Авраам бен-Авраам, в прошлом — граф Валентин Потоцкий, продолжает путешествие по крупным городам Европы. Он задался важной целью: примирить враждующие еврейские общины. Но преградой на его пути становится секта франкистов...
К тому времени, когда Авраам прибыл во Франкфурт, борьба начала угасать. Разумные Люди с обеих сторон поняли, что община слишком долго была без главы и что власти, способной поддерживать порядок, не существует. Они стремились к миру. И хотя, казалось, что достичь его будет просто, на этом пути стояли серьезные препятствия. «Верните нам нашего рава, вы изгнали его!» — кричала одна сторона. А другая отвечала: «Сначала дайте нам новые законы».
Между тем во Франкфурте и его окрестностях стали встречаться люди подозрительного вида. Никто не знал, откуда они пришли и куда направлялись. Кто-то говорил, что они живут в больших домах в Офенбахе и Оберроде, что они молятся все вместе и распространяют свои сочинения, пытаясь заманить молодежь. Были ли они евреями? Кто знает! Барух Штурмфус утверждал, что хорошо знаком с ними и бывал на их собраниях. Того, что он возбужденно рассказывал, было достаточно, чтобы вызвать подозрения к неизвестным, даже если только часть его слов была правдой. Порядок их молитв был ни сефардский, ни ашкеназский; они говорили на каком-то иностранном языке и пели странные песни; они рассказывали о «древнем Б-ге» и его «помазанном короле», который воскрес после смерти. Песни и танцы были частью их молитвенного ритуала; они становились на колени, как христиане.
Знатока Баруха спрашивали: «Они называют своего машиаха Шабтаем?»
Он слышал это имя тоже. Но теперь их машиахом был Яаков, который должен был привести всех к избавлению.
Некоторые называли его Франком. Его уважали министры и епископы, поддерживающие и защищающие новую секту потому, что она стремилась к компромиссу с христианством. Шабтай установил связи с исламом. Яаков Франк на всех парах стремился к завершению дела всей своей жизни, укреплению дружеских отношений с отцами церкви, римским папою и с самим назаретянином.
«Они евреи?» — спрашивали любопытные.
«Да, они длиннобородые евреи из Польши, Богемии, с Карпат и с Кавказа. Их глава, Яаков Франк странствует между Россией и Турцией и время от времени появляется у ворот Франкфурта. Вот тогда и начинает происходить что-то странное».
В доме Моше Раппа, который временно был назначен равом, подолгу заседали главы общины. События в городе и за его пределами требовали решительных действий.
Авраама приняли с дружеским радушием, которое в доме рава Моше Раппа ожидало каждого талмид хахама. Это давало Аврааму возможность наблюдать, как осуществляется духовное руководство общиной. Ему было позволено присутствовать на заседаниях совета.
Впервые за несколько лет Иеуда Кульп и его друзья сидели за одним столом с равом Моше и Бэром Канном. Зискинд Штерн и Лейб Шойер, большие поклонники рава Йонатана, но противники рава Яакова Иеошуа, говорили резко и язвительно. Они хотели дать понять, насколько серьезен урон, нанесенный отсутствием главы общины: «Хозяина нет, и теперь воры ломятся в дом».
«Кто вынудил рава Иеошуа уехать!» — бушевал Кульп.
«Подождите, — успокаивал его хозяин. — Давайте не будем сейчас никого обвинять. Мы все виноваты в равной степени в том, что заставили человека, которому должны быть преданно верны, покинуть наш город. Давайте не будем из-за этого ссориться. Подумаем, как вернуть его обратно».
Рав Моше Рапп оглядел собравшихся. Мягкий человек, блестящий ум, старейший судья относился к своей временной должности с преданностью и любовью. Он никогда не забывал о том, что замещает истинного главу общины, и как никто другой ждал его возвращения.
«Отдайте соответствующее распоряжение, и мы пошлем экипаж за равом в Вормс», — предложил Иеуда Кульп.
Один из его сторонников вмешался: «Рав Яаков Иеошуа стал равом Вормса и отказывается возвращаться к нам».
