Уровень человека 50. Пути искупления. Глава 3

Глава третья

Посмотрим, до какой степени человек обязан избегать малейших духовных изъянов во всех деталях и отношениях. Чего добился раби Ишмаэль своим отказом и от принесенных фруктов, и от участия в суде? Своим поступком он сохранил цельность своего сердца, не позволяя себе поддаться влиянию личных интересов и пристрастий. И его путь был путем кристально чистым и праведным, а его выбор — выбором Торы. Он не позволил себе ничего, что могло бы отклонить его сердце от чистой истины, понимая, что, поддавшись тончайшей волосинке, не придавая ей никакого серьезного значения со словами: «ну, что тут такого», он повредит глубине своего понимания в целом. И, в конечном итоге, тонкий волос постепенно рискует занять место сердца и разума, и вместо того чтобы управлять собою и совершать осознанные поступки, человек станет безвольным рабом окружающего мира. Таков плачевный результат «уступок» личным интересам. И человек будет размышлять над тем, что же ценится в обществе, и делать то, что оно от него требует. Таким образом, он позволяет себе быть полностью ведомым общественным мнением, которое в его случае выполняет роль того самого арендатора с корзиной фруктов.

Велика разница между тем, кто избегает всего, что может нанести ущерб его душе и сердцу, и тем, кто приближается к людям, вещам и идеям, тянущим человека вниз. Избегая их, человек снимает с себя гнет общественного мнения и приобретает власть над собой.

С чем это можно сравнить? Представим себе часы. Часы с циферблатом и сложным внутренним механизмом. Если и внутренний механизм, и стрелки циферблата в порядке, таким часам можно и нужно доверять. Вдобавок по ним можно сверять и все другие часы в округе.

Тончайшим внутренним механизмом человека служит его сердце. Как сказано[1]: «Пуще всего береги свое сердце», и «Милосердный взыскует наши сердца». Другими словами, мы должны остерегаться руководствоваться личными интересами и пристрастиями в любом вопросе — в любой форме и на любом уровне. Ориентиром нам в этом деле может служить все та же история с раби Ишмаэлем и корзиной фруктов. В любой даже отдаленно похожей ситуации мы должны стремиться к кристальной чистоте. Однажды попавшись в сети пристрастности, человек перестает владеть ситуацией, и тогда уже ситуация завладевает им. Так, из ведущего он превращается в ведомого.

Цельное сердце порождает цельные действия — действия, во всем согласованные с Истиной, с Торой. Поступки человека с цельным сердцем служат вернейшими, точнейшими часами, по которым могут настраивать свое «время» все окружающие. Это — своего рода эталон, на который можно с чистой совестью полагаться и ориентироваться, и, сопоставляя с ним, проверять верность других часов. Ибо любые часы, показывающие время, отличное от точных, эталонных часов с идеальным внутренним механизмом — лживы и неверны. Как же можно на них полагаться? И лишь те часы, которые указывают время с максимальной приближенностью к эталонным, можно считать точными.

У цельного человека — два основных преимущества. Первое: прямое, цельное сердце, неподвластное никаким предвзятостям и пристрастиям. И как результат — все поступки и действия такого человека строго выверены и взвешены на весах справедливости. Никакой тончайший волос лжи не сможет тут перевесить в нужную подспудным интересам сторону. Любой выбор делается исключительно в пользу истины.

Второе: его поступки и вся его жизнь превращаются в Живую Тору, на которую ориентируются и с которой сверяются все его современники. И он достойнейшим образом влияет на все свое поколение, и только тот, кто настраивает «свой внутренний механизм» в соответствии с мировоззрением и мировосприятием этого цельного человека, имеет шанс достичь цели и прийти к путям истины.

Но тот, чье сердце склоняется в пользу плодов своего сада, принесенных в неурочное время, и подобных им ситуаций, — его сердце подобно ломаным часам, чьи стрелки двигаются в своем темпе, и их нужно время от времени встряхивать или подправлять вручную, чтобы замедлить или ускорить их ход, когда они начинают спешить или отставать. Если одной совести недостаточно, чтобы с максимальной точностью настроить ход сердца, и оно находится не в своей власти так, чтобы выбирать всегда то, что соответствует логике Торы, и отвергать то, что ей противоречит, — все остальные попытки действовать «точно в соответствии с общими целями Торы», перекликаются со следующей притчей.

