Ахароним (или ахроним) — так в торанической литературе и еврейской историографии называют еврейских мудрецов и комментаторов, живших начиная с эпохи изгнания евреев из Испании (конец XV в.) и до наших дней. Буквально термин «ахроним» означет «последние» или «поздние». Ахроним пришли на смену мудрецам более ранней эпохи (нач. XI — XV вв.), которых называют «Ришоним», т.е. «первые» или «ранние».
Оглавление
Переходный период [↑]
Как мы сказали выше, мудрецов периода, завершившегося изгнанием евреев из Испании, принято называть ришоним, и вся их эпоха называется «эпохой ришоним». Ученые следующей эпохи, которая продолжается до сих пор, называются ахроним, последние. Смысл этих названий не совсем понятен: почему мудрецов, живших в XVI веке, принято называть «последними?» После них никого больше не было? И чем мудрецы двенадцатого века заслужили название «первых?» Разве никого не было до них?
Трудно ответить на эти вопросы. Так принято. Возможно, мы живем в последний исторический период накануне прихода Машиаха, — дай Б-г… Любопытно, что на «водоразделе» между двумя этими эпохами была открыта Америка, которая, по мнению некоторых авторитетов, должна стать последней остановкой на пути еврейского народа перед его возвращением в Эрец Исраэль. Но все это не более чем догадки и предположения.
Эпоха ришоним (первых) отличалась несколькими особенностями. О них мы уже говорили. В те времена высокий Пиренейский хребет разделял не только два мира — христианский и мусульманский, но и два больших «лагеря» еврейского народа — ашкеназский и сефардский. Каждый из них развивался самостоятельно. В Испании и Северной Африке сефардские мудрецы, наслаждаясь спокойствием и благополучием, трудились над созданием алахических кодексов, основанных на традициях вавилонских гаонов и на анализе текстов Талмуда. В то время как во Франции и Германии условия жизни были намного хуже. Настолько хуже, что ашкеназские евреи были вынуждены бороться за выживание, пребывая под постоянным прессом притеснений, жутких погромов, кровавых крестовых походов, необоснованных наветов, когда власти сжигали Талмуд, чернь грабила, города изгоняли, а церковь глумилась и подстрекала, когда одно за другим прошли изгнания — не из деревни или города, а из целых государств, причем в изгнание уходили десятки тысяч отверженных и обездоленных: в 1248 году — из Германии, в 1290 году — из Англии, в 1306 году — из Франции, в 1348 году снова из Германии, куда, казалось бы, можно было вернуться, но только на время, на время…
И тем не менее, даже в общинах, разбросанных по средневековой христианской Европе, продолжали работать еврейские мудрецы. Их творческая работа, проникнутая духом тосафистов, не останавливалась ни на минуту. И главной ее особенностью было не создание алахических кодексов, а комментирование Талмуда, глубокое и развернутое, с разъяснением всех непонятных мест, с устранением всех возможных противоречий.
Но вот покинули евреи Испанию, начали покидать Францию и Германию. Новая эпоха застала новый, измененный мир. Во-первых, были разрушены старые центры Торы в Западной Европе, а вместо них возникли новые: Польша и Литва в Восточной Европе; Оттоманская империя, включая Эрец Исраэль, на юге. Во-вторых, и это очень важно, обе традиции, сефардская и ашкеназская, соединились. О том, как это произошло, мы и поведем рассказ.
В те знаменательные годы, когда еврейский мир переходил из эпохи «первых» в эпоху «последних», правили этим миром два великих мудреца, два тезки: раби Яаков Полак из Праги и раби Яаков Бей Рав, живший в Цфате (Эрец Исраэль). В предыдущей главе, двигаясь по нашей цепочке поколений, мы дошли до раби Яакова Брона, перебравшегося из Германии в Польшу, и до Маарая, автора сборника «Трумат адешен». Так вот, именно в ешиве Маарая и получили образование два будущих учителя раби Яакова Полака: раби Давид Тевели и раби Яаков Маргалиот.
Как и многие его соплеменники, раби Яаков Полак выбрал убежище в Польше. Там он обосновался всерьез, сделав очень многое для развития Торы. В частности, открыл ешиву, которая со временем стала привлекать к себе молодежь не просто из-за высокого, как теперь говорят, качества преподавания, а благодаря особому методу изучения Талмуда, названному пилпуль и доставлявшему всем, кто его применяет — и учителям, и ученикам — колоссальное интеллектуальное наслаждение.
Совет четырех земель [↑]
А что наша цепочка передачи Устной Торы? Лучший из учеников раби Яакова Полака, ставший впоследствии его зятем, раби Шалом Шехна возглавил со временем знаменитую люблинскую ешиву. С именем раби Шалома Шехны связана история создания «Совета четырех земель», представительного органа, объединившего раввинов Великой и Малой Польши, Литвы и Волыни.
«Совет четырех», или — как его называли по-еврейски — Ваад, в первую очередь выполнял функции высшей апелляционной инстанции для раввинских судов всех уровней. T. е. он был своего рода Высшим раввинским судом указанных стран. Следует обратить внимание на то, что на протяжении столетий почти во всех странах мира — от Вавилонии до Польши и Литвы — евреи пользовались судебной автономией. Даже самые репрессивные режимы предоставляли им право самим решать свои внутренние гражданские дела, вести и разбирать имущественные тяжбы, избирать собственных судей и раввинов. Власть определяла только сумму общих поборов и налогов, которую евреи делили между собой, — и больше ее ничего не интересовало. Лишь в последние двести лет, с рассветом всеобщей эмансипации, озарившим Европу сразу после Великой Французской революции, еврейской автономии пришел конец. Многие «просвещенные» государства — не без давления, конечно, ассимилированных кругов из среды самих евреев — лишили «средневековый раввинский суд» права на легитимность. Так вот, Ваад, о котором мы рассказываем, в то время все еще являлся высшим судебным органом для еврейского населения указанных четырех стран.
Была у него еще одна задача. «Совет четырех земель» поддерживал — материально и морально — всех, кто посвятил себя изучению Торы. Члены Ваада заботились об организации ешив на новых местах, о порядке занятий в них, о сборе денег на их содержание. Со стороны властей не поступало никаких возражений против этой стороны деятельности органа еврейского самоуправления. Как мы только что отметили, главным для властей было регулярное поступление налогов в казну государства. Так Ваад просуществовал почти до конца восемнадцатого столетия. И все двести лет им руководили крупнейшие авторитеты своих поколений.
Кодекс Шульхан Арух [↑]
Преемником рава Шалома Шехны стал его зять и ученик, гениальный раби Моше Исерлес (1530-1573), будущий главный раввин Кракова, известный всему миру под аббревиатурой Рама. При его жизни происходит одно из самых важных событий в поздней истории еврейского народа — выходит в свет кодекс Шульхан-Арух (книга настолько знаменитая и важная, что мы пишем ее название без кавычек, как пишем — Тора, Мишна, Талмуд).
У этого кодекса — сефардское происхождение. Автор Шульхан-Аруха, раби Йосеф Каро, родился в Толедо в 1488 году. После изгнания евреев из Испании перебрался с семьей сначала в Португалию, затем через Египет в Турцию, наконец обосновался в Эрец Исраэль, в Цфате. Еще в Египте он стал учиться у величайшего сефардского раввина того времени раби Яакова Бей Рав. Сам раби Яаков, ученик Кастильского гаона, вынашивал в то время идею возрождения института смихи.
Смиха (буквально «покрытие», «возложение рук») — это акт, при котором авторитетный учитель объявляет ученику, что отныне у того тоже есть право самостоятельно выносить алахические решения любого уровня сложности и ответственности; например, такие как присуждение к штрафам, о которых известно, что не каждый судья может их назначать. Получив смиху, ученик сам становился авторитетным раввином и в свою очередь мог передать смиху своим будущим ученикам. T. е., как мы видим, передача смихи — процесс преемственности. Долгое время ее передача шла по цепочке поколений, по которой передавались знания Устной Торы. Кто получал знания — тот получал право учить и судить. Первым, «возложившим руки» на своего ученика, был пророк Моше, передавший полномочия великому Йеошуа бин Нун. Тот передал их дальше. Передача смихи не прерывалась до четвертого столетия принятой эры. О катастрофической ситуации, сложившейся в ту эпоху, мы рассказывали в предыдущих главах. Пришла иноземная власть и ополчилась на Тору и ее мудрецов. Одних казнила, других толкнула на эмиграцию. Смиха исчезла — впервые и окончательно. Правда, по мнению Рамбама, теоретически всегда была (и сейчас остается) возможность возобновления передачи смихи, — но только в Святой земле и только с согласия всех ее мудрецов…
Раби Яаков Бей Рав видел, как быстро развивается изучение Торы в Эрец Исраэль, в особенности в Цфате. То был настоящий «взрыв» мудрости и знаний во всех областях иудаизма. Духовная жизнь народа на древней его родине восставала буквально из ничего — как оазис в сухой пустыне после долгих лет отсутствия людей. Евреи возвращались в Святую землю, и с ними возвращалось изучение Торы. В эти годы раби Яаков и пришел к выводу, что созрели условия для практического возобновления смихи. Он обратился к раввинам Эрец Исраэль с призывом поддержать его начинание. Но не все откликнулись на его предложение. В конце концов инициатива угасла — и идея смихи сама собой исчезла, растворилась до лучших времен. Но пока шли обсуждения и споры, раби Яаков успел «возложить руки» на своего лучшего ученика, раби Йосефа Каро, будущего автора Шульхан-Аруха. Так получилось, что составитель самого авторитетного свода законов, принятого со временем всем народом Израиля, был самух, «уполномоченным мудрецом». И с этим согласились многие авторитеты.
Мотивом, побудившим раби Йосефа Каро приступить к работе над составлением кодекса, было желание создать единый и удобный свод законов, своего рода справочник по практической алахе, предназначенный в первую очередь для тех, кто не знаком со всеми тонкостями талмудической диалектики. Главное, чтобы этот кодекс был единодушно принят всеми. Составленные ранее мудрецами Испании великолепные кодексы не удовлетворяли именно этому требованию: они продолжали вызывать оживленные дискуссии, споры и несогласия по поводу многих законов, приведенных в них. Для создания единого и общепринятого свода законов надо было проанализировать мнения всех законоучителей по каждому вопросу в отдельности и выработать некие универсальные критерии разрешения споров. Указанный в Торе принцип «следовать за большинством» хорошо работал только в Санедрине, Верховном еврейском суде прошлых веков, где при установленном числе мудрецов мнение большинства выяснялось голосованием. Но теперь, из-за отсутствия института, подобного Санедрину, нужно было прежде всего решить, кто из авторитетов предыдущих поколений достоин войти в кворум, внутри которого решения будут приниматься уже большинством. Надо было заочно свести вместе мудрецов прошлого — и дать им высказаться. После чего применить принцип «идти за большинством», что позволит раз и навсегда установить общий для всех закон.
Первую задачу — выяснение мнений всех авторитетов — раби Йосеф Каро выполнил, написав обширный труд под названием «Бейт Йосеф», комментарий к книге «Арба турим» (или просто «Тур», о нем мы писали в Четвертой главе) раби Яакова бен Ашер. На страницах этого колоссального комментария сопоставляются не только мнения, но также подробно анализируются все источники и доказательства, приводимые каждой из сторон, каким бы спором они ни были увлечены. Вторую проблему он решил, составив своего рода Санедрин, куда вошли три великих мудреца, признанные всеми, три «столпа закона», представлявшие различные школы алахи. Кворум составили Риф, Рамбам и Рош. Риф — как носитель традиции гаонов, полученной им от рабейну Хананеля. Рамбам — в качестве представителя испанской школы. И Рош — как наиболее видный, по мнению раби Йосефа Каро, представитель ашкеназских мудрецов. Теперь можно было решать спорные вопросы по принципу большинства — два против одного. Впрочем, автор отказался от чисто механического подхода. В некоторых случаях алаха устанавливалась по мнению Рамбама, даже если он оказывался «в меньшинстве». Аналогично, если в общинах Израиля укоренился тот или иной обычай, противоречащий мнению, принятому «по большинству», то предпочтение отдавалось обычаю.
