Нежданные встречи 15. Город без стен

Существует много теорий, пытающихся объяснить причины антисемитизма; одну из наиболее интересных и необычных предложил известный еврейский писатель Морис Сэмьюэл. Его сценарий выглядит следующим образом.

Ребенок заявляет, что ненавидит своего учителя иврита. Когда его спрашивают о причинах такого отношения к учителю, он затрудняется объяснить их даже самому себе. Он может найти какие-то оправдания своим чувствам, но все они выглядят скорее как предлоги и, очевидно, не являются истинными причинами. Если же мы внимательно исследуем ответы ребенка, пытаясь понять, что же им движет, то обнаружим поразительную истину. Неприязнь у него вызывает не учитель иврита, а еврейская школа. Мальчик обожает играть в футбол и, будь его воля, гонял бы мяч целыми днями. Однако это ему не удается — на пути стоит еврейская школа. Мальчик ненавидит не учителя, он ненавидит невозможность играть в футбол тогда, когда ему того хочется. Подсознательно он переносит эту ненависть к еврейской школе на личность, непосредственно ответственную за то, что он пропускает игру, и громогласно заявляет, что ненавидит учителя иврита!

Морис Сэмьюэл пишет, что такое же перенесение ненависти вполне могло породить антисемитизм. Две тысячи лет назад евреев на земле было очень мало; подавляющее большинство людей были язычниками. Быть язычником, разумеется, было гораздо легче, нежели быть евреем. В конце концов, неотъемлемой принадлежностью иудаизма является великое множество морально-этических правил, которыми язычник смело может пренебречь. Но когда возникла христианская религия и большинство цивилизованных народов приняли христианство, они уже не могли пренебрегать этими этическими нормами. Они больше не могли ״играть в футбол, когда им заблагорассудится, ибо теперь на них были возложены определенные нравственные обязанности. И подобно тому, как в нашем примере мальчик ненавидел своего учителя иврита за то, что еврейская школа отказывала ребенку в столь желанной футбольной свободе, язычник подсознательно ненавидел своего духовного учителя, отказавшего ему в свободе необремененного нравственными правилами языческого бытия.

Личностью, несшей за это непосредственную ответственность, был Иисус, еврей, чье учение, позднее развившееся в христианство, исходило, в конечном счете, из еврейских нравственных принципов. Не решаясь, однако, открыто обвинять в усложнении своей жизни самого Иисуса, люди перенесли свою ненависть с него на весь еврейский народ, его породивший.

История свидетельствует, что евреи действительно раздражали своих соседей-язычников в те древние времена. Соседи не могли понять, почему евреев так возмущают их буйные попойки и прочие формы разгула, особенно когда все это подавалось под религиозным «соусом». Язычники зачастую посещали свои храмы не для того, чтобы молиться, а для того, чтобы предаваться там разнузданным оргиям, которые сами они называли религиозными ритуалами и служением своим богам. В сущности, Вакх был ничем иным, как богом пьянства, а Венера — богиней похоти. Языческий идеал был четко сформулирован персидским поэтом Омаром Хайямом:

«Пить вино и веселиться — таков мой жизненный принцип
Не отличать еретика от правоверного — такова моя вера.»

Сегодня этот идеал становится все более и более массовым. Разврат шествует по улицам наших больших городов. Муниципальные власти Нью-Йорка вынуждены были обязать ночные клубы закрываться до наступления утра, чтобы честные труженики по дороге на работу не сталкивались с картинами пьянства и распутства, процветающих в этих современных капищах Вакха и Венеры.

Известно, что никто не грешит, не находя себе оправданий. Прежде, чем человек приспособится к этому бесстыдному обществу, он должен проникнуться такой жизненной философией, которая будет достаточно гибкой и благосклонной к любым его прихотям и которая будет отвергать любые проявления самоотречения. Столь удобная теория не будет, однако, вполне убедительной для истинного философа, не говоря уж о моралисте, ибо необходимость самодисциплины не нуждается в теологических обоснованиях. Достаточно даже поверхностного знания человеческой природы.

