Мусар ешивы Новардок 14. Гибель европейского еврейства

Новые идеологии народов мира, как молния, раскололи привычный уклад еврейских общин во всей Европе. Не стала исключением и Польша, в которой еврейская жизнь протекала в условиях борьбы религиозного еврейства за сохранение Б-жественного Завета. Движение Новардок вышло на улицы городов, чтобы приблизить к Торе каждую еврейскую душу. 1 сентября (17 Элула) 1939 г. вспыхнула Вторая мировая война, начавшаяся с раздела Польши между Германией и Россией согласно пакту Молотова — Риббентропа. С запада наступала немецкая армия, с востока — советская, и обе они бомбили с воздуха и обстреливали с земли города и деревни, неся разруху и смерть. Страх и ужас ощущался во всей стране, глубоко проникая в сердца людей. В течение месяца польская армия была полностью разбита и страна целиком захвачена. В ешивах Новардок, первичной основой которых было упование на Небеса, духовная жизнь продолжалась как в мирное время. В те дни ученики этих Шатров Торы исполнили слова царя Давида: «Если окружит меня стан, не устрашится сердце мое, если случится против меня война — и тогда я уповаю»^[1]. Это было время тяжелейшего небесного декрета… Большая часть еврейской общины Польши оказалась под властью Германии, где вскоре началось ее планомерное и последовательное уничтожение. В городах и местечках, захваченных Советским Союзом, все многочисленные еврейские общественные организации были объявлены вне закона, люди подвергались репрессиям и депортации в Сибирь.

Одним из главных центров Новардока была ешива «Бейт Йосеф» в Белостоке, которую возглавлял рав Авраам Яфен. Там только что завершилось строительство нового здания ешивы. Наступил первый шаббат с начала сопротивления поляков намного превосходящим их силам гитлеровской армии. В здании ешивы под звуки разрывающихся авиабомб звучали Теилим царя Давида: «Руководителю. Псалом Давида. Доколе, Г-сподь, забудешь меня навек, доколе лицо Свое будешь скрывать от меня? Доколе буду создавать советы в душе моей, скорбь в сердце моем днем, доколе возноситься будет враг мой надо мной? Взгляни, ответь мне, Г-сподь, Б-г мой, озари глаза мои, чтобы не уснул я сном смерти. Чтобы не сказал враг мой: я его превозмог, чтобы притеснители мои не ликовали, когда я пошатнусь. А я на милость Твою уповаю, возрадуется сердце мое Твоему спасению. Воспою я Г-споду, ибо Он воздал мне благом»^[2].

После вечерней молитвы более двухсот учеников ешивы «Бейт Йосеф» собрались на субботнюю трапезу, состоявшую лишь из куска черного хлеба. Торжественные песни в той ситуации звучали очень грустно. Внезапно рав Гершон Либман, который впоследствии пережил Катастрофу, пройдя через Виленское гетто и концентрационные лагеря Эстонии, Польши и Германии, а после войны воссоздал мир Торы во Франции, воскликнул: «В святой шаббат нельзя пребывать в горе!» Он начал весело и проникновенно исполнять субботние песни, которые вслед за ним подхватили и другие. Рав Авраам Яфен дал в тот шаббат пробуждающий к раскаянию урок Мусара, в котором приводил слова мудрецов о том, что несчастья происходят в мире только для того, чтобы люди исправили свои сердца. Он подчеркнул, что в такое время задача поколения — приблизиться к Всевышнему и воспринять всей душой Б-жественное Провидение. В те дни изучение обязанностей сердец, несмотря ни на что, в полной мере продолжалось во всех многочисленных отделениях ешивы Новардок.

В следующий шаббат, 9 сентября, из-за продвижения линии фронта опасность стала еще более реальной и ощутимой. Машгиах ешивы рав Исраэль Мовшович раздал каждому ученику по два злотых и объявил разрешение нарушить субботу ради спасения жизни, покинуть Белосток и отправиться в Барановичи, подальше от границы. В результате ешива разделилась: одна часть вышла в путь, другая осталась на месте. В Барановичах беженцев из Белостока принял машгиах ешивы рав Исраэль Яаков Лубчанский. Во время авиаударов, когда взрывы сотрясали стены ешивы, он остановил желавших покинуть здание, призывая их к упованию на Небеса.

