С правой ноги

Дина осторожно вынула из кроватки большой пластмассовый самосвал, положила его на больничную тумбочку и поднялась, чтобы немного размяться. Слава Б-гу, Мики заснул. Целый час никак не мог успокоиться, хныкал, крутился: его мучили боли во всём теле. Интересный ребенок: другие спят в обнимку с мягкими игрушками, а он с любимым самосвалом. У Мики — Михаэля — был очень страшный диагноз, но ему было только два с половиной года, и он не знал, что надо бояться: он с удовольствием слушал сказки, разглядывал картинки в книжках и играл в машинки — и с Диной, и с другими волонтерами, которые находились с ним посменно каждую минуту.

За те несколько дней, что Дина не была в больнице, у Мики появился новый сосед, мальчик лет пяти. Молодая худощавая женщина в тренировочном костюме, с небрежно закрученным пучком когда-то покрашенных в «золотистый блонд» волос, тихо сказала ему: «Ну что, сынок, давай прогуляемся немного?» Мальчик повернул к ней бледное личико, слегка раздвинул сухие губы в улыбке и почти незаметно кивнул. «Хорошо, тогда наденем с тобой ботинки и пойдём», — сказала женщина и стала помогать сыну сесть. Это было тяжелое зрелище, видно было, что каждое движение причиняет ему боль. Дина не смотрела на ребенка, она пыталась читать свою книгу Псалмов — так она делала всегда, пока Мики спал. Но жалобные стоны, вздохи и вскрикивания «ай!» не давали ей сосредоточиться на смысле текста, который она проговаривала про себя, заставляя её невольно прислушиваться к происходящему в районе соседней кровати:

— Ну, Ари, давай правую ножку, теперь левую, та-а-ак, отлично. Завяжем шнурок на левом ботинке, хорошо, а сейчас — на правом. Вот ты какой молодец у меня! Мы с тобой готовы, давай мне обе ручки, тя-а-анем-потянем, ты замечательно стоишь! Пойдём же…

Дина прислушивалась к воркованию этой мамы и недоумевала. Женщина выглядела, говорила и вела себя как человек абсолютно светский. Почему эта нерелигиозная женщина соблюдала еврейский обычай надевания обуви: сначала правый ботинок, потом левый, сначала левый шнурок, потом правый? Это было непонятно.

Мама и сын осторожными шаркающими шагами вышли из палаты, а Дина смотрела им в след и обдумывала загадочное поведение женщины. Когда через четверть часа они вернулись и мать уложила обессиленного прогулкой сына в кровать, Дина повернулась в их сторону и заговорила:

— Хотите пирожок? Мама передала мне для Мики, а он такие не ест. Ваш Ари любит с картошкой?

— Спасибо! — сказала женщина и посмотрела на Дину таким тяжелым взглядом, что ей стало не по себе. — Ари, будешь пирожок?

Мальчик качнул головой в сторону, и женщина вздохнула:

— Совсем аппетита нет. Твой брат хоть что-то ест…

— Кто, Мики? Нет, он не мой брат. Я просто волонтер, мы с девочками по очереди приходим в больницу. Меня, кстати, Дина зовут. А вас?

— Я — Лиора. И часто ты приходишь сюда?

— По понедельникам и четвергам, с трех до восьми.

— Ого! Мики не твой родственник, а ты сидишь с ним здесь часами?!

— Да, мы так помогаем семье — ведь его мама не может круглые сутки ухаживать за одним ребенком, у нее их много, Слава Б-гу…

— Ох, вот бы и мне кто-то хоть иногда помогал… Мы с Ари уже два месяца мучаемся — сначала в другом отделении лежали, теперь нас сюда перевели. Муж дома с дочкой, а я здесь — уже сил никаких нет, лечение болезненное, а когда нас выпишут — вообще непонятно…

Дине показалось, что сейчас будет уместно задать вопрос, который не давал ей покоя:

— Извините, что я спрашиваю… Вы не похожи на религиозного человека, а вот ботинки надеваете ребенку по еврейскому обычаю — правый, потом левый… Почему?

