Зачем нужна миква?

Если внимательно посмотреть на содержащиеся в Торе заповеди, то в принципе их можно разделить на три основные категории.

К первой относятся так называемые морально-этические законы, потребность в которых вполне очевидна. Другими словами, если Тора запрещает нам воровать, убивать, обманывать и просто обижать людей, нам не надо слишком долго философствовать, из чего она исходила, когда давала эти правила. Речь идет о законах нравственности, которые необходимы для гармоничного сосуществования людей. Эти заповеди известны под названием мишпатим, в буквальном переводе — "суждения". Всякий человек, обладающий хорошим "суждением", т.е. здравым смыслом, воспримет законы и заповеди, относящиеся к этой категории как вполне естественные.

Ко второй категории относятся заповеди, которые, не представляя, вроде бы, никакой моральной ценности, играют тем не менее первостепенную роль в укреплении иудаизма. Они носят скорее ритуальный характер: обряды и праздники, всякий раз открывающие нам заново важные религиозные истины или напоминающие о центральных событиях в еврейской истории. Например, мало кто из нас сомневается в важности праздника Песах, установленного в память Исхода из Египта. Песах — один из основных праздников в еврейской жизни. То же можно сказать о Субботе (Шабате) и прочих праздниках. Понятна значимость и таких заповедей как тфилин и мезуза, которые служат постоянным напоминанием о присутствии Б-га. Заповеди, входящие в эту вторую категорию, называются эдут, буквально — "свидетельства". Они как бы свидетельствуют об основных положениях иудаизма.

Труднее понять смысл заповедей, объединенных в третью категорию. Для большинства из них нет очевидных оснований. Возьмите, например, законы о кашерной пище, которые не поддаются рациональному анализу и нигде не разъясняются — ни в Торе, ни в талмудической литературе. Цель их скорее всего в том, чтобы укрепить связь между Б-гом и человеком. Но каким именно образом они способствуют установлению подобной связи — объяснить нелегко.

Входящие в третью категорию заповеди называются хуким, "повеления". Мы их исполняем как повеления Б-га, независимо от того, понятен нам их смысл или нет.

Одной из важнейших заповедей этой категории является заповедь миквы.

Очевидно, что труднее всего исполнять заповеди и законы, относящиеся к этой группе. В Талмуде сказано (Йома 676):

"Злое начало (которым наделен каждый из нас, по-еврейски — йецер а-ра) и народы мира (кроме евреев) пытаются отменить, нарушить именно эти законы". Действительно, если мы чего-то не понимаем, то невольно ищем причину, чтобы обойти непонятное, сделать вид, будто оно не существует, не касается нас. Когда евреи пытаются объяснить основы своей религии неевреям, им труднее всего растолковать законы, для которых нет очевидных оснований. Человеку, неуверенному в себе, которому не хватает твердости в его религиозных убеждениях, свойственно в первую очередь отвергать именно эти законы. Вот почему посещение миквы в последнее время стало редко соблюдаемым обрядом, и — да простит нас Б-г! — даже предметом насмешек в определенных кругах.

Исполняя заповеди, которые не имеют очевидного рационального объяснения, мы тем самым подтверждаем, что желаем исполнять все Б-жественные заповеди — даже в тех случаях, когда не можем обосновать их логическими доводами. Тем самым мы ставим Б-га выше нашего собственного разума.

Вера в то, что Всевышний стоит неизмеримо выше человеческого разума и понимания, разделялась всем еврейским народом, когда он принимал на себя соблюдение заповедей Торы. В тексте самой Торы написано (Шмот 24:7), что, когда Израилю вручались заповеди, первой реакцией евреев были следующие слова: "Все, что говорит Б-г, выполним и услышим (наасе ве-нишма, начнем делать, а потом попытаемся понять)". Наши мудрецы подчеркивают тот факт, что первым было употреблено слово "выполним" — и только затем "услышим". Т.е., получая Тору, мы проявили готовность "выполнять" заповеди еще до того как "услышали" их логическое обоснование.

Эта мысль иллюстрируется в Талмуде (Шабот б8а) следующим образом. Как-то один нееврей увидел известного мудреца по имени Рава, когда тот был поглощен чтением Писания. Мудрец ничего не замечал вокруг себя. Из его пальца сочилась кровь; наверное, он недавно поранил руку, — но по всему было видно, что Рава не чувствует боли. Чтобы привлечь его внимание, наблюдатель воскликнул: "Какой вы увлеченный народ! Так погрузиться в чтение! Впрочем, неудивительно, поскольку даже ваши уста опережают ваш слух. Подчас вы не даете себе труда как следует выяснить, чем собственно занимаетесь. Прежде чем принимать Тору, все-таки сперва надо было выслушать все доводы за и против, а уж потом решать".