15 сентября 1939 г. Германия оккупировала Белосток. Неделю спустя произошло выравнивание границ, этот город был передан Советскому Союзу и присоединен к Белоруссии. В Белосток хлынул поток беженцев, и его еврейское население выросло на 10 тысяч человек. С приходом советской власти начался процесс советизации: отмена частной собственности на средства производства, национализация предприятий и магазинов. Все институты еврейской общины были распущены, еврейские школы закрыты и переведены на советскую программу обучения. Началась депортация неугодных властям лиц — представителей буржуазии, зажиточных крестьян и политических деятелей. В отдаленные регионы Советского Союза также были высланы сотни евреев, среди которых были раввины и ученики ешив.

Ешивы в части Польши, оккупированной Германией

В некоторых областях Польши, оккупированных гитлеровской армией, в первые месяцы было даже несколько лучше, чем на территориях, захваченных СССР. Поначалу нацисты не экспроприировали имущество местного населения, в том числе и собственность евреев, что позволяло им продолжать общественную жизнь и заботиться о своих ешивах. Однако уже в ноябре 1939 г. оккупационные власти стали издавать распоряжения о принудительном ношении евреями на своих одеждах шестиконечных звезд Давида и вводить различные экономические и прочие ограничения в рамках планомерного и систематического уничтожения евреев Европы.

Ешива «Бейт Йосеф» в Межириче, как и многие другие филиалы ешивы Новардок, оказалась в той части Польши, которая согласно пакту Молотова — Риббентропа отходила Германии. Во время бомбардировки города, когда сердца его жителей охватила паника, ученики ешивы сохраняли полное спокойствие. Рав Давид Бляйхер произнес в тот час: «У каждой бомбы есть своя цель». Тем не менее, поскольку не было ясно, как правильно поступить в данной ситуации, он принял решение разделить ешиву на две части. Раввин со своей семьей и группой учеников остался на месте, а вторая часть начала движение подальше от линии фронта. В ешиве Межирич остались 180 юношей, которые продолжили свое духовное служение в полном уповании на Небеса.

В самом начале германской оккупации положение в Межириче было немного лучше, чем во многих других городах Польши. Нацисты и местное население там не преследовали евреев. Для всех учеников удалось достать продуктовые карточки. Состоятельные евреи поддерживали ешиву, что позволяло раввину заботиться также о Домах Учения, находившихся в нескольких других местах, где ситуация была хуже. Однако вскоре все изменилось: евреи были согнаны в гетто, откуда их постепенно вывозили в лагеря уничтожения Треблинка и Майданек.

О трагическом конце ешивы и последних евреев Межирича нам известно из свидетельства очевидца. Дочь рава Давида Бляйхера рассказала о произошедшем там, находясь в Майданеке, где вскоре погибла. Она поведала об этом дочери рава Авраама Залманса, выжившей в Катастрофе европейского еврейства. После войны это свидетельство записал рав Гершон Либман, который основал ешиву Новардок в Виленском гетто, концентрационном лагере Берген-Бельзен, а позже ешиву «Бейт Йосеф» во Франции. В гетто Межирича нацисты периодически проводили акции в целях депортации евреев в лагеря уничтожения Треблинка и Майданек. Для спасения последних евреев города рав Давид Бляйхер построил подземный бункер, сделав в нем запас воды и пищи на несколько недель.

При ликвидации гетто в Межириче глава ешивы, уцелевшие к тому времени ученики и несколько раввинов со своими семьями спустились в бункер, вход в который был тщательно замаскирован. Перед переселением в гетто германские власти заставили всех евреев зарегистрироваться на бирже труда и составили полный список общины в целях ее последующего планомерного и тотального уничтожения. Нацисты прочесывали территорию гетто, поскольку по их точным подсчетам недоставало определенного количества отправленных в лагеря смерти, и им стало ясно, что некоторые евреи скрываются во всевозможных схронах.

И вот, местный полицай заметил и схватил еврейского мальчика, перебегавшего из одного убежища в другое. Прислужник нацистов понял, что где-то неподалеку находится тайное укрытие и начал выпытывать его расположение у ребенка, однако тот его не раскрыл. Поляк его запугивал и избивал, но еврейский мальчик не издал ни звука и не проронил ни слова. Убийца выстрелил ему в голову и сам пошел на поиски. Вдруг откуда-то из-под земли до его ушей донесся плач младенца. Палач начал поиски и обнаружил хорошо замаскированный лаз в бункер. Нацистский пособник приказал всем немедленно выйти, пообещав сохранить узникам жизни. Несколько человек подчинились его требованию, но как только они покинули схрон, все были расстреляны на месте. На этом движение прекратилось. Полицай начал пробираться в подземное укрытие, однако всем находившимся в нем евреям удалось бежать через запасной выход и спрятаться в другом убежище.