Завершив работу над фундаментальным сборником «Бейт Йосеф», раби Йосеф Каро не успокоился. Он решил написать его сокращенный вариант, чтобы, как мы уже упомянули, им могли пользоваться не только ученики ешив, а любой еврей, которому надо было быстро и легко найти ответ на возникший вопрос. Для этого автор взял из своей большой работы только алахические выводы, опустив все источники, мнения оппонентов и прочий научный аппарат. Назвал он свой новый «облегченный» справочник символически — Шульхан-Арух, что означает «Накрытый стол», за который можно сразу, без подготовки сесть и отведать стоящие на нем блюда. В Шульхан-Арухе сохранено деление «Тура» на четыре части: «Орах хаим», «Йорэ деа», «Эвен аэзер» и «Хошен мишпат».
Если вы помните, мы остановились, ведя «европейскую» цепочку еврейских мудрецов, на знаменитом ученом раби Моше Исерлесе (сокращенно Рама), будущем краковском раввине. Причем покинули мы его в тот момент, когда еврейский мир впервые познакомился с только что вышедшим в свет Шульхан-Арухом. И вот, раби Моше решает написать к этому обширному кодексу подробные примечания. Что подвигло его на этот титанический труд? Автор пишет в предисловии: «Раби Йосеф Каро накрыл стол. Однако блюда, стоящие на нем, не годятся для евреев европейских стран, поскольку в ашкеназских общинах во многих случаях руководствуются законами и обычаями, которые отличаются от установленных раби Йосефом Каро. Автор Шульхан-Аруха следует мнениям Рифа и Рамбама даже в тех случаях, когда остальные авторитеты считают иначе. Поэтому многие его выводы не соответствуют позиции мудрецов, потомками которых мы являемся и чье мнение стало для нас решающим…»
Здесь необходимо пояснить, что Рама имеет в виду ашкеназскую традицию, не застывшую на книге Роша; ведь есть еще алахические труды Маариля и его учеников, которые устанавливали законы в соответствии с выводами тосафистов и их последователей во Франции и Германии. Более половины всех примечаний, сделанных рукой Рама, опираются на принятые в ашкеназских общинах мнения этих авторитетов. Сам Рама назвал свои примечания «Мапа», что означает «Скатерть», которую он расстелил на «Стол» («Шульхан») раби Йосефа Каро. Вскоре новые издания Шульхан-Аруха с примечаниями Рама, внесенными непосредственно в текст книги и напечатанными курсивом, разошлись по всей Европе. Таким образом, вновь соединились — под одной обложкой — сефардская и ашкеназская традиции. Они соседствуют рядом по сей день, причем современные евреи восточных общин руководствуются выводами раби Йосефа Каро, а ашкеназские евреи знают, что там, где Рама ничего не прибавил, ашкеназская традиция согласна с сефардской, а в тех случаях, когда он счел нужным что-то добавить, следует руководствоваться именно его замечаниями.
Завершая рассказ о Шульхан-Арухе, добавим еще несколько слов о его создателе, раби Йосефе Каро. Выше (см. Четвертую главу, в которой шел разговор о трудах Рамбама) мы цитировали другую его работу — «Кесеф мишне», комментарий на «Яд ахазака». Тогда мы подробно обсудили вопрос, почему после завершения Талмуда больше никто не оспаривал сказанного в нем. Ведь вроде бы «работает» правило, согласно которому — во всем, что касается законов Торы, — последующие поколения не обязаны автоматически принимать решения предыдущих, а могут их пересматривать. Вот как объясняет сложившуюся ситуацию раби Йосеф Каро в своей книге «Кесеф мишне»: отказ от дискуссий по поводу решений Талмуда был добровольно принят всеми мудрецами Израиля, признавшими за Талмудом неоспоримый и исключительный авторитет. Другими словами, ученые всех последующих поколений согласились, что они недостаточно компетентны, чтобы спорить с равом Аши и его товарищами, которые, собрав воедино все Устное учение и взвесив каждое мнение древних мудрецов, приняли единодушные решения по каждому вопросу.
Так писал раби Йосеф Каро по поводу Талмуда. Но нечто похожее произошло и с его Шульхан-Арухом, который был принят всем еврейским народом — и сефардами, и ашкеназами (с учетом примечаний Рама). Поэтому мудрецы следующих поколений в большинстве случаев не оспаривают выводы Шульхан-Аруха, а только разъясняют их и детализируют.
Дотошный читатель спросит: для чего разъяснять Шульхан-Арух? Разве он не задуман как свод законов для некомпетентных людей, которые смогут без труда найти в нем ответы на возникающие у них алахические вопросы? Действительно, книга была задумана как «накрытый стол», но таковой она оставалась отнюдь не долгий период времени. Уже через два поколения потребовались комментарии, разъясняющие сложные места в Шульхан-Арухе, потому что ни один самый обширный и полный кодекс не может вместить в себя все частные случаи и ситуации. Всегда остается необходимость разобраться в вечно возникающих деталях каждого конкретного случая. И еще одна причина: условия и образ жизни людей стремительно меняются, следовательно, со временем возникает необходимость на основе Шульхан-Аруха давать ответы на новые вопросы, которые определяются окружающей нас действительностью.
В шестнадцатом и семнадцатом веках пишется целый ряд серьезных и глубоких комментариев к Шульхан-Аруху и другим трудам раби Йосефа Каро. Первым из авторов этих комментариев следует упомянуть ученика Рама, раби Йеошуа Фалька (1555—1614), автора книги «Сефер меират эйнаим» (аббревиатура названия этой книги — Сма — со временем стала именем самого автора). Другой ученик Рама, раби Цви Ирш Шор, известен как учитель крупнейшего ученого следующего поколения — раби Йоэля Сиркиса (1561—1640). Последний составил сборник комментариев к «Арба турим», в котором много полемизирует с трудом раби Йосефа Каро «Бейт Йосеф». Сборник называется «Баит хадаш», сокращенно Бах (название книги тоже перешло к автору, превратившись в его имя). Откройте любое издание «Тура», вы увидите, что две колонки — «Бейт Йосеф» и «Бах» — печатаются на том же листе, что и сам «Тур», но не снизу, а по бокам: «Бейт Йосеф» — ближе к корешку, с «внутренней» стороны, «Бах» — ближе к внешней границе листа.