То был удар по самолюбию франкфуртцев, особенно Лейба Шойера и Бэра Канна. «Франкфурт — хороший город, — сказал Бэр, — и никто бы не смотрел на нас свысока, если бы некоторые его жители вели себя иначе, проявляя больше почтения к Торе, любви к общине и ответственности».
Рав Моше Рапп поднял руку. Этот жест был понятен, все приготовились слушать. «Достаточно, довольно ушедшей в прошлое борьбы. Прежде всего, давайте договоримся не обсуждать разногласий в Альтоне. То, что там делается, не имеет отношения к Франкфурту. Не дадим этому пламени охватить нас. Что бы ни говорил и что бы ни делал рав в связи с этим, нас не касается. Это первый шаг к тому, чтобы обрести мир и покой под мудрым руководством нашего главы».
«Конституция? Законы?» — тихо ворчали приверженцы Иеуды Кульпа.
Рав Моше ожидал подобной реакции. Поднявшись, он сказал: «Совет общины понимает трудность ситуации и правомерность части ваших требований. Даже несмотря на то, что в экономической части есть вопросы, жестко опирающиеся на законы Торы, и, следовательно, неизменные, предлагавмая конституция параграф за параграфом рассматривается Советом общины. Некоторые статьи уже приняты, некоторые отклонены, а некоторые изменены. Проект находится здесь, у меня, и мы можем обсудить его».
Далее последовала живая дискуссия, лишенная прежней, так мешавшей всем язвительности. Наконец, был сформирован всеми поддержанный комитет, которому было поручено уладить разногласия. Обе стороны письменно обязались уважать и выполнять рекомендации комитета, призванного завершить свою миротворческую миссию возвращения рава.
Таким образом, получилось, что Авраам бен Авраам приехал во Франкфурт в хорошее время. Он стал свидетелем мирного соглашения, которое могло быть началом его деятельности. Он чувствовал, что рав Яаков Иеошуа, знавший как Запад, так и Восток, примет пражские предложения. Любовь к Эрец Исраэль горела в его сердце, и только внеш-
ние обстоятельства мешали ему поселиться там. Он стремилея к истине в каждом вопросе и, безусловно, мог быть полезен. Авраам остался во Франкфурте, ожидая рава.
На следующий день Барух Штурмфус знал обо всем, что происходило в доме рава Моше Раппа, хотя и не присутствовал там. Он с энтузиазмом рассказывал все, что знал: «Конституция составлена. Как я рад. Я прослежу, чтобы правительство одобрило… Мэр — мой друг и барон фон Оффенберг тоже. Он сделает все, что я попрошу. Если будет нужно, я даже поеду в Майнц к курфюрсту и воспользуюсь своими связями при дворе. Теперь путь для возвращения рава открыт. И нет никого счастливее меня. Когда рав уехал, это мой лучший друг уехал… Я знаю еще кое-что. Мир скрепит брак. Младший сын рава Моше Канна женится на дочери Иеуды Кульпа. Это моя работа. Да, друзья, это был единственный способ все уладить…»
Авраам с радостью следил за событиями. Он представлял себе, как обрадуется рав Яаков Иеошуа, узнав о грандиозном проекте установления мира во всех общинах и о том, как он будет путешествовать, перевозя письма великих людей Праги и Франкфурта в Берлин, а затем в Вильну, чтобы Гаон узнал и поддержал великий замысел рава Ехезкеля. Раздоры прекратятся. И постепенно исчезнет почва для разногласий в Альтоне. Народ Израиля объединится, ожидая голоса из Циона — Машиах идет. Я, Авраам бен Авраам, призван из чужого мира, чтобы возвестить новую эру, когда новый свет разольется над миром, и каждый, увидевший его, познает Истину и единственность Ашема.
В течение нескольких дней конституция была одобрена и утверждена Советом. Делегация, возглавляемая Моше Канном и Моше Раппом выехала в Вормс.
Оттуда поступили добрые вести: «Рав Яаков Иеошуа принял делегацию с благосклонностью». Затем: «Он уже на пути во Франкфурт». Начались всеобщие приготовления. Старый шул заново покрасили, а биму, с которой он должен был прочесть субботний драш, украсили цветами.
C разрешения издательства Швут Ами
Поделитесь этой страницей со своими друзьями и близкими:
