От Центрального парка к Синаю 8. Моя общественная деятельность

Мы вернулись в Оксфорд, подгоняемые нудящим, грызущим чувством, которое говорило нам: необходимо найти решение, как жить дальше, какое направление избрать. Я просто не был создан для роли университетского профессора английского языка.

Мне предложили должность в администрации парков, мест отдыха и культурных контактов. Руководителем администрации был Джон В. Линдсей — молодой, интересный мэр Нью-Йорка. В то время в моду вошли идеи, созидательного государственного управления. Ведущего журналиста газеты Нью-Йорк Геральд Трибюн Августа Хексшера уговорили активно заняться общественной жизнью. Он стал моим начальником. Мне поручили заниматься вопросами охраны природы, и я принялся за создание некоего Райского сада.

Мне удалось сыграть определенную роль в том, чтобы Нью-Йорк стал более приятным городом. Я спланировал целую сеть больших участков, которые содержались в их естественном состоянии, и подготовил путеводители по этим участкам. Я участвовал в подготовке законов о сохранении открытых пространств и в разработке методов их использования. Я принимал участие в работе правлений нескольких организаций, таких, например, как Нью-йоркское зоологическое общество.

Наверно самым интересным делом того времени было для меня писание речей для «Оги» — старого газетного волка, который умел очень тщательно подбирать слова своих статей. Мне всегда нравилось работать со словами. Но после двух лет подобной жизни я устал от государственных дел. Политическая деятельность — вещь жестокая. Люди готовы на все, чтобы продвигаться вверх, поскольку основная мотивация подобной жизни заключается в стремлении к власти. В политике не делают деньги, поэтому большинство политиков затрачивает все свое время на то, чтобы обогнать других, «перепрыгнуть» через них.

Религия и сочинительство по-прежнему занимали мои мысли, поэтому мы с Линдой решили переехать в другое место. Мы выбрали для проживания Корнуолл-на-Гудзоне, в штате Нью-Йорк. Мы надеялись, что там на меня найдет вдохновение, и я смогу написать великую книгу, посвященную нахождению человеком своего духовного наследия.

Я изучал классические произведения католицизма с тем, добраться до корней этой религии. Я хотел изучить Библию. Через несколько лет я действительно написал книгу. Она называлась «Почему евреи неправы, а католики и протестанты правы». Величайшая милость Б-га по отношению ко мне состоит в том, что эта книга так никогда и не была напечатана. Сейчас, когда я читаю ту рукопись, я понимаю, почему никто не хотел ее издавать. Она написана беспорядочно и туманно, да и смысл ее недостаточно ясен. Поэтому она совершенно нечитабельна. Но она характеризует мое настроение того времени: я крайне стеснялся быть евреем.

Несколькими годами позже ребецин Юнграйс сказала мне, что я не имею права выбрасывать эту книгу. Никогда. Я должен хранить ее, считала она: всегда существует опасность, что человек откажется от своего прошлого.

Так важно помнить: откуда мы пришли, и Кто привел нас сюда.

После стольких лет «веры в Б-га», но отрицания Торы, я впал в депрессию.

У меня появилось то же самое ощущение пустоты, что и в 1966 г. Я продолжал открывать двери, которые никуда не вели, только на этот раз двери назывались «индуизм», «буддизм», «католицизм» и «протестантизм». Сейчас, говорил я сам себе, других дверей не осталось. Я вновь подошел к концу Коридора Жизни, но на этот раз то был действительно конец: я на самом деле все перепробовал. Не оставалось ничего, абсолютно ничего, с чем бы я ни пытался экспериментировать. Конечно, были все эти еврейские произведения, но я говорю о настоящих вещах, вы понимаете. Я знал все об этих произведениях. Я даже написал книгу, в которой доказывал, что там приводятся совершенно пустые рассуждения. Они не заслуживали даже секунды моего времени.

Когда лопнула попытка написать книгу (почему так произошло, что никто ею не заинтересовался?), я должен был что-то предпринять для оправдания своего существования. Я узнал, что на продажу выставлена местная газета, еженедельник небольшого городка (тираж немногим больше 3 000 экз.). Она издавалась с 1885 года. С помощью отца и местного партнера мы купили эту газету и небольшую типографию, расположенную в пристройке помещения редакции.

Газета называлась Корнуэльская Местная (The Cornwall Local). Моим партнером был молодой юрист; его родители жили в Нью-Йорке и дружили с моими родителями. Местные жители были заинтригованы и проявили большой интерес к газете, потому что мы оказались энергичными и предприимчивыми. Линда тоже помогала нам, и мы обсуждали с ней все материалы. Мы старались сделать газету интересной, даже роскошной: великолепная графика, великолепные редакционные статьи, увеличение тиража и доходов, и все в таком роде. Мы начали получать награды, например, за качество расположения материала, за репортажи и фотографии. Это не значит, что мы стали «делать деньги», но все-таки лучше получать награды, чем не получать ничего.

Линда и я подружились с Артуром Ламбертом, президентом Американской ассоциации еженедельных газет. Артур был блистательным журналистом, выдающимся человеком и харизматичным оратором, короче — настоящим лидером. Только недавно я узнал, что он происходил из знаменитой раввинской семьи, которой удалось бежать из Германии перед Второй мировой войной. Часть семьи осталась в Англии, а та ветвь семьи, к которой принадлежал Артур, сумела добраться до Америки.