Рава ответил: "Мы пошли на этот шаг с полным доверием к Творцу. Ведь сказано: "Праведниками руководит их цельность" (Мишлей 11:ЗУ)

Исполняя заповеди, для которых трудно найти очевидные толкования, мы демонстрируем внутреннюю, присущую только нам, евреям, убежденность. Несмотря на невозможность объяснить смысл этих заповедей остальному миру, мы уверенно продолжаем их соблюдать, — именно таким образом проявляя свое еврейство. При этом мы прекрасно понимаем, что имеется в виду в следующих словах Торы {Дварим 4:6): "Соблюдайте и исполняйте (заповеди), ибо в них — ваша мудрость и разум в глазах народов."

Короче говоря, мы соблюдаем заповеди не потому, что того требуют логические соображения, а потому, что таковы законы, данные нам Б-гом. Что касается основы нашего послушания, то ею является взаимосвязь между заповедями и Тем, Кто их дал. Для нас эта взаимосвязь намного важнее любых проявлений самой глубокой человеческой мудрости.

Такова одна из причин, согласно которым желающий перейти в иудаизм должен погрузиться в воды миквы. Уже самым первым его шагом на пути в еврейство становится выполнение обряда, для которого трудно найти очевидное и разумное с точки зрения здравого смысла объяснение. Тем самым он как бы подтверждает свое безоговорочное признание Торы, сформулированное в словах "выполню и услышу". Чтобы сменить свою нееврейскую сущность на сущность еврейскую, нееврей должен пройти обряд, необъяснимый и непонятный для всех, кто не принимает основ иудаизма. Тем самым прозелит демонстрирует, что отныне становится в ряды исполняющих те заповеди, о которых сказано: "Злое начало и народы мира пытаются отменить эти законы".

Однако сам факт того, что мы призваны соблюдать определенные заповеди, даже если не знаем, почему их соблюдение необходимо, не означает, что для этих заповедей нет никаких логических обоснований. Обоснования существуют — хотя и не совсем открыты нашему разумению. По крайней мере можно попытаться объяснить их значение для нас. Но прежде надо признать, что существуют некие четкие границы, которые нам не дано перейти.

В древние времена одним из главных назначений миквы было ритуальное очищение. Человек мог стать томе, ритуально нечистым, — с точки зрения религиозного закона — по самым разным причинам. Здесь не место давать полное определение, что такое ритуальная нечистота, тума. Для нашей темы достаточно знать, что человеку, находящемуся в состоянии тума, запрещалось вступать в пределы Святого Иерусалимского Храма, Бейт А-микдаш. Нарушение этого правила каралось очень сурово. В Торе перечислен целый ряд обстоятельств, при которых человек становился томе, а также приведены способы его очищения. Так вот, во всех случаях очищение сопровождалось погружением в микву.

Законы ритуальной чистоты и нечистоты относятся к категории хуким, т.е. повелений, данных нам без каких бы то ни было объяснений. Все что нам остается — принять эти законы на веру, поскольку они были даны Самим Всевышним. Как сказано в одном из поучений наших мудрецов: "Мертвое тело не может осквернить, вода не может очистить. Но Всевышний сказал: Я издал закон и установил правило (по которому мертвое тело оскверняет того, кто его касается, а вода очищает), и никто не может его нарушить" {Бамидбар Раба 19:8).

Из сказанного видно, что миква способствует некоторому очищению в духовном плане. Ниже мы подробнее рассмотрим понятия ритуальной чистоты и нечистоты и постараемся глубже проникнуть в их суть.

Итак, очевидных причин для соблюдения заповеди миквы у нас нет. Тем не менее мы вправе, по крайней мере, поразмышлять над законами, связанными с миквой. Надо помнить только одно: как бы мы ни размышляли и до каких бы глубин ни додумались, в лучшем случае перед нами предстанет лишь неполная картина, поскольку полное и всестороннее понимание заповеди миквы невозможно для человеческого разума. Поэтому, даже глубоко проникая в ее суть, мы никогда не получим право что-либо изменить в ней, "подправить" или "улучшить". Таково общее правило: какими бы глубокомысленными не показались нам наши доводы, надо всегда помнить, что Тора исходит от Всевышнего и что Его заповеди связаны с множеством факторов, неподвластных нашему разуму и опыту. Только учтя сказанное, мы можем начать анализировать законы миквы и изучать эту заповедь со всеми ее обоснованиями и доводами.

