Шем Олам 11. О важности отчета перед самим собой

В трактате Хулин, 105а говорится следующее: «Сказал Шмуэль: “Я в сравнении с моим отцом — как уксус в сравнении с вином, от которого он произошел: если мой отец осматривал свои владения дважды в день, то я делаю это только один раз в день”. Так считал Шмуэль — ведь подобное этому он сказал в другой раз: “Тот, кто осматривает свои владения каждый день, находит сэла (крупную монету)”[1]». Возникает вопрос: только из-за того, что он не подводит итог своим делам дважды в день, он говорит о себе, что он — «как уксус в сравнении с вином»?[2]

Однако шмуэль высказывает очень глубокую идею. Если мы вдумаемся в то, на какой духовной ступени ныне находимся, то увидим, что она чрезвычайно низка[3]. Каждый человек чувствует в душе, что у него нет таких знаний в Торе, какие желал бы видеть у него Святой Творец; и что же мы ответим в день Суда, когда Б-г призовет нас к ответу за это, как сказано в Мидраш Мишлей, гл. 10: «Сказал раби Ишмаэль: задумайся над тем, сколь тяжел будет день Суда, когда Б-г будет судить весь мир! Придет тот, кто изучил Писание, но не изучил Мишну. Всевышний отвратит от него лицо Свое — и муки Геинома (ада) охватят его…». [Я привожу весь этот отрывок в моей книге Шмират а-лашон, Шаар а-Тора, гл. 7].

Также нет в нас и должного страха перед Г-сподом; мы больше боимся потерять рубль, чем упомянуть святое имя Всевышнего в молитве без должного настроя и сосредоточенности [что является большим грехом, о котором сказано: «Устам их Ты близок, но почкам (сердцам) их — далек » (Ирмияу, 12:2), и также говорится об этом от имени наших мудрецов, будь благословенна их память, в Сефер хасидим, 46]. И мы с легкостью теряем день-другой[4] для Торы, совершая грех, о котором сказано: «Ибо словом Г-спода пренебрег» (Бемидбар, 15:31). сказали наши мудрецы (Сангедрин, 99а), что речь идет о том, кто имеет возможность заниматься Торой, но не делает этого. Причина в том, что пустые дела этого мира делают бесчувственными наши сердца, — до такой степени, что мы уподобляемся больному, болезнь которого усилилась до того, что он уже не чувствует ее, и когда ему дают лекарство, он удивляется и спрашивает: зачем оно мне?

Так и мы во всех делах, касающихся наших душ: из-за множества трудов и забот, которыми наше дурное побуждение отвлекает нас, забываем о главном, ради чего пришли в этот мир! Вспомнить о нем мы можем одним-единственным способом: выделять себе особое время, ежедневно или, по крайней мере, раз в неделю, для того, чтобы уединиться, отвлечься от своих забот, подумать о том, что предстоит нам в будущем и о том, как исправить себя.

Нельзя прислушиваться к требованиям домочадцев, которые обычно поощряют человека только в делах, связанных с заработком. следует иметь в виду, что хотя жена и прочие члены семьи, несомненно, любят его и нет в этом мире никого, кто любил бы его больше их, — они, тем не менее, будут сопровождать его лишь до городских ворот (на его похоронах), — а после каждый пойдет своим путем… Человек останется один и должен будет дать отчет в час суда обо всех своих разговорах. Сказано: «И сообщает человеку о речах его» (Амос, 4:13), и наши мудрецы пояснили этот стих так: «Даже незначительную беседу между мужем и женой припоминают человеку в час суда» (Хагига, 5б). И также показывают ему всю его жизнь по часам — что он делал в каждый час, и даже если делал что-то хорошее — делал ли это, чтобы прославить имя Всевышнего, или, быть может, лишь для того, чтобы гордиться собой. [Как сказано: «Ибо всякое дело приведет Б-г на суд — все сокрытое, как доброе, так и дурное» (Коэлет, 12:14), — другими словами, даже хорошие дела, такие, как занятие Торой, молитва и т. п., приведет Он на суд вместе со всем сокрытым, то есть само дело вместе с его намерением — было ли это дело сделано во имя заповеди или нет]. И как же можно жалеть человека, если он не жалеет сам себя в течение своей жизни, не желая постоянно вглядываться и вдумываться в то, как он тратит свое время и готовить себе, пока жив, припасы в предстоящий путь в свою вечную обитель, — так, чтобы не пролетели дни его впустую*¹.