Про Баха известно, что его приглашали на раввинские должности во многие польские города, в том числе Люблин, Меджибож, Белз, Краков, Брест-Литовск (по-еврейски Бриск). С его пребыванием в Белзе связана одна неприятная, но очень поучительная история. Случилось так, что жена одного из горожан в ночь с пятницы на Субботу почувствовала приближение родов. Срочно понадобился свет, но все свечи — зажженные накануне Субботы — уже догорели. «Где можно достать в ночное время горящую свечу?» — подумал муж и отправился к раввину, решив, что уж он-то наверняка учится ночью, а значит, у него можно одолжить горящую свечку! Каково же было его удивление, когда, приблизившись к дому Баха, он не увидел света ни в одном окне. Вот тебе и раввин! Вместо того чтобы учиться в субботнюю ночь, спит! Не знал незадачливый горожанин, что как раз в эту Субботу свечу в комнате раввина задул ветер, и, поскольку зажигать огонь в Субботу нельзя, Бах, сидя в темноте, учился по памяти — сидел и повторял заученные в молодости страницы Талмуда… Так или иначе роды были приняты, и на следующий день, принимая поздравления с рождением сына, счастливый отец рассказывал о своих ночных похождениях, не забывая отметить, что, представьте себе, у нашего городского раввина в окнах было темно. Горожане заволновались: получается, мы ошиблись, пригласив не того раввина? Взяли на вид ученого человека, а он, оказывается, спит в субботнюю ночь! Сговорились «отцы города» и тут же, на исходе Субботы, не дожидаясь выяснения обстоятельств и даже не поговорив с раввином, послали ему увольнительное письмо. Бах, получив письмо, тоже действовал решительно: без всякого промедления сразу же собрался в путь… Через некоторое время в городе случился пожар, и он сгорел почти дотла. Может, то была случайность, — город как-никак деревянный, пожары случаются часто. А может, и нет. Во всяком случае современники отметили оба эти события…
Изучение Торы в Восточной Европе [↑]
Став краковским раввином, Бах взял в зятья одного из самых блестящих своих учеников — раби Давида Алеви (1586—1667). Здесь позволим себе отступление и расскажем вкратце о том, как было организовано изучение Торы в Восточной Европе в семнадцатом веке. Рассказ нам пригодится для освещения некоторых чисто биографических моментов из жизни Баха и его зятя.
Учиться еврейских детей отправляли в хедер. В маленьких местечках или городах с небольшим еврейским населением родителям приходилось нанимать частных меламедов, что было значительно дороже, чем в больших городах. Люди, как правило, зарабатывавшие гроши мелкой торговлей, посредничеством или даже арендой постоялых дворов (как известно, власти запрещали евреям заниматься ремеслами), отрывали от себя последний кусок хлеба с тем, чтобы нанять детям учителя. Сослаться на нищету и не нанять учителя им не приходило в голову: в нашем народе даже самые неимущие никогда не могли смириться с мыслью, что их сыновья не получат образования!
Итак, маленьких детей или отдавали в хедер, или нанимали им учителя. С юношами постарше, от 13 до 18 лет, дело обстояло не так просто. Центральных ешив, как в свое время в Вавилонии, не было. Раввины многих городов окружали себя учениками, создавая своего рода небольшие ешивы, причем ученики столовались и ночевали по частным домам членов общины. Приютить ешиботника, а то и двух-трех, считалось делом обычным. Другие нужды старших учеников покрывались за счет дотаций, распределявшихся «Советом четырех земель». Для большинства молодых людей занятия в ешиве заканчивались с женитьбой, поскольку надо было кормить жену и детей. Но самые способные из них продолжали занятия и после женитьбы, так как многие из состоятельных людей хотели взять их зятьями в свои дома. Для этого между женихом и отцом невесты оговаривались особые условия. Например, на протяжении определенного времени будущий тесть обязывался полностью содержать молодую семью, чтобы зять спокойно продолжал свою учебу. По истечении условленного срока молодой человек должен был сам искать себе заработок. Такой договор назывался кест.
Возвращаемся к Баху. Известно, что, когда подошло время выдавать дочь замуж, он, согласно обычаю, обязался полностью содержать своего будущего зятя на время учебы, удовлетворяя все его нужды, включая ежедневный мясной обед (так было записано в их кесте). Однако со временем материальное положение Баха сильно ухудшилось, и зятю стали подавать на обед холодец из куриных лапок и подобные ему блюда, которые лишь с большой натяжкой можно было назвать мясными. Не забываем, что зятем Баха был талантливейший раввин своего поколения, раби Давид Алеви. Так вот, события развивались таким образом, что раби Давид долго терпел такое нарушение договора — а потом взял и подал на своего тестя в суд. И представьте себе, раввинский суд оправдал Баха. Куриные лапки, как он заявил в своем решении, — тоже мясо! Но, несмотря на вынесенный приговор, судьи были поражены наглостью и черствостью молодого ученого. Пусть он талантлив, пусть даже гениален, но как можно выжимать соки из своего обнищавшего тестя, у которого ломаного гроша нет за душой! Бах, надо заметить, тоже один из самых прославленных ученых своего поколения. Один из судей, не выдержав, после суда высказал молодому человеку в лицо все, что он о нем думает. Раби Давиду пришлось оправдываться. «Вы думаете, я не понимаю, — сказал он, — что со стороны это выглядит ужасно? Но что я могу сделать со своим организмом — не поев мяса, я чувствую слабость, и голова у меня не работает. К своему тестю я испытываю только любовь. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы он считался виновным в моей слабой учебе. Я хотел, чтобы суд признал, что то, чем меня кормят в его доме, считается мясом! И тогда Бах будет чист и перед людьми, взяв обязательство, и перед Небом»… Дело кончилось мирно, все были удовлетворены ответом. Через некоторое время Бах сумел выхлопотать для своего зятя место раввина в небольшом местечке, и они разъехались. До нас дошло письмо, в котором Бах просит зятя прислать ему четыре злотых, чтобы можно было закончить новый костюм; в старом ходить уже невозможно из-за множества заплат, а закончить новый нет денег…
