Уровень человека 10. Исправление качеств. Глава 4

Глава четвертая

Пишет Рамбам: У каждого есть выбор: хочет человек ступить на благой путь и стать праведником — ему дана эта возможность, а если желает ступить на путь зла и быть злодеем — ему дана и эта возможность… И пусть не возникнет у вас мысли, которую высказывают вслух глупцы народов мира и большинство еврейских невежд, будто Святой, благословен Он, изначально, с момента зарождения человека решает, будет ли он праведником или злодеем. Это не так. Каждый еврей может удостоиться праведности Моше-рабейну или может стать злодеем, подобно Йароваму.

(Законы раскаянья 5:12)

Человек настолько привык стремиться лишь к тому, что его привлекает на данный момент, что полностью лишился простой веры в возможность оставить свои дурные пути, служащие ему смертельной опасностью, в пользу путей добра, тем самым как бы приподнимаясь над подстерегающими его бедами. Ознакомившись с данным законом, ясно сформулированным Рамбамом, о том, что человеку дана полная свобода стать праведником, подобным Моше-рабейну, такой человек разведет руками: «Ну, это уже не для нашего времени и уж тем более не для таких людишек, как я». И человек ссылается на то, сколь несилен его ум, и сколь силен в нем зов природных наклонностей, и идет на компромисс со своей совестью, развивая тему «Ах, если бы…». «Ах, если бы я отличался более крепким и цепким умом! Ах, если бы я был сильнее духом и не поддавался силе привычек! О, тогда бы я, несомненно, достиг бы совершенства!»

Но если мы попытаемся докопаться до истинной причины нашего неверия в полную свободу выбора по отношению к нам самим, то дело ведь явно не в слабости ума или в интенсивности посторонних желаний. Ведь каждый из нас прекрасно знает, что ничто не устоит пред силой воли. И если человек чего-то хочет по-настоящему — он перевернет весь мир, лишь бы достичь желаемого. О, тогда его изощренность и цепкость ума развернутся в полной мере, а упорство в достижении поставленной цели послужит лучшим доказательством неуместности отрицания свободы выбора в его конкретном случае. Но куда девается эта напористость, когда дело доходит до стремления к самосовершенствованию? У человека нет возможности? Нет, это у возможности нет Человека! Нет его человеческого вдохновения, энтузиазма в стремлении исправить себя. Но если человек знает свои недостатки, и его желание исправить их железно и непоколебимо, тогда у него вдруг появятся и возможности, и способности, потому что все это у человека есть! Просто для начала нужно все расставить по своим местам.

Допустим, человек страстно желает завоевать всеобщее уважение и прилагает все возможные и невозможные силы, только чтобы весь мир признал его неотразимость и превосходство над остальными. Ослепленный и опьяненный этой идеей, он искренне не замечает собственных недостатков и, не ленясь, спешит доказать эту «истину» всему миру. Но так как весь мир не разделяет его горячности в этом вопросе, человек негодует на всех и вся. А ведь чего стоило ему вместо этого направить весь свой пыл на работу над собой, чтобы преодолевать свои дурные привычки и черты характера!? И тогда не оставалось бы места негодованию: внешний мир ему не помеха, а он сам всей душой и всем сердцем поглощен процессом самосовершенствования. Так человеку открылся бы прямой путь к высочайшим духовным ступеням.

Если мы уж коснулись различия между праведностью Моше-рабейну и злодейством Йаровама, сына Навата, давайте разберемся: в чем был корень их отличия? Как оказались они на двух разных полюсах? Прежде всего, должно быть ясно одно: ни один из них не родился тем, кем он стал. Их конечная суть стала результатом их личного выбора. Чем же удостоился Моше столь высоких ступеней? И как же так скатился Йаровам? Вникнув, мы увидим, что и тут основное отличие кроется в мотивации их стремлений и рвения. О Моше свидетельствует Тора[1]: «А муж этот Моше — скромнейший из людей на всей земле». И когда Всевышний посылает его в Египет, он говорит[2]: «Пошли через кого ни пошлешь». И комментирует Рамбан: «Хотел сказать этим, что нет на свете менее достойного человека для этой миссии, чем он сам». И это — потрясающе! Какой уровень! Насколько Моше беспокоился о своих недостатках, и все его желание заключалось в том, чтобы их исправить! Это — то, о чем он постоянно думал, размышлял; то, что наполняло его помыслы, душу и сердце. Настолько, что никакие его преимущества и достоинства не заслоняли ему очевидности наличия своих недостатков. Более того, это осознание недостатков было у него столь же реальным и ощутимым, сколь реальна и ощутима наша боль от недостатков материальных и физических.