На простом житейском уровне, говоря о воде, люди имеют в виду самое обычное моющее средство. Водой моют — этим сказано все, идет ли разговор о вещах, еде или теле. Тому, кто запачкался, кто не чист телом, — надо вымыться. Поэтому, когда мы обращаемся к понятию очищения в духовном плане, следует ожидать, что и здесь можно будет использовать воду в качестве очищающего средства. Так приходит миква, поскольку именно она дает нам такую возможность — очищать и тело, и душу. Причем все это благодаря своему особому статусу.

Впрочем, если внимательно прочесть Тору, можно увидеть, что значение миквы намного глубже — она не просто очищает. И здесь мы отмечаем два важных момента.

Первый момент связан с тем отрывком из Торы, где рассказывается о посвящении Аарона и его сыновей в сан священников, коаним (коэн— священник), особых служителей при Храме. В годы блуждания по пустыне евреи построили переносной Храм, который назывался Мишкан. Само посвящение в священники при Мишкане произошло по повелению Всевышнего вскоре после Исхода из Египта и было проведено братом Аарона, великим пророком Моше. В дальнейшем статус коаним остался за прямыми потомками первых священников, так что вплоть до сегодняшнего дня мы встречаем в своей среде коаним, евреев, ведущих свою родословную непосредственно от Аарона.

И вот что интересно — в Торе сказано, что первым этапом посвящения Аарона с сыновьями в сан коаним было их погружение в микву (см. Шмот 29:4).

Отметим, что погружение было осуществлено не для "очищения", а скорее для того, чтобы изменить их статус;

т.е. для возвышения, для перехода на более высокую ступень. Ведь первоначально Аарон и его сыновья ничем не отличались от других евреев. Но после погружения в микву они как бы приобрели новый статус, стали коаним, священниками.

Второй момент, связанный с особым значением миквы, касается Б-гослужения в Судный день, Йом-Кипур. Имеется в виду та храмовая служба, о которой говорится в шестнадцатой главе книги Ваикра, третьей книги Торы. (Хотя указанная служба не ведется вот уже более девятнадцати столетий, с тех пор как был разрушен Второй Храм, ее описание послужило основой для разработки другого Б-гослужения — синагогального — и нашло воплощение в молитве мусаф на Йом-Кипур.)

Апофеозом всего Б-гослужения в Судный день в древнем Храме был тот миг, когда первосвященник, коэн гадоль, входил в Святая Святых — особое помещение, где хранился ковчег с каменными Скрижалями, полученными Моше на горе Синай. Йом-Кипур был единственным днем в году, когда смертному разрешалось войти в Святая Святых. Но прежде чем войти в это запретное помещение Храма, коэн гадоль должен был надеть особые белые одеяния. При выходе оттуда он вновь облачался в свои обычные "золотые" одежды.

В течение Судного дня коэн гадоль дважды входил в Святая Святых. Поэтому от него требовалось пять раз менять одежды, поскольку всю церемонию он начинал и заканчивал в своем "золотом" одеянии. И каждый раз, прежде чем переодеться, он погружался в микву (см. Ваикра 16:4),

Дело вовсе не в том, что коэн гадоль мог где-то запачкаться, а потому ему надо было обмыть свое тело, чтобы не внести грязь в святое помещение. Просто, окунаясь в микву, он менял свой статус. Внешним символом всех изменений, которые происходили с ним, было переодевание. Вступая в Святая Святых, первосвященник поднимался на новый уровень, отличный от того, на котором он пребывал до этого, что и давало ему право войти внутрь святыни. Само же изменение статуса, или духовного уровня, достигалось путем погружения в микву.

Погружение для ритуального очищения в наши дни имеет тот же смысл. Мы входим в воду миквы не для того, чтобы смыть нечистоту с тела. Назначение всей процедуры состоит в изменении нашего духовного статуса. При этом мы переходим от состояния томе (нечистый) к состоянию таор (чистый). Короче говоря, данное очищение представляет собой не физическое очищение, а изменение статуса человека.

Самым ярким примером такого изменения статуса может служить процесс обращения в иудейскую веру. Совершенно очевидно, что тут речь идет не о нечистоте и очищении. Перед нами самое настоящее изменение статуса. И как мы уже видели в предыдущих примерах, такое изменение статуса происходит при помощи погружения в микву. В Талмуде сказано (Евамот 476): "Как только новообращенный погрузится и выйдет из воды, он становится евреем во всех отношениях".

Но что меняется в человеке при погружении в микву? Намек на ответ приводится в другом талмудическом изречении:

"Новообращенный, пришедший в объятия иудаизма, подобен только что родившемуся ребенку" (Евамот 22а). Это высказывание имеет очень важные последствия — например, в сфере взаимоотношений новообращенного с его прежней нееврейской семьей. Так нам открывается одна из тайн миквы: оказывается, тот, кто выходит из ее вод, как бы рождается заново.