Несколько недель спустя рав Давид Бляйхер, его семья и последние ученики были обнаружены нацистами и отправлены в лагерь уничтожения Майданек, где все они погибли, да отомстит Всевышний за их кровь. Спаслись лишь несколько евреев, бежавших из движущегося поезда, но некоторые из них позже были задержаны и расстреляны. В городе Межирич, где в прежние времена кипела бурная еврейская жизнь, не осталось ни одного еврея…

Майданек, куда попали многие евреи из Межирича, в основном был лагерем уничтожения. Он находился неподалеку от Люблина на юго-востоке Польши. Когда со стороны Майданека дул ветер, жители Люблина плотно закрывали окна своих домов. Ветер с Майданека приносил в город тяжелый трупный запах, вселявший ужас. Невозможно было дышать. Из высокой трубы лагерного крематория круглые сутки валил густой черный дым, к тяжкому смраду горящей плоти нельзя было привыкнуть. Поляки называли крематорий в Майданеке «печами дьявола», а лагерь — «фабрикой смерти».

Лагерь уничтожения Майданек был расположен в двух километрах от Люблина, возле дороги Люблин — Хельм. В этой части Польши проживало много евреев. Они служили Всевышнему, воспитывали детей, передавая им чистую традицию прежних поколений, с утренней зарей шли на молитву, тяжело работали на протяжении всей недели, развивая страну своего проживания, и соблюдали седьмой день в святости и радости еврейской души. В каждом человеке евреи видели Б-жественное творение и добросердечно относились к своим соседям. И вот наступили времена страшного декрета, когда их целыми семьями отправляли в лагеря уничтожения. Ежедневно в Майданек прибывали товарные составы с десятками вагонов, в которых нацисты доставляли свои жертвы в рамках планомерной «очистки» Европы от евреев.

Майданек раскинулся на площади в двадцать пять квадратных километров. В этой фабрике смерти, со всех сторон окруженной двойным забором с колючей проволокой под током высокого напряжения и сторожевыми вышками, стояли выстроенные в ряд однотипные бараки рабочего лагеря. Однако основной частью Майданека был лагерь уничтожения, в котором находились различные агрегаты, газовые камеры, крематории, расстрельные рвы, виселицы и дома немецкой охраны. В центре каждой части лагеря — виселица для показательных публичных казней. Все дорожки в лагере мощеные, трава аккуратно подстрижена. Возле домов немецкой администрации — цветочные клумбы и кресла из необструганной березы для отдыха на лоне природы. Поля изобиловали пышной капустой, но на нее было немыслимо смотреть, ее нельзя было есть. Она росла на пепле сожженных в крематориях трупов, разбросанном гитлеровцами в качестве удобрения.

В этом лагере смерти было уничтожено 360 тысяч человек из Польши, Чехии, Германии, Голландии, Греции и других стран Европы. На задворках крематория до сего дня сохранился страшный памятник произошедших там событий: огромный склад, доверху забитый раздавленной, смятой, спрессованной в кучи обувью. Тут сотни тысяч башмаков, сапог и туфель замученных людей. Крохотные детские ботиночки с красными и зелеными помпонами, модные дамские туфли, простые мужицкие сапоги, старушечьи теплые боты. Обувь людей всех возрастов, состояний, сословий и стран, которых между собой уровняла смерть. 24 июля 1944 г. Красная армия освободила Майданек, в котором к тому времени оставались в живых лишь несколько сот заключенных евреев.

Похожим образом сложилась судьба преподавателей и учеников ешив «Бейт Йосеф» Варшавы, Лодзи и других городов, захваченных в 1939 г. германской армией. Еврейское население Польши было собрано в крупные города, где создавались гетто, или сразу вывезено в рабочие концентрационные лагеря или лагеря смерти, где, сохранив верность Торе и Всевышнему, почти все они погибли, освятив Б-жественное имя. Да отомстит Всевышний за их кровь!

