Уровень человека 5. Вехи человечества. Эпоха Синайского Откровения

Наш праотец Авраам достиг такого высокого уровня, что силы зла уже не могли повлиять на него с тем, чтобы он действовал вопреки ясному мышлению. Однако он все еще не достиг уровня Первого Человека до греха, мышление которого было совершенно ясным. Поэтому глаза Авраама наполнились слезами в час, когда он взял в руки нож, чтобы принести в жертву сына. Другое дело, что его разум был настолько крепок, что был способен преодолеть любое препятствие, как мы видели в истории жертвоприношения Ицхака. Но при этом он не был лишен естественных эмоций и инстинктов, проявившихся в форме слез, поскольку его рассудок не достиг уровня непредвзятости Первого Человека. На этом уровне на протяжении нескольких поколений протекала духовная жизнь великих людей: Шема, Эвера, сыновей Яакова… Но никто из них не удостоился подняться на ступень, которую Первый Человек занимал до греха. Та нечистота, которой Змей запятнал человеческую душу, не исчезла и не была смыта вплоть до Дарования Торы.

В этот час — час Дарования Торы — евреи достигли столь высокой ступени, что эта нечистота от них совсем отступилась. В час, когда они сказали «сделаем» прежде, чем «услышим», они достигли уровня Первого Человека до греха, поскольку в этот момент они самостоятельно решились на бескомпромиссную жизнь по заветам Творца. Жизнь, в которой они будут руководствоваться в своем выборе лишь указанием Торы, совершенно не сомневаясь в том, стоит ли принимать Тору и следовать ей. Они сказали «сделаем»: «мы готовы исполнять волю Всевышнего точно так же, как ее исполняют ангелы — без всяких вопросов и рассуждений», а главный аспект «услышим» относился к деталям того, каким образом следует выполнять ее заповеди.

Поэтому, когда евреи поставили на первое место «сделаем» и лишь затем — «услышим», раздался Голос с Небес: «Кто открыл эту тайну Моим сыновьям?» Имеется в виду: кто открыл им, что главное препятствие к достижению совершенства — пытаться «услышать» прежде, чем «сделать». Человек всегда хочет сначала «услышать» — узнать, осмыслить заранее, нужно ли, стоит ли, делать ли, а не станет ли от этого еще хуже, а можно ли это выдержать, в принципе? Кто открыл им, что для того, чтобы удержаться на уровне Первого Человека до греха, необходимо отказаться от личной заинтересованности и пристрастий, не выбирать: что принимать на себя, а от чего отказаться, а действовать на основании непредвзятого разума, настроенного лишь на выполнение воли Творца? И чтобы навсегда остаться на этой ступени, человек обязан всегда и везде жить по этому принципу, когда на первом месте стоит «сделаем», и только затем — «услышим». И никаких рассуждений: принимать или нет, частично или полностью. Всегда делать свой самоотверженный выбор лишь в пользу того, что за него выбрала Тора. И углубляться в понимание лишь для того, каким образом сделать это наилучшим образом.

Таким образом, еврейский народ к моменту дарования Торы достиг высочайшего уровня Первого Человека до греха. И как только их «сделаем» предварило «услышим», они в тот же миг полностью расстались с нечистотой, внесенной в их души Змеем.

О том, насколько они в этом преуспели, можно судить из свидетельства Торы, что «весь народ видит голоса». Объясняют наши благословенной памяти мудрецы[1]: они видели то, что предназначено для слуха, и слышали то, что предназначено для зрения. Другими словами, они достигли таких высот, что их ощущения и разум стали нераздельны, а не как увещевал нас пророк[2]: «Слушать слушаете, но не понимаете, видеть видите, но не знаете». Потому что можно слушать, а можно — слышать, можно смотреть, а можно — видеть, и наши природные склонности служат завесой нашему разуму. В уме человек может представить себе путь цельного человека, но так как это представление не осязаемо, его невозможно ощутить и прочувствовать. И этот образ цельного человека подобен фотографии: есть глаза, но эти глаза ничего не видят, есть уши, но эти уши ничего не слышат. Но если фотография хотя бы изображает подлинник, умозрительное изображение цельной жизни не может отражать оригинал, если человек никогда не жил такой жизнью, и его представления абстрактны и, чаще всего, неверны.