Если рассматривать микву с такой точки зрения, она становится неким эквивалентом материнского рожающего лона. Тот, кто вступает в микву и погружается в ее воды, как бы возвращается в чрево. А тот, кто выходит из нее, уподобляется родившемуся заново. В результате он получает совершенно новый статус.

Данный взгляд особенно верен, когда мы имеем дело с другой функцией миквы — с очищением от ритуальной нечистоты. Чрево матери — это место, полностью лишенное любого вида тумы, нечистоты. Новорожденный вступает в мир совершенно чистым, ибо, находясь в материнском лоне, полностью защищен от всякой скверны — как физической, так и духовной. Поэтому тот, кто входит в микву, как бы сбрасывает с себя всю грязь — физическую и духовную — и выходит из нее чистым и обновленным.

Аналогия между миквой и рожающим чревом просматривается намного четче, если вспомнить, что Тора, описывая первичное, самое примитивное, еще не организованное состояние вселенной в первые шесть дней Творения, говорит о создаваемом мире как о воде. В первых стихах (Берешит 1:2) говорится: "Земля была пуста и не устроена; тьма — над бездной, а дух Б-га парит над водой". Далее рассказывается, как на второй день "верхние воды" были отделены от "нижних вод". Наконец, на третий день воды были собраны в моря, в результате чего образовалась суша.

Вот почему можно сказать, что в некотором смысле вода представляет собой "утробу Творения". Когда человек погружается в микву, он, условно говоря, добровольно попадает в состояние еще неродившегося мира, целиком ставя себя в зависимость от созидательной силы Б-га.

Та же идея проявляется и в этимологии еврейского слова "вода" — майим. Согласно некоторым авторитетам, это слово имеет тот же корень, что и вопросительное слово ма, "что". Когда человек погружается в воду, он отрекается от своего "я", т.е. как бы задает себе вопрос: "Что я такое?" Войти в воду — значит подвергнуть себя экзамену, проверке. Ведь если понятию "я" присуще постоянство, нечто, связанное с чувством уверенности, стабильности, то вода — это символ непостоянства, того, что течет, не имеет устоявшейся формы. Когда человек готов заменить свое, уже сложившееся "я" на готовность задать самому себе вопрос, — он готов также и к ответу, т.е. к тому, чтобы заново родиться. Поэтому, когда Моше и Аарон заявили (Шмот 16:7): "А мы — что? (Кто мы такие, чтобы вы, евреи, роптали на нас, а не Творца?)", — по мнению наших мудрецов, они тем самым проявили максимально возможное отречение от своей личности и полное подчинение воле Всевышнего. Вступающий в микву аналогичным образом подчиняет свое "я" Его воле.

Можно привести и более прозаическое объяснение. Когда человек погружается в воду, он попадает в среду, в которой его жизнь невозможна. Поэтому входящий в микву в буквальном смысле входит в такое состояние, где для него нет жизни. Согласно Торе, человек, прекративший дышать, уже как бы не живет. Ибо воздух — и есть жизнь. Таким образом, тот, кто погружается в микву, вступает на какое-то время в область смерти. А значит, когда выходит из нее — как бы рождается заново.

Кстати, здесь мы находим частичное объяснение тому, почему микву нельзя устраивать в емкости, изолированной от земли. Миква должна быть построена непосредственно в земле, примыкать к ней, ибо в некотором смысле она олицетворяет собой могилу. Входящий в нее человек становится на время как бы неживым. Только тогда, выходя из нее, он обретает новый статус, "рождаясь" для новой жизни.

В таком двойном уподоблении миквы рожающему материнскому чреву и могиле, в которой хоронят умерших, нет никакого внутреннего противоречия. Ведь и в чреве, и в могиле нельзя дышать, — они представляют собой крайние, полярные точки единого жизненного цикла. В связи с этим полезно отметить, что ивритское слово кевер, употребляемое обычно в значении "могила", в некоторых случаях обозначает "чрево". И то, и другое представляет собой узловую точку, символизирующую рождение и смерть. Проходя через эту точку, человек получает совершенно новый статус.

Наши мудрецы сравнивают человека, который погружается в микву, с посаженными в землю семенами. Хотя такие семена могут пребывать в состоянии томе, т.е. ритуально нечистыми, выросшее из них растение приобретает новый статус и становится чистым. Ибо семена возвращают растение к его истокам, с которого оно может начать новый цикл. Появляющиеся из земли побеги уже не связаны с прежним состоянием нечистоты, даже если семена были нечистыми. То же самое можно сказать о человеке. Воды миквы становятся для него чревом и истоками. Когда он выходит из них, то становится как бы совершенно новой личностью.