Ешивы в части Польши, захваченной советской армией

Многочисленные ешивы, расположенные в части Польши, оккупированной Красной армией, также столкнулись с тяжелыми испытаниями. И в мирное время их экономическое положение было очень нелегким, и нередко ученики были лишены самого необходимого и голодали. Однако после захвата части Польши коммунистической державой ситуация несравнимо ухудшилась. Имущество всех состоятельных граждан было экспроприировано, фабрики, заводы и магазины объявлены государственной собственностью, экономика и монетарная система — полностью разрушены. Многие состоятельные и влиятельные люди были арестованы и высланы в Сибирь. Полностью нарушилось неустойчивое равновесие; никто не знал, что принесет грядущий день… Мир Торы оказался под угрозой.

Советская власть сразу же начала борьбу против религии. Еврейские школы были объявлены народным достоянием, и обучение в них велось по государственной программе. Синагоги закрывались, священные книги осквернялись и уничтожались. Был обнародован запрет на изучение и преподавание религии и провозглашен лозунг «Кто не работает, тот не ест». Каждый был вынужден пойти на предложенную ему работу по графику шестидневки, когда шестой день был выходным. Все это делалось для того, чтобы стереть память о святом шаббате, на протяжении тысячелетий являвшемся прочным фундаментом еврейской веры.

Все ешивы «Бейт Йосеф» в этой части Польши оказались в большой опасности, поскольку сотрудники НКВД (Народный комиссариат внутренних дел), как к этому времени была переименована ЧК (Всероссийская комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем), начали проводить допросы и оказывать давление на религиозных евреев, дабы полностью уничтожить веру в единого Б-га, в чем они уже давно преуспели на всей территории СССР. В первую очередь власти преследовали раввинов и учеников ешив. Однако, несмотря ни на что, в ешивах «Бейт Йосеф» учеба в те дни продолжалась, как в мирное время. Центральным лозунгом для них стали слова царя Давида: «Эти полагаются на колесницы, те — на коней, а мы имя Г-спода, Б-га нашего, упоминаем. Они склонились и пали, а мы встали и укрепились»^[3].

Неожиданно помощь пришла из «Литовского Иерусалима». Глава поколения, раввин Вильны рав Хаим Ойзер Гродзенский посвятил всего себя спасению ешив из захваченной коммунистами Польши и организации их бегства в Литву. На первом этапе он позаботился об оказании им экономической помощи, для чего обратился в комитет раввинов Америки и другие еврейские организации с посланием: «Невозможно описать состояние великих ешив на просторах Польши. Ничего подобного не случалось уже несколько поколений. Раввины борются за существование ешив, не имея даже хлеба для тысяч учеников. Из последних сил они стараются продолжить изучение Торы в условиях крайней нужды. Неужели закроются Шатры Торы — основа Дома Израиля? Неужто мы будем сидеть сложа руки и не замечать опасность исчезновения Торы? Насколько это страшно, и кто может это охватить?» Кроме обращения за помощью к международным еврейским организациям рав Гродзенский созвал в Вильне «Ваад Аешивот» — совет глав ешив, который призвал каждого еврея Литвы ежедневно жертвовать по пять центов, чтобы обеспечить изучающих Тору самым необходимым.

Месяц Элул и Дни Трепета прошли в ешивах «Бейт Йосеф» в возвышенном служении Б-гу. Молитвы чистыми потоками лились из еврейских сердец, поднимаясь высоко в Небеса, слезы текли, как вода, перед ликом Г-спода. И если беседы Мусара между праздниками Рош Ашана и Йом Киппур и в прежние годы пробуждали души к служению Всевышнему, то в том году это было особенно отчетливо. В условиях войны молитвы в праздник Йом Киппур изливались из сокровищницы души, сопровождаясь слезами и мольбами об избавлении и спасении народа Израиля. Праздник Суккот — время радости и близости между Творцом и избранным Им народом — был омрачен тяжелой реальностью, но все старались не думать о выпавших на их долю тяготах и служить Всевышнему в радости.

Бегство в Вильну

И вот, в полной тьме и безысходности, среди ужасов тех дней засияли робкие лучи надежды из города Вильна, который снискал в еврейском народе славу «Литовского Иерусалима». Мгновенно распространился слух о том, что из зоны советской оккупации Польши Виленский край вскоре будет передан независимой на тот момент Литовской республике. Это означало, что, прежде чем между Литвой и Советским Союзом будут установлены непреодолимые границы, все, кто успеют за кратчайшее время бежать в Вильну, окажутся на свободе. Никто не проверял истинность этих слухов, но нескончаемый поток беженцев направился в Вильну.