Например, боль, которую ощущает человек, поранив палец, заставляет его забывать обо всех остальных частях и органах тела. Страдания, связанные с конкретной болью, резко меняют реальные пропорции, к примеру, пальца по отношению ко всему телу. Все ощущения, чувства и даже мысли сосредотачиваются на этом пораненном пальце.

Недостатки, которые Моше видел в себе, были для него такой болью.

Не бывает таких праведников на свете, которые ни разу не споткнулись и были бы чисты даже от минимальных прегрешений. И, сосредоточившись на них, Моше совсем не ощущал в себе никакого превосходства. Его интересовало лишь одно: как бы исправить свои недостатки. Благодаря этому его достоинства не стали камнем преткновения в его духовном росте, не ослепили его. Поэтому он мог позволить себе совершенно искренне сказать: «Пошли через кого ни пошлешь» — кого бы Ты ни послал, любой справится с этой задачей лучше меня. Поскольку других он считал выше себя и видел достоинства и величие каждого. Что касается осознания собственного величия, оно ему было неведомо. В себе он в первую очередь обращал внимание на недостатки, в других — на достоинства. А если бы он смотрел на недостатки других, это само по себе было бы существенным недостатком — отсутствием того, что называется «добрым глазом». Но Моше, как мы помним, самозабвенно был занят лишь одним: устранением собственных недостатков.

Это сосредоточенность на исправлении своих недостатков сказалась на его восприятии в двух направлениях: он не придавал значения своим достоинствам, одновременно не придавая значения недостаткам других. Поэтому он мог с чистой совестью сказать: «Пошли через кого ни пошлешь», подразумевая, «что нет на свете менее достойного человека для этой миссии, чем он сам». И в этом — корень его духовного роста, позволившего ему самому достичь высочайшего уровня и помочь достичь высочайших уровней и другим.

Йаровам же сумел выкорчевать этот благодатный корень до основания. Его интересовало лишь одно: самоутвердиться, достигнув всеобщего признания своих достоинств. Ради этого он стремился всеми силами избежать ситуации, в которой люди случайно могли бы по ошибке посчитать кого-либо достойней его в чем бы то ни было. Мы знаем, как он лишил себя и своих подданных возможности выполнять заповедь восхождения в Храм трижды в год — на Песах, Шавуот и Суккот, опасаясь, как бы никто не сказал: «Это — царь, а это — раб»[3]. Ведь по законам Творца ему пришлось бы стоять в Храмовом дворе, где имел право сидеть только Рехавам, царь Йеуды. Так он дошел до того, что поставил идолов-тельцов по дороге, не дал евреям Северного Царства — Израиля — приходить в Храм по праздникам и довел их до греха идолопоклонства. Страшно подумать, до чего довели человека его собственные достоинства! Они ослепили его настолько, что за ними он не видел никаких недостатков! Восхищаясь своими неоспоримыми достоинствами, он не сомневался, что именно ему и только ему положена царская власть. И куда уж Рехаваму тягаться с ним!

И он предпочел не находиться вместе с Рехавамом в Храме, чтобы тому не уделяли больше почета, чем ему. А то вдруг еще скажут: «Это — царь, а это — раб» и перестанут его уважать? Лишившись горячей поддержки народа, он потеряет свое духовное влияние на него. Исходя из этого, Йаровам посчитал, что духовный вред, который может нанести подобная нездоровая ситуация, перевешивает пользу восхождения в Храм. И вновь все началось с мнимого «кошерного отверстия»: с нежелания находиться вместе с Рехавамом в Храме. А точка выбора заключалось в том, почувствует ли он свою личную пристрастность, что на самом деле им движет не забота о своем духовном влиянии на народ, а гордыня, нежелание, чтобы его сравнивали с Рехавамом, да еще не в его пользу, и опасения, что народ восстанет против его царствования.

Все эти опасения, конечно, были лишены здравого смысла, поскольку уже сказали наши благословенной памяти мудрецы, что одно царство не вторгается (по времени) в пределы другого, и никакой вред, и никакая польза, и влияние, и анти-влияние не зависят от поступков творений, а только от воли Творца. И можно смотреть в оба, самым тщательным образом оберегая свою честь, но если Творец решит, то народ взбунтуется, и никакие ухищрения тут не помогут.

Он может быть прав в своей предпосылке, что его влияние намного благотворней влияния Рехавама, но это влияние останется при нем, даже если он будет стоять, а Рехавам сидеть во дворе Храма, и это не нанесет никакого урона его чести. А если он думает, что лишится царства из-за того, что люди будут называть его «рабом» и, в конечном итоге, оставят его, то это уже противоречит Торе — принципу, сформулированному нашими благословенной памяти мудрецами, что одно царство нисколько не вторгается в пределы другого.

Получается, что все домыслы и доводы Йаровама были беспочвенны, и бояться ему было нечего. Если, конечно, он беспокоился за свое царство, а не за свое самолюбие. Но мысль о том, что он в чем-то может быть ниже другого, не давала ему покоя, искажая его зрение так, что ему казалось, что им движет бескорыстная забота о благе народа и его духовности. Как же он не заметил своей явной пристрастности? Слишком уж он был поглощен самолюбованием и жаждой почета.

А ведь если бы, несмотря на всю свою пристрастность, он сумел себя преодолеть и пришел бы в Храм, тогда он и достиг бы высшего величия, и удостоился освятить Имя Небес. И все видели бы его необыкновенную преданность Торе, и это по-настоящему возвеличило бы его в глазах окружающих. А так он не захотел отказаться от своих интересов и из страха за свое общественное положение и сам согрешил, и ввел в грех народ.

Поэтому, когда Всевышний говорит ему: «Раскайся, и тогда Я, ты и сын Ишая (Давид — прим. перев.) будем вместе гулять в Райском Саду», Йаровам отвечает вопросом на вопрос: «А кто из нас будет во главе?» Всевышний отвечает ему: «Сын Ишая», и тогда Йаровам отказывается: «Если так, то я не хочу!»[4]

Возникает вопрос: разве в самом предложении не указан порядок — «Я, и ты, и сын Ишая», к чему тогда дополнительный вопрос «кто впереди?» Йаровам прекрасно понял, что именно Творец предложил ему продумать и изменить. Речь шла не о том, чтобы удалить идолов-тельцов — с этим он мог бы справиться с легкостью, поскольку они не являлись самоцелью. Проблема с тельцами была лишь ответвлением коренной проблемы, кто тут царь, а кто тут раб, и весь его грех был следствием заботы о своем престиже, того, что он не мог позволить себе находиться рядом с Рехавамом на вторых ролях. Отмена восхождения в Храм, идолы по дороге, введение в тяжкий грех всего народа — все это было лишь следствием его болезненного самолюбия. А так как в этом скрывался корень его греха, то и исправляться следует именно с него. Раскаянье будет действенным, только если он пойдет в Храм, невзирая на присутствие там сидящего Рехавама. А иначе, если он откажется только от тельцов, все просто вернется на круги своя, и не поможет никакое раскаянье. Потому что если корень остался, то рано или поздно от него пойдут все новые и новые ветви, и только выкорчевав его, можно упразднить все то, что из него вырастает.

На это намекает Йароваму Творец: стоит тебе передумать, и мы втроем — Я, ты и Давид — будем вместе гулять по Райскому Саду. И если ты преодолеешь себя и пойдешь в Храм, несмотря на то, что там тебе придется стоять, твой уровень возрастет непомерно, ибо там, где стоят раскаявшиеся грешники, не могут стоять совершенные праведники[5]. Следовательно, в Райском Саду ты будешь впереди Давида.