Артуру принадлежало несколько газет в Бингхэмптоне, штат Нью-Йорк, и осенью 1973 г. он пригласил нас посетить его фирму. Мы ухватились за это предложение: оно предоставляло нам возможность поучиться у настоящего профессионала, которого мы очень уважали. И вот мы с Линдой приехали к нему в гости. Артур повел нас осмотреть свои владения и затем пригласил домой на чашку кофе. Было шесть часов дня — время передачи новостей. Хозяин включил телевизор. Внезапно он заплакал. Не отрываясь от экрана, он смотрел передачу о том, как танки израильского генерала Ариэля Шарона пересекают Суэцкий канал и окружают египетские войска.

Это была «Война Йом кипура»!

По щекам Артура потекли слезы. Он воскликнул: «Какое чудо. На прошлой неделе казалось, что Израилю пришел конец. А сейчас — посмотрите…. Они окружили египтян; двигаются маршем на Амман; на Дамаск. Какое чудо!»

Он обернулся и пристально поглядел на меня. Я реагировал спокойно:

«Идет война? Да, кажется, я что-то читал об этом в газетах …»

Внезапно Артур стал кричать.

«Вы называете себя евреем?»

(Подождите. Это нечестно. Никогда в жизни я не называл себя евреем!).

«Что с Вами? У Вас нет сердца? Нет души? Вы сделаны из камня? Вы ничего не чувствуете? Вам все равно, что происходит? Какой же Вы еврей, в конце концов? Какой Вы еврей?»

Одну минуту. Что происходит? Почему он это говорит?

Эти слова продолжали звучать у меня в голове. Они и сейчас отдаются в ней эхом. Какой же Вы еврей?

И я подумал: может быть, это и есть недостающее звено?

Нет, этого не может быть.

Когда нашей дочери было пять лет, мы собирались отдать ее в католическую школу. Многие евреи в Корнуэлле посылали своих детей в школу Бишоп Данн.

Еврейские дети сидели в холле во время уроков религии.

Что в этом плохого? Это более чем справедливо, не так ли? Это говорит о том, что они толерантны. Говорят, они дают прекрасное образование. Учитывают особенности каждого ученика. А эти монахини — они исключительно преданы своему делу. Конечно, это лучше, чем отдать ребенка в обычную, бесплатную школу.

Сюзанна задавала нам разные вопросы, смущавшие нас. Например, «Б-г — это кто?». По иронии судьбы, несмотря на все мои занятия религиозными вопросами, я никогда по настоящему не думал об этом. Действительно, кто это — Б-г? Что Б-г делает? Что Б-г хочет, чтобы я делал?

Сюзанна задавала также довольно дерзкие вопросы, например, почему она никогда не присутствует на званых обедах? Ну что это за вопросы? Взрослые любят званые обеды, но приглашать на них детей не принято. Разве неясно, почему взрослые устраивают званые обеды? Они сидят за столом, едят и пьют и разговаривают о… а действительно, зачем взрослые дают званые обеды? Если уж речь зашла об этом, то, откровенно говоря, я ненавижу эти глупые обеды. Я начинаю нервничать при виде гостей, и говорить на этих обедах, действительно совершенно не о чем.

У меня стали появляться такие сумасшедшие мысли, как «является ли иудаизм истинной религией?» Мне кажется, что самые очевидные истины проясняются только через очень долгое время. Обычно мы пытаемся найти объяснение сложным понятиям. Когда я закончил писать свою книгу, то подумал: «Ну и дурак же ты. Ты знаешь все об индуизме, буддизме, католицизме и протестантстве. Ты написал книгу. Ты “доказал”, что иудаизм во всем не прав. Однако, существует одна проблема: ты не знаешь даже первичных понятий иудаизма». Каким же я был дураком! Это просто поразительно. В своей книге я приводил «доказательства» пустоты еврейского образа жизни. Но в действительности я не имел ключа к разгадке его особенностей. Поняв это, я поразился своей невероятной самонадеянности и глупости.

Слова Артура Ламберта продолжали звенеть у меня в ушах: «Кто Вы? Какой же Вы еврей?»

Сюзанна продолжала задавать вопросы о Б-ге.

А я чувствовал себя лицемером, самым большим лицемером всех времен, потому что в написанной мною книге я занял уверенную позицию по совершенно незнакомому мне вопросу.

В этом не было никакого смысла.

Через несколько месяцев после инцидента у Артура Ламберта я обедал со своим другом Бобом Ушманом, одним из рекламодателей в моей газете. Боб и его брат, Милтон, были владельцами местного магазина компьютерной техники. Они принимали активное участие в деятельности синагоги в соседнем городе Ньюбурге. У меня возникла одна идея.

«Боб, я никогда в жизни не был в синагоге. Может быть, ты как-нибудь пригласишь нас туда? Хотелось бы посмотреть, что это такое».

В этот же день вечером Боб позвонил мне и сказал, что некая леди по имени Эстер Юнграйс выступит на следующей неделе с лекцией в их синагоге. В объявлении ее называли «еврейским Билли Грэхэмом».

«Еврейский Билли Грэхэм», — сказал он. — «Звучит несколько странно. Хочешь пойти?»

Все остальное, как говорят, уже стало историей.

с разрешения издательства Швут Ами