Авраам бен Авраам 29. Возвращение в Вильну

За двенадцать лет, превративших Валентина в Авраама, ничто, казалось, не изменилось в Литве, особенно в Вильне, за исключением того, что теперь он сам воспринимал все иначе. Студенту-семинаристу этот еврейский город с рыночной площадью и шулами казался чужим миром, полным тайн и загадок. А светлобородый еврей ощущал себя одним из евреев с черными, рыжими и седыми бородами. Он тоже не мог ступить на улицу Тумы, не рискуя остаться без шляпы, а в его случае, возможно, и без головы.

Другой человек как внешне, так и внутренне, он вновь оказался в неизменившейся стране своего детства.

Даже в маленьком доме рядом с великим шулом ничего не изменилось. По-прежнему в приемной сидел шамаш, выглядевший, как великий талмид хахам; лишь волосы его стали белее.

В комнате Гаона также стопки книг, рукописей, схем и графиков были разложены на столе и полках. Сияние лица Гаона перекрывало сверкающую белизну талита. Аврааму показалось, сильный свет встретил его на пороге комнаты, свет, вызвавший желание прикрыть глаза ладонью. Гаон пристально посмотрел на Авраама. Досада на его лице сменилась чудесной теплотой. Он протянул руку так, будто ждал Авраама: «Барух аба. Шалом алейхем, Авраам бен Авраам».

«Шалом алейхем, Реби. Вы узнали меня?»

Гаон в точности повторил то, что произошло двенадцать лет назад. Он помнил, когда и где Авраам сидел, день и час их встречи, слова, произнесенные молодым человеком.

«Стало быть, меня легко могут узнать в Вильне?»

Гаон оглядел его с головы до пят.

«На первый взгляд не очень легко. Я слышал рассказы о Вас и знал, что они являются продолжением того вечера. Я представил себе, как Вы должны выглядеть, и узнал Вас мгновенно. Итак, Вы вернулись, невзирая на риск».

«Риск, Реби? Я — совсем другой человек. А те, кто видят меня духовным взором…»

«Не предадут Вас, Вы хотите сказать».

Гаон замолчал. Он пристально смотрел перед собой, погрузившись в раздумья. «Что привело Вас сюда?»

«Путь к Вам, великий Реби. Глаза всего еврейства обращены к Вам. Амстердам, Альтона, Прага и Франкфурт. Одно Ваше слово, и радостные вести разнесутся по еврейскому миру, всюду зажигая огни, пока весь галут не будет залит светом». .

«Я вижу иной свет, иное зарево. Не оставайтесь в Вильне».

«А как же моя миссия и Ваше послание еврейству?»

«Оно созреет в тишине. Семена поспевают в темноте, в земле. Отправляйтесь туда, где хищные глаза стервятника не найдут Вас. Если хотите, выберите место, достаточно близкое для того, чтобы мы иногда могли беседовать. Только не Вильну».

«Илия?» — Авраам не знал, почему произнес это.

«Этот город так близко, что я могу добежать туда, и он мал», — Гаон процитировал пасук. Это прозвучало, как прошальное благословение.

Но Авраам не сказал еще всего, что хотел. Он мучительно подбирал слова. «Недалеко от границы, по дороге сюда, — нерешительно начал он, — видел хасидов, собравшихся вокруг своего великого Рэбе…»

Лицо Гаона помрачнело. Аврааму показалось, будто невидимый железный занавес опустился между ними.

«Не ходи с ними, отверни свои стопы с их пути», — сказал Гаон словами из Мишлей, ничего не прибавив.

«Их Рэбе — истинный гадоль. Он рассыпает драгоценные каменья слов о мире. Вот, я записал…»

Гаон даже не взглянул на лист бумаги.

«Дерзкий человек, — сказал он с горечью, — установил новый нусах, новый порядок молитв. Вместо Талмуда он дает юношам Каббалу. Тора в опасности».

«Говорят, что Вы, Реби, постоянно изучаете Каббалу и написали комментарии к книге Зоар», — заметил Авраам, сам удивляясь собственной дерзости.

«Каббала священна, — ответил Гаон. — Это одно из врат к истине, но оно доступно лишь тем, кто прошел через предшествующие ворота. Каббала как открытое море. Всякий, кто пускается в этот путь, должен сначала научиться плавать в спокойных водах, где видны берега. Только опытный в открытой Торе пловец может выйти в море скрытой Торы».

«Это как раз то, что Рэбе сможет объяснить сам, поскольку его скромность столь же велика, сколь и благочестие, и он мечтает поделиться своими мыслями с Вами, Реби…»

«Сначала он должен публично отречься от всех идей, которые распространяют хасиды от его имени. Это единственный путь…»

«Позвольте ему, великий Реби, переступить Ваш порог. Так много людей входят в Ваш храм как достойных, так и недостойных. Даже гоим. Я сам… От этой беседы зависит многое, возможно даже начало геулы».

Но лицо Гаона оставалось мрачным, холодным, непроницаемым, даже щели не осталось в железном занавесе.

«Тора в опасности, — сказал Гаон, больше сетуя, чем негодуя, — тот, кто подвергает опасности святую Тору, никогда не переступит моего порога».

«А моя миссия?»

«Она может увенчаться успехом и без них. Вы должны уехать из Вильны».

C разрешения издательства Швут Ами