И об этом и говорит пророк: хоть мы и обладаем слухом и зрением, но нам не хватает той глубины, позволяющей слышать и видеть вещи в правильном свете. Почему? Да потому что та самая помеха, которая мешает человеку достичь цельности, она же затуманивает его слух и зрение. Если б только человек вкусил реальный вкус жизни по Торе, то этот опыт явно добавил бы ему мудрости. Но кто заведомо соглашается полностью довериться выбору Торы? Люди предпочитают сначала разузнать, а что там написано, насколько это сочетается с их желаниями, и не видят, что сами желания отвращают их от Торы. И человек видит то, что желает видеть, а не то, как все обстоит на самом деле. Поэтому у обычных людей и существует такой разрыв между реальностью Торы и собственными чувствами и ощущениями: они ведь не пробовали, не ощутили, что значит по-настоящему жить по Торе. Иначе бы все воспринималось совсем по-другому.

Совсем по-другому все было во время Дарования Торы, когда евреи вынесли на первое место «сделаем», и лишь затем «услышим», когда они полностью вручили себя выбору Торы с однозначной готовностью жить по Торе. И тогда их понимание прояснилось в такой степени, что они могли видеть предназначенное для слуха. Другими словами, все преграды и помехи собственных недостатков ничего не заслоняли от их взгляда, как ширма или завеса не мешают нам слышать. И они слышали то, что предназначено для зрения. Ведь иногда бывает, что человек видит драгоценный камень, но если он никогда не слышал, что это — дорогая вещь, то он может отнестись к нему как к простой стекляшке, не придавая ему никакой ценности и обращаясь с ним соответственно. Но евреи во время Дарования Торы слышали предназначенное для зрения: не существовало такого понятия, которое было бы им недоступно, как это было у Первого Человека до греха, когда его разум не был затуманен никакими завесами.

И не следует удивляться, как же после столь впечатляющего, явного понимания они сотворили золотого тельца; ведь известно, что был среди них и «многочисленный сброд» — инородцы, примкнувшие к еврейскому народу. Кроме того, вчитавшись, мы можем заметить, что удивляться тут нечему: Тора сама свидетельствует, что они увидели задержку Моше, и, как комментируют наши благословенной памяти мудрецы, народ просто ошибся в расчетах дня его возвращения. И еще говорится, что им было видение мертвого Моше в гробу. Так в чем же мы можем упрекать их? Как им следовало поступать в результате своей ошибки? Сам телец также не может служить поводом для обвинений: он был им нужен в качестве видимого лидера — не более, «чтобы он ступал впереди нас». Их ошибка была вполне объяснимой: Моше умер, и кто знает, что было с ним до этого.

Однако уже Рамбан писал, что «у лжи нет ног». Другими словами, зло лишено всякой основы, опоры. Все это лишь обман зрения, иллюзия, фокусы, которыми можно отвлечь публику и завладеть ее деньгами. В чем сила фокусов? В ловкости рук, в безумной скорости — такой, что человек не успевает, как следует, всмотреться в происходящее. А если бы он смог рассмотреть все спокойным, трезвым, острым взглядом, то заметил бы грубую ложь и фальшь. И только скорость позволила его чувствам ошибиться.

Таков путь дурного начала. Оно не может доказать человеку, что проступок — хорош по своей сути. Но вся его сила в скорости обольщения: человек оглянуться не успел, только начинает анализировать и раздумывать — ан, дело уже сделано! И человек остается при своих мыслях на развалинах содеянного. Поэтому злодеи не оставляют своего дурного пути, даже зная, насколько он горек — дурное начало-то спешит и подгоняет, а сам человек — тяжел на подъем, вот он и выходит всегда побежденным!