Но Йаровам самим своим вопросом отказывается от предложенного пути. Добиться места впереди тем способом, к которому его призывает Всевышний — работать над собой, смириться перед Рехавамом — не входит в его планы. Он этого не желает. Он не готов поступиться своим положением в этом мире, и его интересует, какова будет расстановка сил, если он передумает, но не окончательно, т.е. идолов уберет, но в Храм не пойдет. Кто будет впереди при таком варианте раскаянья?

На это Творец отвечает — Бен Ишай. Потому что, убрав тельцов, но, оставшись при своих дурных привычках и склонностях, он не добьется реальных результатов: любая мелкая угроза его почету сразу вернет все обратно, поставит с ног на голову.

Творец уже обещал, что одно царство не касается другого, но Йаровама это не убедило, потому что его беспокоило лишь одно: как же Рехавам будет сидеть притом, что ему придется стоять? Тогда какой смысл в том, чтобы убрать идолов, если быть с Рехавамом в Храме Йаровам не намерен? Тогда ему вновь придется пускаться на ухищрения во избежание нежелательной ситуации, и вновь устанавливать идолов, чтобы остановить паломников. Поэтому при таком «раскаянии» впереди будет Бен Ишай.

Услышав призыв Всевышнего о необходимости начать исправление с себя и, прежде всего, отказаться от гонки за почетом, Йаровам решил: «Если так, то я не желаю!» Обратите внимание: не «я не могу», а «я не желаю». Потому что, на самом деле, ничто не устоит пред истинным желанием. И нет на свете реальности «не могу». Есть только «не хочу»! И если бы Йаровам захотел сделать свой осознанный выбор в пользу признания своей личной пристрастности и остерегался бы ее, как огня, он бы смог, да еще как! Но он просто не захотел поступиться соображениями своего престижа и предпочел действовать в угоду своей личной заинтересованности и, соответственно, ввел в грех и себя, и весь народ. И вначале он просчитался в кошерных расчетах, а затем постепенно опускался все ниже и ниже.

Но если бы его в первую очередь волновали собственные недостатки, ему бы и в голову не пришло размышлять о том, какое впечатление произведет его нахождение вместе с Рехавамом в Храме, и как это отразится на почитании его персоны. Поскольку он изначально не считал бы себя выше Рехавама, а, напротив, сумел бы разглядеть в нем какие-то достоинства, которых ему самому не хватало. Он просто не замечал бы своих достоинств и чужих недостатков, а видел бы лишь чужие достоинства и свои недостатки. И он не производил бы никаких дальнейших расчетов. Для человека, которого не прельщают ни царский титул, ни почести, кто считает, что любой является более достойным претендентом на царство, чем он сам (поскольку, на его взгляд, каждый в чем-то достойней его), вопрос «кто раб, а кто царь?» — неактуален.

Такого человека не будет волновать, что его не будут называть царем! Однако Йаровама это волновало. Потому что руководили им жажда почета, и опасения за неправильную интерпретацию его статуса, и боязнь потерять свое царство. Так сразу был дан ход личной заинтересованности и пристрастности, произведены различные «расчеты», и, в конечном итоге, все закончилось всеобщим грехом. Но осталась возможность все исправить. Творец сам предложил Йароваму эту возможность ценой отказа от своей пристрастности. Но и на это он ответил: «Не хочу». И остался Йаровамом сыном Навата.

И это — не его исключительная, злодейская сущность, а то, до чего может докатиться каждый, кто не готов поступиться своим положением, мнимой честью и престижем. Кому мешает, что кто-то его выше. Любой такой человек может ввести в грех многих, лишь бы «спасти свое положение». И не потому, что это — выше его сил, и он не способен от этого отказаться, а просто потому, что он не хочет, не заинтересован меняться. А ведь стоило ему захотеть — и он бы сумел себя побороть, неустанно работая над собой и самосовершенствуясь.