По моему мнению, в приведенных в начале этой главы словах Гемары (Хулин, 105а, где говорится об «осмотре владений») идет речь о вещах не материальных, а духовных, которые являются для человека истинным приобретением на вечные времена. Именно о них размышлял отец Шмуэля, который был в высшей степени благочестив, когда «осматривал» их дважды в день: в середине дня он проверял, как он исполнил свой долг в отношении бремени заповедей, принятого на себя утром, и аналогично этому — ночью. А сын его, Шмуэль, который (считал себя) не столь великим человеком, как отец, делал то же самое лишь один раз в день. И Шмуэль сказал, что проверяющий свое достояние «находит сэла», — другими словами, в результате таких размышлений человек наверняка найдет то, что нуждается в исправлении, и исправит это.

Сказано там далее (в трактате Хулин): «Абайе осматривал свои владения каждый день [то есть размышлял о своих делах] и спрашивал: где же та сэла, о которой говорил господин (мой учитель) Шмуэль? [Это означает, что после всех размышлений он не находил того, что следовало бы исправить; Абайе был человеком великой святости, которому посылали с Небес приветствие и благословение всякий раз накануне субботы, как рассказывается об этом в трактате Таанит, 21б]. И далее: Однажды он увидел своего ариса[6], который нес вязанку дров (без ведома хозяина). [По моему мнению, слово “арендатор” — это намек на дурное побуждение, которое является соучастником человека во всех его делах и является как бы составной частью его душевных сил[7]]. Спросил его: “куда ты несешь эти дрова?” Тот ответил: “в дом моего господина”. [Это означает, что Абайе внимательно вгляделся в свое дурное побуждение, намеревающееся совершить какое-то действие, и спросил его, в чьих интересах оно совершает это действие. И оно ответило, что намеревается принести ему, хозяину, пользу; другими словами, совершает это во имя заповеди]. Сказал Абайе: уже опередили тебя наши мудрецы! [Они учили меня, чтобы я постоянно обдумывал и взвешивал то, что исходит от тебя. И я понимаю, что ты намереваешься обмануть меня в этом деле, чтобы причинить мне вред; все дела твои — не на пользу мне. Посредством отчета перед собой Абайе всмотрелся в свое дурное побуждение, которое пыталось обмануть его, — и отказался следовать его советам, хотя реального разговора (как он описан в Гемаре) не было[8]. Нечто подобное произошло с равом Аси, как описывается далее в трактате Хулин (105а): он закричал, пришли люди и закрыли поврежденное место[9]. Это происшествие, видимо, было похоже на то, что случилось с равом Амрамом (Кидушин, 81а)[10], и спасение пришло через других людей, как и в том случае. Все эти приемы (борьбы с дурным побуждением) были приобретены благодаря постоянному самоотчету; разум этих праведников был вооружен всеми средствами и ухищрениями против дурного побуждения, чтобы оно не могло одолеть их].»

Мы должны учиться у крестьян-неевреев, людей простых и необразованных, глядя, какую расторопность и старание являют они в своих трудах: как они встают летом на утренней заре, чтобы вывезти на поля навоз; видя большую тучу и боясь, что дождь намочит и испортит сжатый хлеб на полях, торопятся и тяжело трудятся, чтобы укрыть его на току. Столько труда — ради заботы о своей скоротечной земной жизни… Насколько же больше расторопности и старательности мы должны проявлять в Торе и возвращении к Г-споду, чтобы наши дни не прошли впустую!

Эту же мысль я нашел в мидраше (Шир а-ширим раба, 1:9), где раби Элазар говорит: посмотрите на тех, которые вывозят на поля навоз и солому! Если они так стараются ради кратковременного пребывания своего в этом мире, — насколько же больше следует стараться ради жизни вечной! И я полагаю, что на это намекает царь Давид, мир ему (Теилим, 119:98): «מצותך כי לעולם היא לי מאיבי תחכמני — Учиться мудрости у врагов моих Ты побуждаешь меня[11] (ради исполнения) заповеди Твоей, ибо (жизнь) вечную (дарует) мне она». Здесь есть намек на то, что необходимость исполнения заповеди понуждает меня учиться (мудрости вообще, и как следствие — расторопности) у врагов моих, знающих, что в конце их ждет смерть и им предстоит быть в этом мире лишь краткий миг, но занимающихся только делами этого мира. А я должен проявлять расторопность в исполнении Твоих заповедей — так насколько же больше нужно стараться ради жизни вечной, ожидающей меня! Последние слова этого стиха можно понять и так: «мне (или иначе: моя) она (заповедь) навеки», — ничто иное не может быть «моим», ибо «не сопровождают человека в мир иной ни серебро, ни золото*², а только Тора и добрые дела» (Пиркей авот, 6:9).