Вот и в истории с золотым тельцом Сатан не мог показать евреям ясно, что Моше умер, и его гроб несут ангелы, поскольку это не соответствовало действительности, а было только обманом зрения, чтобы сбить их с толку. И если бы они присмотрелись лучше, они не увидели бы того, что увидели. Лучшим доказательством этого может служить колено Леви, мгновенно отозвавшееся на призыв Моше: «Кто за Всевышнего — ко мне!» А если картина, представленная дурным началом, была бы не фальсифицированной, а явственной, то как же тогда представители колена Леви не испугались за судьбу Моше? Получается, что все было лишь обманом зрения, и тот, кто хотел ошибиться — ошибся, а колено Леви ошибиться не хотело, и избежало ошибки. То есть вина народа заключалась в недостаточной зоркости, к которой добавился ошибочный подсчет времени. А колено Леви, не поддавшись на провокаторскую иллюзию смерти Моше, не придало значение и шести дополнительным часам. Соответственно они не поспешили участвовать в создании золотого тельца, а дожидались прихода Моше.

История золотого тельца, таким образом, демонстрирует нам работу дурного начала, заключающуюся в обмане зрения, и объясняет его силу тем, что он подгоняет людей, заставляет их спешить. Однако это не лишает нас выбора, как можно наглядно видеть на примере колена Леви. Кроме того, из этого мы учим, что и с грехом народа все обстояло не так уж просто: ведь и после создания золотого тельца, они не полностью потеряли занятую им ступень. Как объясняет Рамбан фразу «и никто не надел на себя свои украшения»: они настолько прочувствовали свою вину, что отказались от вечной жизни, приобретенной во время Дарования Торы, ради того чтобы заслужить прощение за грех золотого тельца.

А когда Моше спустился с Торой с Небес и должен был объяснять законы Всевышнего и Его Тору еврейскому народу, он в одиночку судил весь народ, пока не пришел Итро и не спросил, что он делает. Моше ответил[3]: «Народ приходит ко мне искать Всевышнего». Это означает, что еврейские суды, вопросы, с которыми обращаются в них евреи, не похожи на стандартные судебные разбирательства, где каждый желает доказать свою правоту. Тут каждый заинтересован «искать Всевышнего». (Хотя наши благословенной памяти мудрецы поясняли фразу «его приговор выносился утром»: если некто жаловался, что другой украл у него раба, а тот утверждал, что раб был им куплен, то выпадавший ежеутренне ман служил лучшим «доказательством»[4], все же большая часть судебных разбирательств по Торе преследовала единственную цель — искать правду Всевышнего). Кроме того, в задачу Моше входило доскональное объяснение законов, т.е. попытка выяснить с каждым в отдельности, каким путем ему лично следует ступать.

На это отвечает ему Итро[5]: «Не хорошо то, что ты делаешь. Увянешь так и ты, и весь народ, что с тобой». Потому что, если бы они приходили к тебе исключительно для разрешения судебных вопросов, с этим ты мог бы справиться сам. Но ведь в твою задачу также входит объяснить им «путь, по которому идти, и дела, которые нужно делать» — каждому в соответствии с его личным складом характера, свойствами души, темпераментом. А для этого уже необходимо разбираться во внутреннем мире каждого, что не под силу одному человеку, так как требуется немало труда и времени, чтобы разобрать душевный расклад каждого по полочкам. Поэтому необходимо выбрать лучших из лучших, объяснить им, как наставлять народ, раскрывая им путь Творца. В противном случае, как они справятся после твоей кончины, когда ты уже не сможешь указывать им верный путь? Кто подскажет им, как анализировать свои поступки и работать над собой?

И Моше сделал это: выбрал лучших из лучших, обучил их с тем, чтобы они обучали других, а те, в свою очередь, других и т.д. Получилось, что каждый чему-то обучал другого и у него же обучался. Каждый влиял на другого, подвергаясь его ответному влиянию — они одновременно учили и учились друг у друга.

И так продолжалось до эпохи пророков.

[1] Шабат 88.

[2] Йешаяу 6:9.

[3] Шмот 18:15.

[4] Йома 75а — поскольку ман выпадал по количеству душ на семью, включая долю раба. Поэтому можно было с легкостью определить, кому из двух спорящих хозяев принадлежал раб на самом деле. — прим. перев.

[5] Шмот 18:17.

С любезного разрешения главного раввина Литвы, р. Хаим Бурштейна