Человеческая природа и хороша, и плоха. Где-то в недрах человеческого существа таится какой-то первобытный инстинкт, который настраивает человека не только против Б-га, но и против того, что в его собственных интересах. Те, кто самоуверенно апеллирует к свободной «психологической» философии, часто забывают о первоначальном чувстве вины, которое испытывает человек после совершения какого-либо поступка, противоречащего его нравственному кодексу. Важнейший феномен в человеческой истории они оставляют без объяснения. У них нет теории, способной обосновать наличие у человека понятий добра и зла.

Очень часто люди рассуждают об эволюции и цивилизации, не сознавая до конца значения этих слов. Если бы человек освободился от всех ограничений, ни цивилизация, ни эволюция не были бы возможны вообще. Согласно теории эволюции, человек оказался способен развиться от примитивного дикаря до Homo Sapiens именно потому, что обуздывал свои животные инстинкты. Ему удалось превратиться в человека благодаря тому, что он пестовал и развивал в себе именно те свойства своей природы, которые были чисто человеческими.

Нет нужды в Божественных откровениях для осознания этого простого факта. К такому выводу можно придти при помощи простой логики и здравого смысла: если вы позволите зверю следовать своим инстинктам, то не удивляйтесь, когда он в конце концов набросится на вас и растерзает на куски. То же самое может произойти с животными порывами в человеке. Если их не сдерживать, они притупят разум, усыпят дух, и человечество вновь обратится в язычество.

Мы можем ненавидеть свое ярмо и испытывать неудобство, подавляя свои животные инстинкты, но цивилизация, несомненно, стоит того. И провозвестниками современной цивилизации, принесшими в мир идею самоограничения и утверждавшими ее собственным примером, были наши предки. У древних евреев была жизненная философия и нравственный кодекс, которые, в сочетании со всеобъемлющим духом Торы, придали их культуре характер самодисциплины, даже в самых прозаических делах. Сон, пробуждение, умывание, одевание и даже самые основные телесные отправления были подчинены Б-жественному Закону. «Я поставил Б-га перед собою во все времена,» — было их девизом. Жизнь проживалась в присутствии Б-га.

Талмуд рассказывает нам интересную историю, которая иллюстрирует этот постулат. Рабби Акива, один из величайших! наших духовных пастырей, почитал рабби Иегошуа как человека, который идет путями Б-га и у которого следует учиться. Однажды вечером рабби Акива спрятался под кроватью рабби Иегошуа, чтобы увидеть, как тот просыпается, одевается и умывается утром. Впоследствии рабби Акива рассказал об этом случае своему товарищу Бен Азаю. Бен Азай упрекнул рабби Акиву — как мог он совершить такой недостойный духовного пастыря поступок, выдающий неуважение к праведному рабби Иегошуа. Рабби Акива отвечал, что все человеческие поступки управляются Б-жест-венным Законом; даже столь прозаические занятия содержат мудрость Торы, и он обязан учиться. (Брахот, 62а).

В 13-м веке рабби Яаков бен Ашер написал свои «Четыре столпа еврейского Закона». Первый Столп, то есть первую книгу он назвал «Орах Хаим» — «Путь жизни». Иудаизм — это нечто большее, чем вера или философия. Это постоянный кодекс самодисциплины, источником которой является не внешнее воздействие, но глубокое внутреннее убеждение.

Вот история, которую рассказывают о рабби Леви Ицхаке из Бердичева. Как-то правительство царской России наложило эмбарго на ввоз турецкого табака. Всякий, у кого нашелся бы этот контрабандный товар, рисковал подвергнуться суровому наказанию. Однажды, во время Пасхи, рабби Леви Ицхак попросил своих учеников раздобыть ему немного турецкого табаку, чтобы набить трубку. Они обошли местечко и вскоре принесли рабби несколько пачек табака, которых хватило бы, чтобы наполнить целый жбан. Тогда рабби Леви Ицхак велел ученикам принести ему кусок хлеба. Они изумленно запротестовали: «Рабби, ведь сейчас Пасха, у нас не может быть хлеба!»