Литовский Иерусалим — этот особый в еврейской истории город — стал убежищем для тысяч еврейских беженцев из Польши, устремившихся туда, дабы иметь возможность соблюдать заповеди и во время тяжелейшего декрета спасти Тору от забвения в народе Израиля. Произошло явное чудо: два жестоких и беспощадных режима — нацистский и коммунистический — договорились между собой о предоставлении независимости Литве, которая в те дни оставалась единственным оазисом Торы в Восточной Европе, и в этой маленькой стране продолжалась свободная еврейская жизнь.

Рав Шмуэль Вайнтройб попросил рава Йосефа Глика поехать в Вильну и выяснить положение на месте. Вернувшись, он описал весьма удручающую картину: улицы Вильны заполнены тысячами беженцев из Польши, лишенными крыши над головой и куска хлеба. Никто не верил, что Литва на долгое время останется свободной от коммунистов или нацистов. В тот час рав Шмуэль принял решение оставаться на месте и не отправляться в рискованный путь. Однако несколько дней спустя рав Хаим Ойзер Гродзенский обратился к главам ешив с призывом переехать в Вильну, поскольку при советском режиме изучение и соблюдение Торы невозможно. В Вильне к тому же был шанс получить разрешение на въезд в другие страны, в частности визы в Америку и сертификаты в Палестину.

Перед наступлением шаббата на имя рава Шмуэля Вайнтройба пришла телеграмма. В ней говорилось, что ешива Мир во главе с равом Йеудой Элиэзером Финкелем и ешива Белосток во главе с равом Авраамом Яфеном перебрались в Вильну. Сразу после завершения шаббата в ешиве Пинск созвали собрание, на котором было принято решение пока не поздно, той же ночью небольшими группами отправиться в путь. В первой из них был рав Шмуэль, двое его сыновей и небольшое количество учеников. Они ушли с пустыми руками, взяли с собой только тфилин и отправились в дорогу раньше всех, чтобы найти место и подготовить все необходимое для приема остальных.

На вокзале в Пинске перед их глазами предстала ужасающая картина: множество советских солдат с оружием в руках, наблюдающих за евреями в традиционных одеждах, по всему виду которых было заметно, что они бегут от коммунистического режима. И вот, в милосердии Всевышнего, по отношению к ним исполнились слова царя Давида: «Рот у них, но они не изрекают, глаза у них, но они не видят»^[4]. В страшной давке им удалось забраться в переполненный вагон поезда. Состав двигался очень медленно, в вагонах — темнота и спертый воздух. Всю ночь и следующий день они ехали стоя, пока к вечеру не прибыли в полную беженцами Вильну. Они пришли в Шульгойф — сердце еврейского квартала города, где расположились на ночь в Большой синагоге. В течение нескольких дней прибыли все ученики ешивы Пинск и других ешив из части Польши, оккупированной советской армией.

С территории Польши, захваченной Германией, лишь немногим удалось бежать и перейти границу в Виленский край. В Польше, которая веками славилась своими мудрецами Торы, опустели Дома Учения, их ученики бежали в Литву. Словами пророка Ирмеягу евреи Польши оплакивали опустошение, когда голоса молодых людей, изучающих Тору, перестали звучать в их городах и местечках: «Потому и стонет сердце наше, оттого и померкли очи наши. Ибо опустела гора Цийон, лисы бродят по ней»^[5].

На протяжении веков Вильна была городом мудрости Торы, ее жители возвели более ста Домов Учения и Молитвы. В те дни там собрались двадцать тысяч беженцев из Польши, в том числе величайшие раввины поколения. И, несмотря на неопределенность, смутность и тревожность того времени, голос Яакова раздавался в этой стране, окруженной руками Эсава. Ешивы расположились в различных синагогах города. Ешива Белостока — в двухэтажном здании синагоги на Виленской улице 21, однако с течением времени из-за тесноты и нехватки места она переехала в более просторную синагогу на набережной реки Вилия (Нерис) возле Зеленого моста. Ешива из Пинска нашла себе пристанище в самом центре города в синагоге «Поалей Цедек» возле Большой синагоги Вильны. Рав Хаим Ойзер Гродзенский с большим уважением относился к ешивам Новардок благодаря их самоотверженности в борьбе за сохранение Торы в Советском Союзе и Польше и оказывал им всестороннюю помощь.

В городе был хаос, люди голодали, часами простаивая в очередях за куском хлеба, который выдавал «Ваад Аешивот», однако вскоре учеба возобновилась. Глава поколения рав Хаим Ойзер не знал покоя и неустанно заботился о ешивах, нашедших пристанище в его городе. Американская благотворительная организация «Джойнт» также раздавала пищу беженцам. Евреи Литвы делали все, что могли, для поддержки своих братьев из Польши и из всех городов и местечек присылали в «Ваад Аешивот» продукты и деньги.