Но откуда взяться этому страстному желанию исправиться ценой отказа от мельчайшей погрешности, от малейшего недостатка — всего, что хоть самую малость мешает его самосовершенствованию? И если человек всегда и во всем будет руководствоваться исключительно волей небес, без всяких личных интересов и пристрастий, разве не будет он при этом ощущать, будто его вообще лишают жизни? И что он получит взамен? Шаг в полную неизвестность, нечто абстрактное, не поддающееся пока его разумению…

Известны заповеди, чья суть полностью зависит от стоящих за ними намерений. Внешне мы не увидим никакой разницы, но если при разводе муж дает жене гет (разводное письмо) без надлежащего намерения, она продолжает оставаться его женой, и если маца не была испечена с намерением, что это — маца для выполнения заповеди, это — не маца! И это не устрожения или признаки благочестия. Это обязательная, неотъемлемая часть заповеди.

И точно так же человек обязан относиться к работе над собой. С чего человеку руководствоваться исключительно волей небес, без всяких личных интересов и пристрастий? Как минимум, с того, что это — те самые надлежащие намерения, которые требует Тора. Даже если внешне нет никакой разницы, даже если при этом человек остается со всеми своими привычками, повадками, со своим характером. Просто потому, что Тора нас обязывает.

Но на самом деле работа над собой во имя Небес — не обуза и не бремя. Именно она наполняет человеческую жизнь дыханием, духом, смыслом. Это — ее основная мотивация. Когда человек работает над собой, мы видим это сразу по нему: его труд проявляется во всех его поступках, жестах. Он живет полноценной жизнью, в нем нет ни намека на признаки апатии и лени, его логика — пряма, каждый поступок его одухотворен, он растет, и весь мир растет вместе с ним.

Кстати, по тому, кто над собой не работает, тоже все видно. Видно, насколько им движет его самолюбие, жажда почета, насколько он подавлен и сломлен под гнетом своей дикой природы. Его дух — мертв, он подобен пустой болванке, ходячему роботу. Какая работа над собой?! Какой духовный рост?! Он уже отчаялся и от самой жизни! Разговаривать с таким человеком невозможно. Бесполезно. Он сам себе противоречит по семь раз на день, меняя свое мнение, как перчатки. Флюгер. То ему хочется добиться одного, то — другого, глаз видит, а сердце вожделеет. А так как видит он много разного, то вожделения кидают его из стороны в сторону, пока, в конечном счете, от всех его иллюзий и фантазий не остается и следа. Так и живет он безвольно, и жизнь ему постыла, и помощи ждать неоткуда.

Вот вам и жизнь, и смерть: человек, работающий над собой ради небес, и тот, кто этого не делает. Поэтому свою естественную жажду жизни человек должен направить к жизни по Торе ради Торы, всеми фибрами души стремиться исправлять себя не ради какой-то побочной выгоды — ради самого исправления.

Можно было бы возразить, что наши благословенной памяти мудрецы сказали, что пусть человек занимается Торой и заповедями даже не только с исключительно возвышенными намерениями, потому что и побочные интересы со временем перерастут в подобающие намерения во имя Небес[6]. Другими словами, в побочных интересах, вроде бы, нет ничего особо плохого. Но с другой стороны, утверждается и обратное: «Тому, кто занимается Торой не ради Небес, она становится смертным ядом» [7], «Тот, кто действует не ради небес, — лучше б не родился»[8] или «Тот, кто занимается Торой не ради Небес, — лучше б не родился»[9]. Потому что побочные мотивы тоже бывают разными. Есть люди, которые не хотят ничего слышать ни о своих недостатках, ни об их исправлении. Они преподают и учатся исключительно ради денег, получая «почасовую плату», как в любой другой учебе. Все, что глубже, — будто к ним совсем не относится. Их не волнуют экзистенциальные вопросы, глубина соблюдения. Их интересует только одно: отговорить свой урок. К их личной жизни, восприятию это не имеет ровно никакого отношения. Такая учеба со временем становится «смертным ядом», отравой. Человек учит Тору и при этом живет так, словно она его совсем не касается, не имеет никакого влияния на его жизнь помимо материальной зарплаты. Что же оказывает настоящее влияние на его жизнь? Книги, не имеющие ничего общего со святостью, болезненная зависимость от своих вожделений. Жизнь разрывает его на части. Жизнь раздробленная, покалеченная, без намека на цельность.

