Авраам бен Авраам 15. Чужестранец приходит

Однажды вечером он появился. Талмид хахам, но слишком молодой, чтобы быть Гаоном. Это был худощавый человек, одетый в длинный дорогой плащ. Его благородное лицо покрывала густая золотистая борода, широкими волнами ниспадавшая на грудь.

«Еврей, который долго путешествовал», — сразу понял Менахем Лейб. Он поднялся и поздоровался с чужестранцем. Незнакомец взял Менахема за руку и повел в дальнюю комнату так, будто хорошо знал, куда идти.

«Вы не узнаете меня?»

Менахем Лейб пристально посмотрел на него. Глаза этого человека казались знакомыми, да и голос о чем-то напоминал.

«Рабби, разве Вы не узнаете Вашего талмида? Как же так?»

«Вы…»

«Когда-то был Валентином. Теперь Авраам бен Авраам».

«Валентин Потоцкий? Граф…», — его голос дрогнул.

«И это тоже Вам было известно? Давайте забудем о графе. И о Валентине. Я — Ваш друг и ученик Авраам, еврей, такой же, как и Вы, еду из Голландии, путешествую по еврейскому миру. Но я должен был остановиться в пути, чтобы снова посетить моего рабби в этой комнате, чтобы увидеть человека, проложившего мне путь к Истине».

Голосовые связки Менахема отказывались повиноваться. Он попытался произнести что-нибудь, предостеречь Авраама, но не смог. Менахем накормил путешественника, а когда все посетители ушли, предложил постель в комнате, служившей рестораном. Авраам рассказал все, что произошло с ним, начиная с той ночи, когда он покинул Париж. Менахем Лейб только кивал. Подавленный, он почти ничего не понимал, видя перед собой лишь лицо грубого поляка.

В ту ночь старик не мог спать. Гнус Титуса продолжал скрести железными когтями его уставший рассудок. «Отец Небесный, не вводи меня в искушение!»

С одной стороны, отвратительный человек с лисьими глазами, притаившийся в засаде. А с другой стороны…

«Во имя Ашема, Менахем Лейб, — закричал он сам на себя, — ты так далеко зашел? Неужели ты предашь…» Не зажигая свечу, он стал повторять Талмуд наизусть.

«Разве Тора не учит: “Если кто-то пришел, чтобы убить тебя, то убей его первым?” Кого? Его? Он не хочет причинить мне вред. Опасность исходив от краснолицего. А Тора гласит, что я не могу спасать свою жизнь, жертвуя чьей-то. Разве моя кровь краснее его крови? Тора учит: “Твой брат будет жить с тобой вместе”. На основе этого рабби Акива сформулировал правило: “Если два человека путешествуют, и у одного из них есть фляга с водой, которой достаточно только для одного, то, разделив воду между собой, они оба погибнут. Но если утолит жажду только один, то он останется жив. Пусть уж лучше выживет кто-то один, чем умрут двое”. Но кто это рассуждает о двоих и об одном? Предатель — Менахем Лейб стиснул руками виски. — Как ты только допустил такую мысль?! Доносчик, предавший еврея или отдавший его деньги гоим, теряет свою долю в Олам Аба. Никто не будет спасать предателя, попавшего в беду.

Ну, а если это все-таки произойдет. Например, Красное Лицо приходит завтра и случайно обнаруживает здесь Потоцкого. А ты не предупредил его? Кровь несчастного прольется тебе на голову!»

Старик вскочил и принялся будить гостя с такой поспешной настойчивостью, будто спасая от подступавшего пожара.

«Вставайте, быстро! Бегите! Вас здесь ищут! Идите, идите, если Вам дорога жизнь!»

«Кто-то приходил и искал меня?»

«Не сейчас. Но они были здесь раньше и непременно вернутся снова. Бегите!»

Авраам сел, медленно осознавая, что произошло.

«Кто узнает во мне Валентина?»

«В моем доме они сразу же опознают Вас».

Авраам нехотя подчинился. Не торопясь, он умылся, оделся, взял свой заплечный мешок, посох и остановился в растерянности.

