгерман мит ЦИЦИС АРОЙС! (Пятьдесят лет я не видел молодого человека с цицис НАРУЖУ!)…

Потом я рассказал ему, что меня к нему послал реб Гейча.

— Гейча? Какой Гейча?

— Реб Гейча Виленский в Москве.

— О, Виленский! Конечно, я знал его отца, Нохумке, он был шойхетом у нас в местечке!

Мне сам реб Гейча казался самым старым человеком на свете, а этот Мафусаил знал его отца и упоминает его уменьшительным именем Нохумке!

Я провёл с ним весь день. В его речи почти каждая фраза содержала цитату из Тъилим (Псалмов) или из Торы. Он жаловался мне, что миньяна уже, наверное, не будет — десятый человек из кворума уже не встаёт с постели. Мы поехали его проведать — навестить больного.

Перед моим отъездом он спросил меня:

— Что я могу для тебя сделать?

Я говорю:

— Может в городе есть старые книги, которые никому не нужны?

— Что конкретно тебя интересует?

— Конкретно: Мишна Бруро первого издания. Там автор (Хофец Хаим) пометил каждый экземпляр собственноручно написаным словом «Муге» (проверено)

— У меня есть шестой том первого издания! Я тебе его не дам, он мне нужен, но покажу!

Он повёл меня в комнату, открыл нижнее отделение шкафа, встал на четвереньки и стал искать там. Достал книгу, дал мне и говорит:

— Только никому не говори, что видел её у меня!

— Почему?

— Это миснагедская книга, а я — хосид. Но в Шулхан Орухе Алтер Ребе нет законов праздника Суккес и «Арба Миним», а здесь — есть!