Вот в каких условиях жили и творили эти люди. Замерзающими от зимней стужи чернилами писали они свои книги, которые и сегодня потрясают читателя блестящей логикой, глубиной анализа и, главное — пылкой любовью к Торе. Голодая, они продолжали учиться и учить. Раби Давид тоже написал книгу — блестящий комментарий на все четыре части Шульхан-Аруха под названием «Турей заав», сокращенно Таз (в дальнейшем это название перешло к автору, превратившись в его имя). Комментарий вызвал настоящую бурю в мире ученых, и вскоре появились сочинения, яростно атаковавшие Таза почти за каждое слово. Наиболее видным из оппонентов был раби Шабтай Акоэн из Вильны (1621—1662), тоже выпустивший свой комментарий на Шульхан-Арух под названием «Сифтей коэн», сокращенно Шах. Оба ученых, Таз и Шах, несмотря на остроту теоретических споров, всю жизнь поддерживали друг с другом самые добрые отношения. В дальнейшем Шах отправился учиться к раби Йеошуа бар Йосеф, автору книги «Магиней Шломо», в которой он защищал Раши от «нападок» тосафистов. Про раби Йеошуа известно, что он учился у раби Йеошуа Фалька, уже упомянутого нами. Завершает плеяду комментаторов Шульхан-Аруха раби Авраам Гомбинер (1637—1683), составивший очень лаконичный сборник толкований к разделу «Орах хаим» под названием «Маген Авраам». Говорят, что, не имея денег на писчую бумагу, он писал на пачках табака. А на них, как известно, не распишешься…
Начало бурного восемнадцатого века [↑]
Мы стоим на его пороге, зная, что именно в этом столетии в мире произошли удивительные перемены, которые изменили лицо всей человеческой цивилизации. Перемены коснулись и жизни евреев. До сих пор народ, носитель Торы, жил в тяжелейших, порой страшных и невыносимых условиях, но его способности к творчеству не иссякали, дух деятельности и активности не покидал его, верность Торе оставалась непоколебимой. Запах пожарищ уничтоженных гетто и местечек наполнял воздух Европы, реки пролитой еврейской крови орошали ее поля, но горело и истекало кровью только тело, а дух на протяжении сотен лет оставался непобежденным. И вот вдруг, накануне нового, восемнадцатого века, что-то с еврейским народом произошло. Оказалось, что он… устал. Молодой и деятельный до сих пор, он неожиданно стал проявлять признаки увядания и старости. Что сломило его, что поколебало его дух? Этой темы хватит для отдельного научного исследования. Наша цель — выяснить цепочку передачи Торы, воссоздать преемственность поколений. Поэтому отметим только важнейшие причины кризиса.
Тяжело жилось евреям в христианской Европе. Лишениям, изгнаниям, наветам и прочим трагедиям не было видно конца. Но евреи как-то привыкли, приспособились. И в такой «спокойной обстановке» они существовали до тех пор, пока на Восточную Европу, куда, как мы помним, со временем перебралась огромная масса еврейских беженцев, не обрушилось страшное восстание украинских казаков. Разразилась поистине национальная катастрофа! До этого крупные польские землевладельцы пользовались для взимания податей с украинских крестьян услугами евреев, которые, не имея других средств к существованию, шли в арендаторы и тем самым навлекали на себя жгучую ненависть украинцев. Когда в 1648 году вспыхнуло восстание Хмельницкого, ярость казаков явилась выражением не столько антипольских, сколько антисемитских настроений. Польские паны укрывались за стенами замков и гарнизонов, поэтому объектами беспощадного уничтожения со стороны восставших холопов стали всем доступные евреи, живущие тут же, в той же усадьбе, рядом с той же деревней. Два года ходили озверевшие банды казаков по Украине, уничтожая на своем пути целые еврейские общины. После короткой передышки с 1650 по 1655 год Хмельницкий вместе с союзной русской армией вторгся в Литву, уничтожая евреев в каждом захваченном городе. Не оставалось ни тех, кто спешил укрыться, ни тех, кто бежал. За эти годы погибло более полумиллиона человек. Треть еврейского населения мира! Восточная Польша и Литва, признанные центры Торы, превратились в пустыню. Мудрецы и ученики убиты, ешивы и синагоги сожжены, общины разрушены.
Но на этом страдания еврейского народа не кончились. Появился лжемессия. Его появление было вполне «естественным»: беды и трагедии тех лет были такими большими, что многие современники видели в них «родовые муки», которые, согласно древним пророчествам, должны предвещать скорый приход Машиаха. Человек, провозгласивший себя таким долгожданным Машиахом, объявился в греческом городе Салоники, звали его Шабтай Цви. Посвятив несколько лет серьезному и глубокому изучению тайн Кабалы, он производил на всех, кто с ним общался, впечатление духовной личности, наделенной сверхъестественными способностями. Передавали, что он творил чудеса, собирая вокруг себя толпы восторженных слушателей, доводил людей до экстатического состояния и многое другое… Некоторые раввины отнеслись к сообщениям о его деятельности с великим недоверием, другие поспешили от него отмежеваться, предупреждая евреев о той опасности, которая таилась в приписывании подобному сорту людей имени «спасителя». Но несмотря на их скепсис и предупреждения, огромные массы простого люда с воодушевлением поверили, что час Избавления близок. В Измире и Салониках, Ливорно и Амстердаме, — во многих крупных городах с большим еврейским населением готовились к приходу Машиаха. Постились, молились до изнеможения, продавали недвижимость, готовились к переезду в Землю Обетованную. Всерьез поверивший в свою миссию, Шабтай Цви призвал отменить пост Девятого ава, который, как известно, проводится в память о разрушении Иерусалима. Дело дошло до того, что некоторые мудрецы начали сомневаться — не пробил ли, на самом деле, долгожданный час, и стали посылать своих приближенных проверить в личной беседе, действительно ли Шабтай — Машиах. Конец лжемессии был ужасен: турецкие власти, обеспокоенные волнениями среди евреев, арестовали Шабтая; султан потребовал, чтобы тот принял ислам, — и вчерашний «машиах», спасая жизнь, согласился… Трудно передать словами отчаяние, охватившее людей во многих странах. Это была поистине трагедия. Массы евреев, продавшие дома и лавки в ожидании переезда в Святую землю под руководством долгожданного Машиаха, остались буквально ни с чем. Но еще страшнее оказались разбитые надежды, связанные с ожиданием близкого избавления. На многие общины обрушилась страшная болезнь, доныне обходившая деятельное и энергичное еврейское племя стороной, — апатия, потеря смысла в борьбе за существование. Казалось, Сам Всевышний отвернулся от избранного Им народа…
Впрочем, у Шабтая нашлись последователи, верившие в его второе пришествие (такое случается со многими лжемессиями). Главой одной из таких сект, члены которой продолжали верить в покойного кумира, был Яаков Франк. Живя в Польше, он долго морочил головы своим сторонникам, пока наконец не объявил, что с Небес ему приказали креститься — подобно тому как Шабтаю было велено принять ислам, а следовательно, оба эти акта носят характер «божественного приказа». Более того, оказывается, самые фундаментальные идеи Кабалы вполне созвучны с догматами христианства. После таких заявлений он и в самом деле прошел обряд крещения, а с ним окунулись в купель многие из его окружения.