«Они ищут меня именно здесь? Вас подозревают?»

«Да, я так думаю. Но побеспокойтесь лучше о себе. Идите! Не теряйте ни минуты!»

«Вы не боитесь за себя?»

«Не знаю. Уходите!»

«Рабби, пойдемте со мной. Вместе с семьей или один. Они будут преследовать Вас. У меня достаточно денег, чтобы спокойно переправить Вас через границу».

Менахем Лейб немного подумал: «Ничего со мной не случится. Они ведь разыскивают Вас. Не теряйте времени. Дверь не заперта».

Авраам попробовал снова уговорить старика: «Друг мой, пожалуйста, подумайте. Я пробуду в Париже еще несколько дней, и вы сможете найти меня…»

Менахем Лейб возбужденно перебил: «Ради Б-га, не говорите мне! Я не должен знать, я не хочу знать, где Вы будете жить. Идите!»

Авраам ушел.

Менахем Лейб немного успокоился и вернулся, чтобы лечь. «Отец Небесный, не вводи меня в искушение».

Его поспешность оказалась напрасной. Прошло семь дней, прежде чем краснолицый поляк вернулся. «Ну, Лейбке, что новенького? — спросил он с притворным дружелюбием. — Не поймали еще нашу рыбку?»

Старик смотрел в сторону, изображая безразличие, хотя на самом деле боялся глядеть в это пугающее лицо.

«Нет, — добродушно сказал поляк. — Ну и ладно. Налей-ка мне чая напоследок, — он пододвинул свой стакан. — Больше ты уже не будешь наполнять стаканы», — гоготнул он и вскоре ушел.

Дальнейшие события развивались стремительно. На еледующий день пришли двое полицейских и вежливо попросили хозяина проследовать за ними в участок. Менахем пошел так же спокойно, как ходил в шул; его талит и тфилин лежали в заплечном мешке: на обратном пути ему обязательно нужно было зайти в синагогу.

Бейла и дети не обратили никакого внимания на то, что на сей раз отец уходил в сопровождении двух человек в синих мундирах с красными воротниками и медными пуговицами.

Не волновалась Бейла и тогда, когда прошло уже много времени, а муж еще не вернулся. «Это и есть Менахем Лейб: он наверняка обсуждает с кем-нибудь в шуле трудный отрывок из Гемары. Возможно, что он даже разыскивает бедного странника из Вильны, которого ждал последние несколько недель. А я тем временем должна уработаться до смерти. Вот такой уж у меня Менахем Лейб», — подумала Бейла с горечью и гордостью.

Только к вечеру бедная женщина узнала, что произошло.

Целый отряд вооруженных людей в мундирах ворвался в ее дом. Ресторан был заполнен посетителями. Два стража встали у дверей, чтобы никто не мог сбежать. Еще один ходил от стола к столу, прерывая чаепитие и игру в карты требованием предъявить документы. Некоторые из посетителей рылись в карманах, вытаскивая письма и документы со всевозможными печатями. Большинство сидевших в ресторане, заикаясь, просили разрешения выйти и принести свои документы. Полицейские на эти просьбы не обращали никакого внимания. Через черный ход они вывели тех немногих, у которых документы были в порядке, а остальных выстроили вдоль стены и связали. Затем командир отряда подошел к бледной, дрожавшей Бейле и рявкнул: «Полиция закрыла ресторан. Каждый, кто нарушит этот приказ, будет выслан и приговорен к каторжным работам. Разрешается пользоваться только задней дверью и лестницей, ведущей наверх в квартиру».

Полицейские быстро заколотили окна и внутренние двери. Маленькая витрина, в которой бутылки и стаканы на протяжении многих лет привлекали посетителей, была плотно закрыта ставнями. Вывеску сорвали, а арестованных вывели на улицу. Тяжелая входная дверь была заперта и опечатана. Маленькая улочка стала безлюдной, мертвой.

Даже если бы на улице и были прохожие, они все равно не услышали бы ни крика женщины, оплакивающей мужа, ни плача детей, потерявших отца и кормильца: двери и окна были крепко заколочены.

с разрешения издательства Швут Ами