О положении беженцев в своем письме рассказывает рав Йеуда Лейб Некрич, перебравшийся в Литву из Белостока: «27 Хешвана 1939 года. В настоящее время мы находимся в Вильне. Невозможно поверить в рассказы о трудностях, которые нам выпало претерпеть в дороге. Обстрелы с воздуха и ненависть, да сотрется память об именах притеснителей. Мы долго скитались из города в город, из деревни в деревню, и сейчас оказались в изгнании в Вильне. Но и здесь мы не обрели покоя. У нас нет никакой уверенности в том, что в этом городе будет относительно безопасно. К тому же мы — беженцы, положение которых всем известно…»

Из письма главы ешивы Пинск рава Шмуэля Вайнтройба непосредственно видно, сколь тяжелым было положение в городе и насколько сильна была его вера даже в те беспокойные дни: «Несомненно, вы слышали, что все ешивы находятся здесь, в Вильне, и также наша ешива, в которой более ста человек. Разрушение, произошедшее в мире ешив и во всем народе Израиля, невозможно выразить словами и описать пером. Тот, кто не видел этого своими глазами, еще может жить, однако каждый, кому довелось быть свидетелем бедствий этих дней, предпочел бы смерть жизни. Однако так определила Высшая мудрость, и мы с любовью принимаем ее декрет, только просим и надеемся, что Б-жественное милосердие положит конец нашим страданиям».

Рав Яаков Галинский, который учился в ешиве Белостока, перебравшейся в Вильну, описывает события тех дней и их влияние на души его товарищей: «Те, кто выстояли в тот период времени в ниспосланных им испытаниях, воочию видели, что количество учеников ешив не только не уменьшалось, но даже увеличивалось, и они возвышались в вере и уповании на Небеса. Они вознеслись над приниженностью жизни, все упрощенные радости не имели никакой значимости в их глазах, в особенности, когда они видели смятение богатых людей, потерявших все свое имущество. Те несчастные завидовали ученикам ешив, сохранившим все свое достояние — знание Торы».

Ешивы «Бейт Йосеф» в Литве

Один день сменял другой, и все ожидали, когда же, наконец, советская армия покинет Виленский край и в нем будет установлена демократическая власть Литовской республики. Однако в действительности ничего не происходило, и не было заметно никаких признаков освобождения. В сердца тысяч беженцев проникали опасения, что, возможно, они попали в западню, и тяжкие сомнения не оставляли их ни днем, ни ночью. Однажды рав Хаим Ойзер Гродзенский произнес: «Не следует волноваться. Задержка в смене власти ниспослана с Небес, поскольку еще не все ученики ешив успели бежать и спастись из Преисподней». И, действительно, так и случилось: как только прекратился поток беженцев, произошла смена власти и литовская армия вступила в город. Все, добравшиеся до Литвы, оказались на свободе, остальным с того времени приходилось незаконно пересекать бдительно охраняемую границу. Те, кто раньше сомневались в правильности бегства в Литву, смогли в этом убедиться, узнав, какая горькая участь ожидала евреев, оставшихся в обеих частях Польши.

Еврейскую жизнь Вильны в те дни возглавлял рав Хаим Ойзер Гродзенский. Несмотря на свой преклонный возраст и болезнь, от которой он уже не смог оправиться, он неустанно заботился о местных евреях и беженцах. В Вильне тогда собрались более двух тысяч учеников ешив из различных городов Польши. Тора в те дни была сосредоточена в великом для всего еврейского народа городе, зажатом в железные тиски между Коммунистической державой и Третьим Рейхом, одновременно провозгласившими, что до скончания времен им будет принадлежать весь мир. Тогда тяжелейшими испытаниями Всевышний проверял любовь к Нему Его народа.

В Литве наступили сравнительно спокойные дни, которые ученики ешивы всецело использовали для изучения Торы. Тем не менее, каждый понимал шаткость и неустойчивость положения, все опасались вторжения российской или германской армии. Ешивы, бежавшие в Вильну, оставались там лишь на протяжении нескольких месяцев, после чего получили распоряжение от литовских властей разъехаться по разным городам страны. Еврейские общины пригласили ешивы в свои города. Ешива из Межирича обосновалась в Неменчине, ешива из Пинска — в Укмерге, ешива из Белостока — в Биржай. Жители этих городов возложили на себя заботу об учениках. Ешива из Ковеля осталась в Вильне.