*¹ я слышал о том, как один мудрый человек ответил на претензии своей жены, которая постоянно поощряла и подталкивала его только к делам, связанным с заботами об обеспечением семьи. Вот что он сказал ей.

Расскажу тебе притчу. Одного человека оклеветали, обвинив в том, что он и его домочадцы изготовляют фальшивые деньги. Все попытки защищаться и опровергнуть обвинения не помогли, и был вынесен приговор: отрубить руку ему или его жене. Пришло назначенное время; их привели в суд и хотели уже отрубить ему руку — но жена его начала горько плакать, говоря: что же я буду делать с безруким мужем? И я люблю его! Она упала в ноги судей и умоляла пощадить мужа. Те отвечали, что невозможно просто отменить наказание, поскольку в их доме найдены фальшивые деньги, и если он невиновен, то виновна она, и ничего не остается, как подвергнуть наказанию ее. Но когда она увидела, что злая участь неотвратима и нет никакой возможности уйти от наказания, и вот уже ее взяли за руку, чтобы подставить ее под топор, — она вырвала руку — в конечном счете она больше заботилась о себе…

Точно так же и ты, жена моя. Ты всегда поощряешь и подталкиваешь меня заботиться о содержании семьи, и в этом нет ничего дурного. Но когда в будущем мы придем на суд, где меня будут судить за то, что я недостаточно изучал Тору и не исполнил несколько сот заповедей, и приговорят к наказанию в Геиноме [объясняли наши мудрецы (Бава батра, 79а): каждый, кто недостаточно трудится над изучением Торы, попадает в Геином, как сказано: «Человек, сбившийся с путей разума, средь обитателей ада упокоится» (Мишлей, 21:16)], — ты, конечно, станешь плакать о моей беде, будешь умолять и пытаться спасти меня, уверяя, что я не виноват… Тебя спросят: кто же тогда виноват? Не ты ли — ведь ты постоянно отвлекала его от Торы и заповедей соблазнами своими и тем, что подталкивала и поощряла мужа заниматься делами этого мира, совершенно не думая о будущем; и если это так — иди в Геином вместо него! А когда ты увидишь, что нет никакого способа избежать наказания, и злые ангелы собираются бросить тебя вместо меня в страшную яму Геинома, — нет никакого сомнения, что ты закричишь, и откажешься от слов своих, и скажешь: я не виновата! Я никогда не училась — ведь я женщина и не обязана изучать Тору, и потому я не знала, сколь велика эта обязанность — изучать Тору и исполнять заповеди! Он — мужчина, он ходил в Дом учения и слышал там от рава и других знатоков Торы о величии этой обязанности — да и сам он знает, что написано об этом в книгах! И если кто-то виноват — то он, а не я!

В общем, дело обстоит так: ты — моя жена и любишь меня, но лишь до тех пор, пока нас не ведут в суд. В тяжкий час ты изо всех сил будешь искать возможности спасти себя [ведь даже душа и тело одного и того же человека, которые, конечно же, всю жизнь преданно любили друг друга, в час суда, из страха перед ним, пытаются каждый сбросить с себя вину и переложить ее на другого, как об этом говорится в Талмуде (Сангедрин, 91а), — и тем более это верно, когда речь идет о двух разных людях]. А раз так — прекрати свои уговоры и дай мне идти в Дом учения для учебы и молитвы! Ведь если я не позабочусь о себе — кто же позаботится обо мне?

Будь ты достаточно мудрой — понимала бы, что в твоих же интересах постоянно поощрять меня к тому, чтобы дни мои не проходили впустую, поощрять и содействовать, чтобы я мог ходить в Дом учения, учить Тору и молиться, — и тогда у тебя тоже была бы великая заслуга изучения Торы и исполнения заповедей, как сказали наши мудрецы: «Чем заслуживают женщины (свою долю в будущем мире)? Тем, что ожидают возвращения своих мужей из Дома учения»[5] (Брахот, 17а).