Лиора вздохнула:

— Я была религиозной — когда-то… Давно. Училась в религиозной школе, потом поступила в семинар. А там как-то всё пошло не так: начала себе укорачивать юбки, учительницы на меня сердились, я стала пропускать уроки, меня стыдили, а я злилась на учителей, на родителей, на Б-га, на весь мир. В общем, семинар я бросила, из дома ушла, перестала соблюдать шабат. А с ботинками получилось вот что. В восьмом классе у нас была замечательная учительница. В начале учебного года она предложила, чтобы все девочки класса взяли на себя какое-то одно обязательство, от которого мы не будем отступать весь месяц Элуль, — чтобы прийти к Рош аШана, Новолетию, с чем-то, «в руках», понимаешь?

— Понимаю, да, мы тоже так делаем…

— Мы как раз тогда учили про правую и левую сторону, про то, что правая сторона — главная, и я сказала, что хорошо бы взять на себя такую простую вещь: одеваться и обуваться, начиная с правой стороны. Все со мной согласились, и мы в тот месяц Элуль и плакаты рисовали на эту тему, и напоминалки для себя писали, и всё старались делать «с правой ноги» и «с правой руки». Так эта привычка и осталась со мной, и я до сих пор «на автомате» сначала вдеваю руку в правый рукав, ногу — в правую туфлю. Уже давно у меня нет ни шабата, ни кашрута, и замуж я вышла за такого же, как я. Был один раввин, пытался со мной беседовать, вернуть мне веру — но я тогда была глуха, как стенка. Это было еще до того, как Ари заболел. Иногда думаю: если бы сейчас поговорить с тем раввином… Рав Н. — его лицо стоит у меня перед глазами и сейчас. Но столько лет прошло, он и не помнит меня, наверное…

— Рав Н.? — Дина невольно приблизилась к женщине и даже схватила ее за руку. — Я же знаю его! Так может быть…

Дина не успела договорить фразу. В палату вошла медсестра, чтобы измерить Ари и Мики температуру и выдать вечерние лекарства. А потом пришла старшая сестра Мики, дежурство Дины закончилось, и ей нужно было спешить домой.

* * *

Рав Н., как оказалось, отлично помнил Лиору. Он помнил, как часами сидел с ней, приводил доводы, рассказывал разные истории, даже пел песни! Но ее душа была тогда наглухо захлопнута. «Конечно, я попробую еще раз!» — пообещал он Дине, и на следующий же день пришел в больницу. О чем они говорили тогда — навсегда останется между ними. Но после того разговора жизнь Лиоры и ее мужа начала меняться — очень медленно, даже медленнее, чем шло выздоровление Ари. Одна заповедь, еще одна, урок Торы, субботняя трапеза… Дина на какое-то время потеряла Лиору из виду, а когда случайно встретила в городе — сначала не узнала, так она изменилась. Вместо спортивного костюма она была одета в длинную юбку и элегантную блузку, а волосы покрывал бирюзово-белый платок, который очень был ей к лицу. Но главное — не осталось и следа от того тяжелого взгляда, который был у Лиоры тогда, в больнице. Сейчас она смотрела светло и радостно.

— Ой, Дина! Вот это встреча! Как ты? А наш Ари в ремиссии, в первый класс пошёл, представляешь? Я тебя все время вспоминала. Думала — а если бы ты не оказалась в тот день рядом с нами в палате? А если бы у меня не было этой привычки насчёт обувания? А если бы ты не была знакома с равом Н.? Всё хотела увидеть тебя, поговорить об этом. А сейчас…

— А сейчас — уже не хотите? — Дина заразилась радостным настроением Лиоры, и эта фраза выскочила у нее вместе с озорной усмешкой.

— А сейчас я сама всё поняла. — Лицо Лиоры стало на минуту серьёзным. — Хотя я уходила всё дальше и дальше, но про правую сторону никогда не забывала. И ведь интересно, это даже не заповедь Торы, а только обычай, а получается, что он спас меня — потому что я так крепко держалась за него, как будто хотела оставить для Б-га эту маленькую зацепочку. Вот Он и зацепил меня, понимаешь?..