В результате у раввинов зародилась вполне понятная настороженность к преподаванию Кабалы. И до этого было известно, что тайные области Устной Торы предназначены далеко не для всех; скрытое учение требует очень тонкого ума, отточенного на многолетних занятиях диалектикой Талмуда. Неподготовленный человек может ошибиться и сделать ложные выводы, а касаться они будут самых важных основ мировоззрения. Теперь надо быть вдвойне осторожным, чтобы молодые люди не увлекались мистическими знаниями. Ведь это факт, что и Шабтай, и многие его последователи с большим рвением изучали именно Кабалу. Не тайное ли учение помутило их рассудки и привело к столь трагическим последствиям?
Отрицательное отношение к неустойчивым людям, которые решили заниматься изучением Кабалы, не всегда имея для этого достаточную подготовку, переросло у не которых авторитетов в подозрительность к любому человеку, который не скрывал, что его интересует тайное учение.
Рамхаль [↑]
От таких подозрений пострадал величайший гений еврейского народа раби Моше Хаим Луцатто, сокращенно Рамхаль (1707—1747). Родился он в Италии. В молодости успешно изучал Талмуд и книги по Кабале. Ему было примерно двадцать лет, когда он начал рассказывать товарищам, что время от времени его посещает Малах Амагид, ангел, раскрывающий ему тайны Торы. В нашем веке люди, наверное, посмеялись бы над такими рассказами, но то, что Рамхаль услышал от ангела, он использовал в своих книгах, которые можно взять с полки, открыть и прочесть! Они, эти книги, и сейчас доступны любому, кто зайдет в еврейский книжный магазин. Их текст поражает мощной глубиной и какой-то нечеловеческой силой проникновения в самые основы мироздания. Так что разговоры об ангеле, скорее всего, были не просто разговорами. Кстати, Рамхаль в своем знакомстве с тем ангелом не был исключением; раби Йосефа Каро тоже посещал Малах Амагид, и великий кодификатор, пунктуально записав все услышанное, издал затем книгу «Магид мейшарим». Книга тоже вполне реальна, она существует и ее читают!
Но еще несколько слов о Рамхале (хотя он и не стоит на «магистральном пути» нашего следования вдоль еврейской истории). Близко знавшие его люди рассказывали о его поистине сверхъестественных возможностях и о тех чудесах, которые при нем происходили. Не удивительно, что многие раввины опасались, что своей деятельностью этот одаренный молодой человек может причинить беды, подобно Шабтаю. Против великого кабалиста началась компания, закончившаяся открытыми гонениями и херемом (своего рода бойкот со стороны общины). Ему было запрещено издавать книги по Кабале! И он этот запрет не нарушил! Переехав в Амстердам, Рамхаль напечатал ряд книг совсем другого рода — не по Кабале. Но то, что у него получилось, по сей день не потеряло своей актуальности: «Месилат ешарим», «Дерэх Ашем», «Даат твунот». Для многих людей эти сочинения стали настольными книгами.
Йонатан Айбешиц [↑]
Однако самые страшные последствия подозрительность руководителей народа, о которой мы ведем разговор, вызвала в немецком городе Альтона. Что там случилось? Пост раввина Альтоны занимал раби Йонатан Айбешиц (1690-1764), известный талмудист и кабалист. Другой крупный ученый, живший в том же городе, раби Яаков Эмден, заподозрил его в тайных симпатиях к шабтианству. В дальнейшем раби Яаков настолько уверился в своих, теперь прямо можно сказать, — беспочвенных подозрениях, что наложил херем на раби Йонатана.
Не раз за долгую историю нашего народа мудрецы конфликтовали друг с другом. Такова была их природа: будучи поборниками истины, мудрецы по сути своей природы нетерпимы к любому проявлению лжи и не боятся вступать в бой, если видят малейшее отклонение от смысла Торы или любую другую опасность для нее. Так было и есть во все времена. Такое происходило, мы знаем, при жизни рабана Гамлиэля в Явне, во времена Рамбама. Но тогда битвы за истинное понимание Торы, как правило, не выходили за стены домов учения. Спорящие мудрецы не обрастали толпами приверженцев, рвущимися в бой и готовыми съесть противника живьем. Взаимное уважение к оппоненту сопровождало все самые жаркие баталии. Но на этот раз получилось иначе: конфликт между мудрецами вышел за пределы ешив и академий и распространился, как огонь, по всем общинам Германии. Немецкое еврейство раскололось на два лагеря — сторонников и противников раби Йонатана. И те, и другие проклинали друг друга, смешивали с грязью, призывали на головы оппонентов самые страшные кары. Враждующие стороны пытались втянуть в конфликт уважаемых раввинов Литвы, требуя от них высказаться прямо и неоднозначно, на чьей стороне они стоят. Короче говоря, происходившее больше напоминало скандальную партийную борьбу, нежели спор между мудрецами.
Говорят, в конце жизни раби Яаков Эмден раскаялся в затеянной им распре, но принесенный вред уже нельзя было устранить. Причем самый большой ущерб миру Торы был нанесен именно тем обстоятельством, что враждовали не ординарные учителя, которые делили между собой славу местечкового масштаба, а два самых признанных авторитета, два гиганта в Торе. Источники доносят до нас, что в глазах молодого поколения немецких евреев резко упал авторитет института раввинов. Ослабло уважение к Торе. И все это происходило в те годы, когда вдруг возникла новая беда, новая угроза сложившимся отношениям в мире Торы — французское Просвещение. Монолитный еврейский народ подвергся столь мощному натиску извне, что надо было срочно укреплять механизм преемственности поколений, основанный на авторитете отцов и учителей Торы. Но именно в этот момент, как видим, в монолите возникла трещина.