В Литву приходили страшные известия о репрессиях коммунистов и зверствах немецких нацистов над евреями в захваченной ими Польше. Тревога о судьбе близких наполняла душу каждого, и молитвы Творцу мира о скорейшем избавлении Его народа в тот тяжелый час исходили из их сердец. Началась активная деятельность по получению виз в далекие от Европы страны. Рав Хаим Ойзер принял на себя ответственность за прибывших из Польши беженцев и прилагал все усилия, чтобы достать преподавателям и ученикам ешив как можно больше сертификатов для совершения Алии в Землю Израиля, находившуюся в те дни под Британским мандатом, а также визы в Америку.

Советская оккупация и аннексия Литвы

14 июня 1940 г., на следующий день после праздника Шавуот, советское правительство предъявило Литве ультиматум, обвиняя ее в грубом нарушении соглашения с СССР. Ей выдвигалось требование создать правительство, способное обеспечить выполнение подписанных договоров, а также допустить на территорию страны ограниченный контингент советских войск. Президент страны Антанас Сметона настаивал на сопротивлении советским войскам, но, получив отказ большей части правительства, бежал в Германию. Литва была вынуждена принять эти условия, и 15 июня 1940 г. советские танки вошли в Вильнюс. Вскоре были проведены досрочные выборы, на которых 99,19% голосов граждан страны были отданы за коммунистическую партию, прежде запрещенную в Литве, после чего новое правительство приняло решение о вступлении в состав Советского Союза и была провозглашена Литовская ССР.

Литовский народ вышел на многотысячные демонстрации, приветствуя советскую армию, входящую в их города и села. Сразу же после вступления Литвы в состав СССР началась советизация: социалистические преобразования экономики и репрессии против интеллигенции, политических деятелей, офицеров, зажиточных крестьян, и по привычной схеме были произведены массовые депортации населения в Сибирь. То же самое происходило в соседних прибалтийских странах: Латвии и Эстонии.

В один день Литва перестала быть надежным убежищем для мира Торы, и над всеми евреями, соблюдающими Б-жественный Завет, вновь нависла опасность. Конфискация имущества и национализация экономики привели к мгновенному обнищанию всего населения, что незамедлительно сказалось и на состоянии ешив. Юношам пришлось нанимать телеги с лошадьми и объезжать еврейские дома, чтобы собрать хоть немного картофеля и других овощей. День ото дня положение становилось только хуже. Ешивы «Бейт Йосеф» уже два раза бежали от коммунизма: из Советского Союза в Польшу, из Польши в Литву, но больше бежать было некуда. Практически вся Европа была разделена между Россией и Германией; ситуация казалась безвыходной.

И вдруг, как молния, распространился слух о том, что все беженцы, прибывшие в Литву из Польши, могут покинуть СССР. Это было совершенно немыслимо, но оказалось правдой и стало для мудрецов Торы ниспосланным с Небес спасением. И снова стремление к бегству охватило сердца многих в нашем народе. Евреи поспешили в расположенные в Ковно (Каунас) посольства различных стран, чтобы добиться возможности выезда из Советского Союза. Всем было очевидно, что религиозных евреев и в первую очередь раввинов ожидали репрессии, аресты и ссылка в Сибирь. Тогда возник тяжелейший моральный вопрос: кому следует спасаться раньше других: молодым мудрецам Торы или пожилым раввинам. После долгих и тяжелых раздумий рав Хаим Ойзер Гродзенский объявил свое решение: прежде всех должны получать визы и покидать Советский Союз известные раввины, поскольку им грозит опасность в первую очередь, и необходимо спасти их жизни для передачи Торы последующим поколениям, дабы Б-жественное Учение не забылось в народе Израиля.

Получить сертификат в Палестину в посольстве Великобритании было почти невозможно. Другие страны отказывались принять беженцев в такое время, несмотря на то что знали: в оккупированных немцами странах все евреи обрече­ны на уничтожение. Лишь немногие государства открывали двери еврейским семьям, но выделяемая для них квота была чрезвычайно мала. Единственной страной, которая согласилась помочь беженцам, оказалась Голландия.