Лицо рабби посуровело. «Я, как ваш учитель, велю вам обшарить все местечко и принести мне кусок хлеба!» — повторил он. Ученики отправились выполнять приказание. Они перерыли каждый дом в местечке и спустя несколько часов вернулись к рабби с пустыми руками. Им так и не удалось найти ни крошки хлеба.

Тогда рабби Леви Ицхак поднял глаза к небу и промолвил: «Владыка мира, взгляни, как верны Тебе Твои дети. У царя сотни солдат, полицейских и таможенников, стерегущих его границы и следящих, чтобы в страну не попал турецкий табак, и однако же, стоило мне захотеть, как я тотчас же получил этот табак. Ты же лишь заповедал Твоим детям не держать на Песах хлеба в своих домах, и до сих пор в эти дни невозможно найти у них ни крошки!»

Понятие внутренней дисциплины было так же недоступно пониманию древних язычников, как недоступно оно пониманию язычников нынешних, будь то сами евреи или кто-либо другой. Древние греки и римляне никак не могли понять глубокую жажду Б-жественного, которая и поддерживала эту поразительную самодисциплину. Они насмехались над древними евреями, но собственные их обычаи были весьма сомнительного свойства. Римляне могли приколачивать гвоздями живых людей к деревянным крестам во имя правосудия, ужасаясь при этом еврейскому обычаю делать детям обрезание. Они безжалостно бросали беззащитных рабов на съедение диким зверям, но называли евреев варварами за традицию праздновать освобождение человека из рабства на Пасху. Античные рабовладельцы заставляли своих рабов и скотину трудиться семь дней в неделю, пока те не падали от изнеможения, но при этом с насмешкой относились к нашей Субботе, дающей отдых и свободному человеку, и рабу, и домашней скотине. Если у новорожденного ребенка лицо или что-нибудь еще не нравилось его родителям, «культурные» греки такого ребенка убивали и смеялись над «некультурными» евреями, которых этот обычай приводил в ужас. Древние евреи отказывались видеть в скотской похоти благороднейшее проявление человеческой любви. Они ставили долг перед Б-гом выше наслаждений человека. За это древние греки и римляне смотрели на евреев свысока, как на варваров.

Так же обстоит дело и с современным язычником. Он часами просиживает перед телевизором, словно это какой-то семейный идол, и жует транквилизаторы, как орешки. При этом он с насмешкой глядит на дисциплинированного, соблюдающего традиции еврея и обзывает его фанатиком. Между тем именно самоограничение делает человека цивилизованным существом.

«Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим» (Притчи, 25:28). Полностью раскрепостить человека значит дать волю его страстям; если же дать волю всем человеческим страстям, — человечество погибнет. Мы утратим и ту малость цивилизованности, которой обладаем; мы потеряем все, что завоевано и накоплено столькими поколениями благодаря дисциплине и самоотречению. Если мы станем делать все, что нам заблагорассудится, то спустя столетие или два докатимся до уровня готтентотов и каннибалов, или будем сметены с лица земли ядер ной катастрофой.

Много веков тому назад наши учителя поняли, что требуется еще что-то, чтобы человек достиг совершенства. Подчинив страсти разуму, надо подчинить и то и другое Б-гу. Только тогда человек сможет занять предназначенное ему место в мире. Человек — не просто животное; он даже не просто человек. Он — творение Б-га, и не может окончательно стать самим собою, покуда разумное начало в нем не возобладает над животным и покуда оба этих начала в человеке не осознают своей принадлежности к Б-жественному.