Евреи Польши [↑]
Еще не затихла в Германии война между сторонниками раби Яакова Эмдена и раби Йонатана, как судьба нанесла сильнейший удар уже с другой стороны — по евреям Польши. Местные власти давно неодобрительно смотрели на орган еврейского самоуправления — Ваад, «Совет четырех земель». В 1764 году, за восемь лет до раздела Польши, его окончательно распустили. Тем самым была поколеблена материальная база изучения Торы. До сих пор Ваад руководил сбором пожертвований и поддерживал бедные ешивы. Отныне бремя по их содержанию целиком ложилось на жителей городов и местечек. Хотите, чтобы у вас была ешива — устраивайтесь сами! Не удивительно, что многие ешивы закрылись, другие прекратили широкий набор учеников, третьи стали влачить самое жалкое существование. В итоге, резко упал уровень изучения Торы в Польше. Более двухсот лет эта страна являлась признанным центром еврейской учености. Но наступил восемнадцатый век, несущий свободу всем народам Европы, и евреи встали перед новыми проблемами.
Просвещение [↑]
Итак, Просвещение. Зародившееся в умах французских энциклопедистов как естественный ответ на запросы времени и требующее покончить с последними проявлениями средневековья это движение быстро захватило всю Западную Европу, повсеместно приводя к секуляризации общества, его освобождению от церковного диктата, к открытости и смене общественных приоритетов. Но на мир Торы это движение могло бы и не повлиять, поскольку никакого жуткого «средневековья» наша, еврейская, история не знает. Все время, пока нищая Европа под властью монахов томилась в нищете, бесправии и невежестве, евреи являли собой истинное общество равноправия и учености. У евреев никогда не было неграмотных. У евреев за много лет до возникновения первых европейских университетов уже существовали свои академии (собственно, они были всегда — с самых первых веков национальной истории). Пусть еврейская улица билась в жутких рамках унизительной нищеты, пусть ее одолевали удары властей и наскоки бандитов, но она всегда была полна внутренней свободы. Евреев незачем было «просвещать» заново, они были достаточно просвещены. Чтобы привить им новые идеи Просвещения, надо было сначала привить им болезни, которыми болело нееврейское население, — для того чтобы потом этим Просвещением те болезни можно было лечить.
В еврейском обществе роль Вольтера, распространителя идей Просвещения (по-еврейски аскала, от слова сехель, разум), сыграл Моше Мендельсон. В юношестве он учился Торе, был отмечен многими талантами, но затем, перебравшись в Берлин, увлекся нееврейской философией и, восприняв от своих ученых коллег идеи Просвещения, стал распространять их среди соплеменников. Мендельсон ратовал за аскалу не только ради ознакомления евреев с европейской культурой. Он видел в ней способ избавления от антисемитизма, а это очень важный момент. Либеральные ветры, веявшие из Парижа, позволили впервые поднять вопрос об «эмансипации» евреев Германии, т. е. о даровании им гражданских прав, тех, кстати, прав, которыми они когда-то в древности владели, но которых они были лишены со времен византийского императора Юстиниана, поставившего их вне закона. Мендельсон и его последователи считали, что, разрушив с помощью европейского просвещения стену, отделявшую евреев от неевреев, они сумеют ускорить признание прав за евреями со стороны властей.
«Будь немцем на улице и евреем дома!» — такой лозунг выдвинул Мендельсон. Тогда быть немцем — звучало, что называется, гордо. В дальнейшем лозунг пришлось несколько переиначить. Последователи идей Мендельсона остановились на такой нейтральной форме: «Будь человеком на улице и евреем дома!»
Что означал этот лозунг? Если хочешь, соблюдай заповеди Торы, но в частном порядке, внешне же старайся быть во всем похожим на окружающих тебя граждан нормальной цивилизованной страны. В качестве первого шага подобной стратегии — чтобы приучить евреев быть цивилизованными гражданами — предполагалось привить в их среде чистую немецкую речь вместо «жаргона» (идиш), на котором они говорили. Для этой цели Мендельсон перевел Танах на немецкий. Большего сделать он не успел — умер, но его ученики подхватили знамя из рук учителя и перешли в широкое наступление по всему, как бы мы теперь сказали, культурному фронту. В частности, приняли самое активное участие в начинаниях либерального австрийского монарха Франца Йосифа, который сделал практические шаги к уравнению евреев в правах со всеми. Среди прочего он открыл государственные школы для еврейских детей. В этих общих для всех школах преподавали в основном светские предметы, уделяя всего лишь несколько часов «закону Б-жьему», причем евреи учили Танах по переводу Мендельсона. Понятно, что Талмуд там вообще не открывали, поскольку (кто же этого не знает?) нужен он только раввинам, а воспитанники государственных школ собираются стать учителями, инженерами, бухгалтерами, — кем угодно, только не раввинами.
Представьте, нашлись родители, которые отдавали детей в такие школы, наивно надеясь, что, получив светское образование, те сохранят верность иудаизму, — а заодно, получив профессию, устроятся в жизни. Иудаизм останется дома — в согласии с выдвинутыми лозунгами, а вне дома к образованным евреям будут относиться с таким же уважением, что и к образованным немцам. Антисемитские настроения уйдут в прошлое…
Насчет уничтожения юдофобских настроений в среде немецкой нации мы ничего сказать не можем: история показала, чем все это кончилось. Но не были достигнуты и главные цели просветителей. Они забыли, что без постоянного изучения Торы иудаизм неизбежно хиреет и отмирает. Заповеди превращаются в обузу, подобно цепям на ногах бегуна. Шестьсот тринадцать заповедей Письменной Торы, тысячи постановлений и ограничений Торы Устной — зачем? Чтобы продемонстрировать показную верность древним традициям? Чтобы проявить уважение к необразованным и погрязшим в суевериях родителям?