Это произошло следующим образом. В те дни в ешиве Тельз учился гражданин Голландии Натан Гутвирт. Он обратился в консульст­во своей страны с просьбой о принятии беженцев. В ходе беседы выяснилось, что под протекторатом Нидерландов находился расположенный в Карибском море остров Кюрасао, для прибытия на который не требуется виза. Однако эта информация не удовлетворила предста­вителей НКВД. Они потребовали, чтобы в паспорте каждого эмигранта стояла подтверждающая это отметка. После долгой волокиты голландский консул согласился де­лать в паспортах беженцев следующую запись: «Въезд на Кюрасао не требует визы». Однако для того, чтобы добраться до этого острова, требовалась транзитная виза через другие страны. И тут с Небес было даровано спасение: такой страной оказалась Япония.

Необходимо отметить важнейшее звено в длинной цепочке спасения: в ноябре 1939 г. японский дипломат Тиунэ Сугихара получил назначение на должность консула Японии в Литве. Совсем незадолго до этого его предшест­венник был отозван из-за симпатии к нацизму. Значение таких мельчайших деталей Б-жественного Провидения едва ли можно переоценить. Снова произошло непредвиденное: политические курсы двух сильнейших держав отошли на задний план, чтобы спасти некоторое количество евреев, посвятивших себя служению Б-гу.

Для евреев Восточной Европы, ведущих тихую, далекую от большой политики жизнь, такие страны как Китай, Япония, остров Кюра­сао, были всего лишь экзотическими названиями из учебника географии. И их решение отправиться в столь даль­нее путешествие в незнакомые места лучше всего свидетельствует об их отчаянном положении.

Узнав о возможности попасть на остров Кюрасао, многие евреи кинулись к голландскому и японскому консуль­ствам. Они занимали очередь задолго до открытия обоих учреждений, еще с ночи. Поразительным было отношение к евреям японского консула, которого неоднократно предупреждали из Токио, что его дей­ствия противоречат политике правительства и расцениваются как неповиновение. Но Тиунэ Сугихара не подчинился указаниям и продолжил свою гуманную миссию, поскольку не мог отказать безза­щитным людям, пытавшимся избежать гибели. Он обратился к сотрудникам консульства: «Необходимо продолжать выдачу виз, иначе никто из евреев уже никогда не сможет выехать из России, как никто не мог сделать этого прежде. Давайте поддержим их в безвыходной ситуации».

Когда многие беженцы уже обладали спасительными транзитными визами и разрешением от российских властей, из японского министерства иностранных дел пришло окончательное требование немедленно прекратить дальнейшую выдачу документов. Консул получил предупреждение за самовольные действия, и вскоре после этого японское консульство в Ковно было закрыто. Тиунэ Сугихару понизили в должности и перевели на работу в Берлин, потом в Бухарест, а затем и вовсе отстранили от дипломатической службы.

В истории с японскими визами можно только пора­жаться совпадению многих, на первый взгляд, мельчайших деталей, которыми Б-жественное Провидение проложило ученикам ешив путь к спасению. Это произошло вопреки всем обстоятельствам и полити­ческим доктринам правящих держав. Остается только удивляться, каким образом отдельные события сложились в целую мозаичную картину, указывавшую направление дальнейших действий…

Непосредственно перед отъездом, уже простившись с небольшим штатом сотрудников, консул Японии сам ставил печати в паспорта беженцев. Рассказывают, что он продолжал это делать даже на железнодорожной станции, покидая Литву. Чтобы ускорить процесс, он попросил помощи у нескольких евреев. И те, не зная японского языка, иногда ставили спасительную печать вверх ногами. Таким образом, благодаря японскому консулу 3500 еврейских беженцев смогли выехать из Европы и избежать уничтожения, начавшегося вскоре после этого. В 1984 г. Яд Вашем удостоил Тиунэ Сугихару звания праведника народов мира.

На литовской земле все еще оставались тысячи учеников ешив, которые, находясь вдалеке от Ковно, не смогли получить спасительные визы. Никто не представлял в то время, что с ними вскорости произойдет. 5 Ава 1940 г. в Небесные выси поднялась душа отца литовских ешив раввина Вильны рава Хаима Ойзера Гродзенского. Тяжелый траур спустился на души несчастного народа, густой мрак окутал мир Торы. Десятки тысяч евреев со всей Литвы приняли участие в проводах великого раввина в его последнюю земную обитель на еврейском кладбище в Заречье (Ужупис).

[1] Теилим 27:3.

[2] Теилим, гл. 13.

[3] Теилим 20:8-9.

[4] Теилим 115:5.

[5] Эйха 5:17-18.