И о самом изучении Торы сказали наши благословенной памяти мудрецы — «удостоился — стала ему эликсиром жизни, не удостоился — смертным ядом»[10]. Как сказал раби Йоханан бен Закай об изучении мошеннических приемов: «Горе, если я это скажу, и горе, если не скажу. Если скажу — этим приемам могут научиться жулики, если не скажу — скажут, что мудрецы Торы ничего не смыслят в их проделках». Но потом все-таки сказал, основываясь на написанном: «Ибо прямы пути Всевышнего — праведники пойдут по ним, а злодеи на них споткнутся»[11].

Раби Йоханана бен Закая смущало, стоит ли беседовать на тему мошенничества, недовеса и т.п. Потому что, с одной стороны, говорить об этом нужно, чтобы не ставить препоны перед слепыми. С другой стороны, строгое засекречивание этой информации может дать повод к обвинениям мудрецов Торы в недостаточной осведомленности в практической жизни. А это уже серьезно. Во-первых, потому что для праведника позором является все, что отдаляет его от совершенства. Но главное, что само соблюдение Торы требует осведомленности в том, что такое зло, и понимания всех уловок и хитростей тех, кто пытается сдвинуть человека с пути добра. И как уберечься от ущерба в любом деле? Прежде всего, быть осведомленным в уловках профессиональных обманщиков и жуликов на этом поприще. И если в работе над самосовершенствованием не отдавать себе в этом отчета, сохранить свое совершенство и цельность в принципе невозможно.

Поэтому раби Йоханан, в конце концов, решил открыть все уловки и хитрости в помощь тем, кто желает набраться ума-разума и уберечься от них, несмотря на то, что тем самым параллельно оказывается услуга и мошенникам, получающим на руки готовый перечень плутовских приемов.

Сказали наши благословенной памяти мудрецы[12]: Тот, кто увидел позор соты (жены, заподозренной мужем в измене), пусть временно откажется от вина. Человек может обращать внимание на легкомысленную женщину, а может — на ее позор. Тот, кто делает акцент на том, чтоб избежать позора, — пусть примет к сведению этот совет наших мудрецов и откажется от злоупотребления вином с его опьяняющим эффектом. Но тот, кто пялится на легкомысленную женщину, игнорируя ее позор, из данного совета может легко сделать и обратный вывод о том, как сблизиться с легкомысленной женщиной: больше спиртного, и он добьется своей цели. Потому что, узнав о прямой связи между легкомысленной женщиной и тягой к вину, можно выводы сделать в обе стороны. Вот и пример того, как «праведники будут идти по ним, а злодеи — споткнутся».

Именно этим соображением раби Йоханан бен Закай подкрепляет свое решение все-таки раскрыть обманные уловки. В конце концов, «праведники будут идти по ним» — изучая Тору, чтобы исполнять ее. Тем самым она станет им эликсиром жизни. «А злодеи споткнутся на них» — изучая Тору как средство для реализации своих желаний. Тем самым она станет им смертным ядом. Да что там ядом! Смертью в чистом виде. Если человек будет использовать Тору себе во зло: учиться по ней лгать, искать недостатки других и оправдывать свои собственные недостойные поступки, обманывать окружающих своих лицемерием — это явная духовная деградация, и в таком случае, действительно, уж лучше не рождаться, чем жить такой жизнью.

Ситуация, когда побочные намерения, в конце концов, приводят к намерениям истинным, возвышенным, «во имя Небес» — совсем иная. Речь идет о человеке, который готов сделать свой жизненный выбор в соответствии с Торой, делает все, что может, но в том, что касается намерений, мотивов его поступков — он еще не достиг идеала. Поскольку в идеале «жить во имя Небес» означает выйти за рамки своего характера. Об этом сказал Виленский Гаон[13]: «Внутренние любовь и страх — в руках Небес».