Надо сказать, духовные вожди немецкого еврейства вовремя рассмотрели опасность. Они принялись предупреждать, что истинная цель аскалы — не сочетание просвещения с Торой, а подмена Торы универсальной европейской культурой. Но их мало кто слушал. Авторитет раввинов давно был подорван громкими внутренними ссорами. Все больше людей, переставших видеть в изучении Торы главную цель жизни, отдавали детей в государственные школы. И результат не замедлил сказаться: из дверей этих школ выходили почти полностью ассимилированные евреи. Сохранять или налаживать связи с миром Торы они уже не хотели. Да и если б даже захотели, ничего бы у них не получилось, так как они оказались по ту сторону языкового барьера: новое поколение говорило на чистом литературном немецком, а ученые талмудисты продолжали пользоваться «жаргоном». Год от года духовный уровень евреев Германии падал все стремительней, ассимиляция росла, стена отчуждения между поколениями становилась все выше и глуше.
Некоторое время круги просвещения надеялись, что, став «немцами на улице», они сумеют преодолеть неприязнь к себе со стороны коренного населения. Годы шли, но ни свободное владение немецким языком, ни университетское образование, ни сшитая по последней моде одежда не помогали: с начала 19 века ненависть к евреям только росла. Некоторые лидеры просвещения стали задумываться: может быть, проблема во второй части лозунга Мендельсона: «быть евреем в доме». Очевидно, сам еврейский образ жизни, слишком выделяющий нас среди окружающих, виной тому, что люди всегда видят в нас чужаков, а поэтому и ненавидят. Вывод напрашивался сам собой: нужно изменить образ жизни, а это означало отказаться от соблюдения заповедей, отдаляющих нас от неевреев: шабат, законы кашрута, брит мила и другие. Оставить только то, что связано с «отправлением культа», иными словами, реформировать иудаизм, превратить Тору жизни в «религию». Такие мысли высказывались вслух, появлялись в только что возникшей еврейской прессе. И вскоре в Германии нашлись общины, решившие наладить новую жизнь, основанную на принципах реформизма. К сожалению, их число росло с каждым днем, в результате даже те, что не собирались порывать связь с еврейской общиной, тем не менее все же отдалялись от Торы.
Новые вожди аскалы, полностью порвавшие с иудаизмом, начинали поглядывать на восток: там, в Российской империи, «унаследовавшей» евреев Польши и Литвы, жили массы темных, затравленных религией соплеменников, забивающих свои головы талмудической ерундой и не отведавших вкуса берлинского просвещения. С начала девятнадцатого века предпринимаются попытки экспортировать аскалу в города Литвы, причем теперь идеи европейского просвещения используются сознательно как вернейшее средство для отвлечения евреев от Торы.
Так создалась новая ситуация. До сих пор, забаррикадировавшись в стенах гетто, еврейский народ успешно отбивал все попытки его уничтожить. Теперь стены гетто падают — и оказывается, что враг не снаружи, а внутри, в самом народе. Но цель у врага все та же: опорочить, умалить, уничтожить Тору, оторвать от нее евреев, превратить их в простых людей, «таких как все». Нужно было срочно перестраивать силы, для того чтобы зажженный на Синае факел не погас, для того чтобы эстафета поколений продолжалась.
Наши мудрецы утверждают, что один из способов, каким Всевышний управляет нашим миром, таков: лекарство появляется раньше болезни. T. е. то, что спасает от беды, появляется раньше самой беды. Беда еще не появилась, а у нас уже есть от нее лекарство. Например, как мы помним по книге Эстер, прежде чем злодей Аман утвердился на самом верху власти, откуда он планировал уничтожение еврейского народа, — Эстер уже была взята в дом царя Ахашвероша. Сначала Эстер, будущая спасительница от козней Амана, — и только потом Аман!
Так случилось и на этот раз. Чтобы выстоять в новых условиях, требовалось новое оружие. И задолго до распространения аскалы это новое оружие начали готовить в трех разных местах Европы: Литве, Галиции и Венгрии.
«На трех опорах стоит мир, — учат наши мудрецы в трактате Авот, — на Торе, служении Всевышнему и благодеянии». Эти три опоры, без которых мир давно бы обрушился, соответствуют трем видам человеческой деятельности: мышлению, эмоциям и физическим действиям. Изучение Торы заключается в работе мысли. Служение Б-гу с трепетом и любовью требует очищения сердца. Благодеяние — это конкретная помощь нуждающимся людям, как моральная, так и материальная. Так вот, в высшей степени любопытно, что новые центры Торы развивались в восемнадцатом веке именно в этих трех направлениях.
Литовские ешивы [↑]
Возникшее в Литве мощное движение ешив нового толка подняло изучение Торы на небывалую высоту. В Галиции возник и расцвел хасидизм, из всех заповедей ставящий на первое место служение Б-гу всеми силами души и сердца. В Венгрии раби Моше Софер (известный как Хатам Софер) возглавил борьбу внутри еврейских общин против самых первых попыток эмансипированных евреев реформировать иудаизм. Что Хатам Софер делал? Главным образом он стремился помешать реформаторам завладеть общинными еврейскими институтами. Когда это не удалось и окрыленные первыми успехами поборники «еврейской реформы» захватили ключевые посты во многих общинах, а заодно добрались и до общинных касс, Хатам Софер и его ученики в Венгрии и Германии не побоялись пойти на открытый раскол с ними и организовали свои отдельные общины, в которых все общественные нужды — здравоохранение, благотворительность, то же образование, но уже чисто еврейское, — удовлетворялись в соответствии с законами Торы…
Здесь нам придется сузить тему. Для описания цепочек поколений каждого из этих направлений в нашей книге не хватит места. Поэтому остановимся на «литовском» звене нашей цепочки.
Вы спросите, почему на литовском, а не, скажем, на хасидском? Вопрос вполне уместный — хотя бы потому, что руководители хасидских общин ни в чем не уступали «литовским» ученым, о которых сейчас пойдет речь. Мы вообще стараемся не составлять «рейтинга» мудрецов и праведников последних столетий. Дело здесь в другом.
Хасидское движение можно уподобить широкой дельте большой реки, где нет одного ярко выраженного русла. И все «рукава» этой дельты исходят из одного источника, от одного человека, положившего начало хасидизму, — от Бааль Шем-Това. А раз так, то какому из этих «рукавов» отдать предпочтение?
В отличие от Галиции и Подолии, вотчин хасидского движения, в Литве и Белоруссии за последние два столетия четко прослеживается центральная, магистральная цепочка. Усилиями нескольких поколений учеников Виленского гаона был создан центральный бейт-мидраш, объединивший сотни ученых и передававший единую традицию исследования Торы от учителей к ученикам. У хасидов подобного центра не было.