Один человек очень долго и старательно учился стрелять в цель, но все без толку. Случилось однажды ему проходить мимо двора одного крестьянина, и он увидел, что весь забор его разрисован мишенями, и все, что называется, — в яблочко. Изумленный, решил он обратиться к крестьянину, чтобы тот, наконец-то, обучил его этому искусству, на что последний ответил: «Неужели Вы думаете, что я сначала рисую мишень, а потом попадаю в цель? Сначала я стреляю, а потом уже обвожу ту “цель”, в которую попал, кружочками мишени!»

По тому же точно принципу действует человек, чье сердце подвластно влиянию различных пристрастий. Его поступки не продиктованы расчетами; его расчеты продиктованы его поступками! Он ослеплен своими предвзятыми интересами, и это ведет его к тому, что ложь он оправдывает, считая чистой правдой. На деле же он просто никогда не пытался приостановить поток своих привычек, желаний и врожденных качеств с тем, чтобы начать думать с позиции истины, чтобы сверять с ней свои поступки. Он просто бежит себе по привычке, как слепец во тьме.

На самом деле, духовное совершенство — вещь глубоко скрытая. Поэтому, если человек не будет прилагать максимальные усилия для опознания своих пристрастий, чтобы вывести их на чистую воду и сбалансировать (как в уже неоднократно приведенной иллюстрации в лице раби Ишмаэля, который и не взял плоды, и отказался выступать в роли судьи) и не нанести вред своей душе, его пристрастия уйдут еще глубже под воду. Они станут для человека еще более естественными и глубокими, и рассудок будет стараться покрыть их под различными предлогами и расчетами так, что до них будет и не докопаться. И чем более закостенелой, застарелой является пристрастность, тем сильнее притупляется чувствительность к ее нахождению, и человек может пожизненно ошибаться в этом вопросе вплоть до того, что она покажется ему чем-то весьма достойным и даже обязательным. И человек будет придерживаться той позиции, которую продиктовали ему его личные интересы, и одновременно полностью полагаться на свои расчеты, постепенно лишая свое сердце всякой власти и возможности следовать зову истины. Тут тоже наблюдается двойной результат.

Прежде всего, рушится весь внутренний механизм. Появляется потребность подталкивать себя «вручную». Но как человек может подтолкнуть себя сам? Следовательно, он нуждается в толчках извне. И это приводит уже ко второму плачевному результату: человека толкают, подталкивают и проталкивают все, со всех сторон и практически одновременно. При этом один толчок необратимо вступает в конфликт с другим. Один пытается «подправить» часы под себя, другой советует ориентироваться уже на него, и каждый «корректирует» в соответствии со своим субъективным мнением и видением. Что мы имеем в результате? Часы-флюгер, на которые нет никакого смысла полагаться. И вместо того, чтобы служить ориентиром и эталоном для окружающих, они остро нуждаются во внешних ориентирах.

А так как наш современный мир очень точно и ясно отражает ситуацию с Вавилонской башней, когда каждый тянет к себе, считая свое мировоззрение истиной в последней инстанции, то и человек, «подводящий свои внутренние часы», ориентируясь на внешний мир, состоящий из столь разных по своему мышлению и мировоззрению людей, стараясь угодить каждому, начинает хромать на обе ноги. Он постоянно меняет свое мнение и свои действия по каждому вопросу. Ведь своего мнения у него изначально нет, и он вынужден жить мнением окружающих. Но так как, сколько людей — столько и мнений, он каждый раз следует разному мнению, чтобы всем угодить. Однако и это ему не удается, поскольку понравиться всем одновременно, попросту нереально: то, что один восхваляет, другой осуждает и т.д. Потому, пытаясь всю жизнь считаться с мнением всех и каждого, человек лишь проведет всю свою жизнь в страданиях и озлобленности. И стоит ему разойтись во мнении с кем-либо, как этот некто сразу начнет морщиться, и этим причинять человеку нестерпимую боль.

[1] Мишлей 4.

С любезного разрешения главного раввина Литвы, р. Хаима Бурштейна