Но пока человек не достиг этого уровня, он просто готов отказаться от того, что мешает ему по-настоящему служить Творцу. И пусть за этим отказом на данном этапе стоят не только кристально чистые намерения, и человек не полностью отказался от своего «я», не вышел за рамки своего характера — наши мудрецы говорят, что это не так страшно. Если только человек пошел по этому пути и отказался от всего, что мешает ему продвигаться вперед, Всевышний окажет ему необходимую помощь с небес, чтобы в итоге достичь уровня, когда все его поступки будут продиктованы исключительно волей небес. И это естественный итог работы над собой.

Но этот отказ — не отречение от чего-либо существенного. Напротив, безнадежно поломана жизнь как раз у того, кто не отказывается от своих дурных качеств. А тот, кто служит Творцу во имя Небес и добровольно отказывается от всего, что мешает ему на пути служения и самосовершенствования, своим отказом обретает жизненность, духовный рост, трезвое мышление и душевный покой. Его жизнь — жизнь, полная надежд и умиротворения, и людям рядом с ним — легко и приятно. Своими словами и поступками он делает добро и себе, и людям.

И в этом кроется упрек пророка, как мы объясняли в прошлой главе: «Меня оставили — источник живой воды». Т.е. источник живой воды — это страстное стремление к самосовершенствованию, к работе над собой, руководствуясь в каждом вопросе лишь волей Небес, которое не лишает человека чего-либо, но лишь прибавляет ему жизненности: жизнь бьет в нем ключом, и вдобавок он еще и служит благодатным источником жизненных сил для окружающих. И то, что другие черпают в нем силы, совсем его не опустошает. Наоборот, чем больше он дает другим, тем больше «новой живой воды» получает. Как говорили наши благословенной памяти учителя[14]: «А от учеников — больше всех». Но почему же, в самом деле, его это не опустошает? Потому что это — его основной стимул в жизни. Воля Небес без всякой примеси личных интересов. Так от чего же ему ощущать опустошенность?

Опустошенным чувствует себя тот, кто высекает себе «разбитые водоемы, в которых не держится вода», во всем руководствуясь побочными личными интересами. Тогда даже то, что в нем остается, не может удержаться, просачиваясь через многочисленные щели: личные пристрастия покрывают даже его добрые намерения. Как написано[15]: «В мудром сердце мудрость почиет, а среди глупцов она выходит наружу» — глупец спешит поделиться с окружающими теми крупицами мудрости, которые ему открылись, но сам не воплощает эту мудрость. Все самое полезное и сильное из этого он применять не желает, а то второстепенное и слабое, что осталось, — постепенно сходит на нет само по себе. И человек остается со своими природным качествами и характером, да еще и использует Тору в своих корыстных целях: как, согласно Торе, реализовать свои желания, где бы найти послабления.

И об этом говорит нам Рамбам: «У каждого есть выбор» — человек волен достичь всего, что пожелает. Стоит ему по-настоящему захотеть, и он сможет преодолеть все ступени и препятствия по пути к совершенству. Но только если он будет страстно желать исправить свои недостатки, расти и подниматься. А если же им будет руководить лишь неуемная жажда почета и пестование самолюбования — это тоже его выбор, выбор, толкающий его в пропасть. И ему дана полная свобода: стать ли как Моше, который заботился только о том, как исправить себя, или как Йаровам сын Навата, который в первую очередь заботился о своем почете. И тот, кто будет стремиться разжигать в себе желание работать над собой и над своими недостатками, удостоится стать бьющим источником жизненности, который не будет знать недостатка ни сам по себе, ни от своей отдачи другим!

[1] Бамидбар 12.

[2] Шмот 4:13.

[3] Санхедрин 101.

[4] Санхедрин 105.

[5] Брахот 34.

[6] Псахим 50.

[7] Таанит 7.

[8] Брахот 17.

[9] Тосафот на Сота 22.

[10] Йома 72.

[11] Бава батра 89.

[12] Брахот 63.

[13] Толкование Мишлей 19:14.

[14] Таанит 7.

[15] Мишлей 13:33.

С любезного разрешения главного раввина Литвы, р. Хаим Бурштейна