Авраам бен Авраам 4. Суд

Известие о том, что случилось у церковных ворот, распространилось с быстротой молнии. На следующий день тысячи людей стеклись на праздник из сел в город, и главным предметом обсуждения было «осквернение» святой иконы. Селяне считали, что глупо было слушать «черных дроздов», и их мнение разделяли очень многие.

«Давайте отправимся прямо на еврейскую улицу и найдем виновных».

«Устроим-ка евреям “веселую жизнь”, чтобы им было о чем вспомнить!»

Однако осмотрительные церковные старосты предостерегали: «Полиция боится мятежей, поэтому любое сборище за пределами церкви расценивается как революционная демонстрация. Вы напрашиваетесь на публичную порку и повешение».

Поляков и литовцев наказывали одинаково щедро. Вот потому-то возбужденные люди предпочли посещение еврейских кабачков, где продавались лучшие спиртные напитки. Все возвратились домой позже обычного. После примирения со своим богом, миром и евреями они забыли и о Богоматери, чья «святость» не пострадала ни в малейшей степени.

Церковные иерархи, тем не менее, занялись этим делом. Двое молодых монахов, представшие перед монастырским судом, заявили: «Мы исполняли свой долг в соответствии с духом церкви и в соответствии с нашим призванием. Еврей пришел из маленькой деревни и забрел на нашу улицу, не ведая, что творит. Поэтому он и оставил свою голову покрытой. Кроме этого ничего предосудительного он не еделал. В соответствии с еврейским законом покрытие головы означает уважение, — вот почему евреи никогда не обнажают головы в синагоге». Юноши цитировали как книги евреев, так и писания отцов церкви.

Пожилой священник, глава церковного суда, похвалил монахов за эрудицию, но осудил за самостоятельные действия. «Несомненно, вы поступили правильно, спасая евреев от гнева толпы. Но разве в монастыре нет судей? Нельзя принимать на веру то, что говорит еврей. Вы не имели права освобождать его. Церкви нужны добрые отношения с народом. Итак, молодые люди, несмотря на то, что ваш грех не слишком серьезен, нужно что-то предпринять, дабы успокоить разъяренную чернь. Вы не получите сурового наказания, учитывая то, что граф Станислав Потоцкий — один из уважаемых представителей польского дворянства, связанный семейными и дружескими узами с иерархами Римской Церкви. Раз уж мы прощаем Валентина Потоцкого, то не будем наказывать и Бориса Зарембо. Перед судом церкви дворянин и простолюдин равны. Тем не менее, если вы хотите продолжить обучение, то должны будете покинуть город… и страну».

Валентин Потоцкий и Борис Зарембо выслушали приговор спокойно.

Родители Валентина — родственники многих церковных иерархов — покровительствовали церкви. Они были оскорблены вестью о том, что их единственный сын наказан. Но Валентин так хорошо объяснил мотивы своих поступков, что родители неожиданно для себя стали еще больше гордиться им. Потоцкие возлагали огромные надежды на своего наследника, который с ранней юности проявлял необычайные способности и особую склонность к религиозной философии. Семинария должна была стать для Валентина первой ступенью великолепной служебной лестницы. Благодаря связям с Римом, кардинальская красная мантия и дорога в Ватикан были для него обеспечены. Варшава и польская общественность в Литве возлагали на Потоцкого-сына огромные надежды. Ни поляки, ни литовцы не были достойно представлены в Риме перед Его Святейшеством. Кардинал, поляк по происхождению, получивший образование в литовской Вильне, да еще и отпрыск одной из самых аристократических семей, был идеальной кандидатурой. Лучшие учителя были приглашены, чтобы учить Валентина. Самые высокочтимые священники встречались с ним в доме старого графа. Мог ли столь незначительный случай расстроить планы и разрушить надежды двух католических народов?

Глава монастыря — близкий друг графа Потоцкого — посоветовал отправить Валентина в Париж, где юноша смог бы закончить курс обучения в семинарии. Путь из Парижа в Рим будет недолгим: у Станислава Потоцкого были превосходные связи в столице Франции.

Так и было решено. Юноша настоятельно потребовал, чтобы его другу и наставнику Борису Зарембо было позволено ехать вместе с ним. Граф с радостью согласился. Расходы были необременительными, поскольку его многочисленные земли и инвестиции приносили огромные доходы. Уже все было готово для отъезда в Париж.

Лишь одно не давало покоя Валентину. Куда бы он ни шел, он постоянно видел полные ужаса глаза маленькой еврейской девочки, слышал ее вопросы, которые проникали в самые тайные глубины души. День и ночь, даже в своих снах, он постоянно слышал ее голос: «Мы — евреи. И мы в изгнании».

Просыпаясь по утрам, он вспоминал ее, являвшуюся ему во сне. Казалось, что она послана свыше, чтобы указать ему путь к какому-то высокому призванию.

Древние писания гласили, что ангелы являются в виде животных или птиц, иногда в образе детей, чтобы оповестить людей о том, что они избраны Б-гом. Ангелы указывают избранникам, как исполнить волю Всевышнего. Валентин никогда в жизни не видел такого лица, как у этой девочки, и подобных молящих, испуганных глаз. Почему он вышел из монастыря именно в этот момент? Почему он услышал от нее именно те слова? Нр ведь ему было давно известно, что евреи были евреями и что Б-г изгнал их. Что все это значило? Были мгновения, когда ему казалось, что услышанное им от девочки содержало какой-то скрытый смысл, который он обязан был разгадать.

Вечером, накануне отъезда, он снял монастырское облачение, надел простую одежду и пошел в еврейский район города, не понимая, зачем это делает.

Зарембо подшучивал над разыгравшимся воображением своего товарища. Тем не менее он сопровождал Валентина, тоже в гражданском платье, чтобы в случае опасности быть рядом с другом. Вот как он объяснил это: «Я не хочу, чтобы ты попал еще в какую-нибудь историю. В следующий раз для нас закроют и Париж, и Рим».