[я слышал об одном большом мудреце поколения, что когда он умирал, его жена попросила его, чтобы он дал ей долю в будущем мире за счет своей Торы и заповедей. Он ответил ей так: «зачем ты просишь у меня? Если доля эта будет у меня, то будет и у тебя, поскольку ты помогала мне в служении Г-споду, — точно так же, как и в этом мире: если муж богат — то и жена богата! А если, не дай Б-г, у меня не будет, то и у тебя не будет — ведь если муж беден, то и жена бедна»]. Если женщина постоянно мешает своему мужу приобрести заслугу Торы — каким образом она сама может удостоиться этой заслуги? Но если она помогает ему в его делах, давая ему возможность идти в Дом учения, чтобы изучать Тору и молиться, — тогда, несомненно, у нее есть заслуга в его Торе и заповедях.

***

*² Я хотел бы привести здесь хороший совет, о котором слышал от имени одного из великих мудрецов поколения. Как нам известно из Писания: «Если домогаться будешь его (здесь: “служения Всевышнему”), как денег…» (Мишлей, 2:4), нужно искать истинного служения Г-споду так же, как принято у людей искать возможности заработать деньги. В делах, связанных с добыванием денег, мы видим воочию, что даже самый избалованный человек, не желающий вести скитальческую жизнь, видя, что не может заработать, сидя дома, ищет заработка даже в другом городе. Он тратит на эти поиски немало денег, — быть может, приготовил ему Б-г заработок в этом месте. Тем более, если ему будет точно известно, что в таком-то месте его ожидает большой заработок, — он, конечно же, не станет лениться, и особенно — если узнает, что ему не нужно будет задерживаться там надолго ради этого большого заработка, а только лишь на считанные недели, — он наверняка соберется в путь и с радостью отправится туда! Точно так же человек должен вести себя и в служении Г-споду: если он видит, что дома его отвлекает множество забот и он никоим образом не может отстраниться от них, чтобы сосредоточиться на изучении Торы и отчете перед самим собой; он должен уехать из дома на какое-то время в другой город. Широко известно сказанное в комментарии на мидраш Шир а-ширим (8:14) на стих: «Эта тысяча — тебе, Шломо, а двести — стерегущим плоды его (виноградника)» (Шир а-ширим, 8:12): «тысяча» полагается изучающим Тору в чужом месте, а «двести» — изучающим на своем месте.

[А тот, кто не может нести расходы на пропитание и прочие свои нужды (в чужом городе), должен согласиться с тем, чтобы его содержали там другие люди. Есть люди, которые отказываются от этого, ссылаясь на сказанное нашими мудрецами: «Велик тот, кто питается плодами трудов рук своих» (Брахот, 8а), — и тем самым они отдаляются от Торы, поскольку не могут нести упомянутые расходы. Но они совершают при этом большую ошибку. Ведь то, что человек не берет деньги у других, — это лишь проявление хорошего качества. Разве можно ради этого терять богатство Торы?! Даже если бы это было заповедью в полном смысле слова — человек не обязан ради этого хорошего качества терять все свое вечное достояние! Он видит, что дома его очень отвлекают и он не может учиться — так какой же будет результат? Человек, далекий от Торы, с течением времени удаляется совершенно от всего связанного со святостью[12], как это мы видим в молитве «Восемнадцать благословений», установленной нашими мудрецами, в которой сказано: «Верни нас, Отец наш, к Своей Торе», а вслед за этим: «И приблизь нас, о Царь наш, к служению Тебе»[13]. Это тем более верно, поскольку «пользоваться плодами трудов рук своих» — это не более чем просто хорошее качество. А если человек не хочет пользоваться помощью других людей потому, что не хочет, чтобы у них была доля в его Торе, это в известной мере указывает на то, что он учится не ради самой Торы, а из желания, чтобы весь будущий мир принадлежал ему одному. Ведь если это не так, то какая ему разница, что кто-то другой удостоится этого блага благодаря его учебе? И еще сказал упомянутый выше великий мудрец поколения, что если даже он сам может нести расходы, связанные с учебой в другом городе, он все же имеет право согласиться на то, чтобы его содержали. Причина в том, что благодаря этому он сможет учиться больше времени и ему не будут препятствовать в этом домашние. Ведь в противном случае, если он будет брать деньги из дома, они будут согласны на это лишь очень короткое время, говоря: «Мало того, что ты сейчас не зарабатываешь, ты еще все время требуешь денег!»]

Но если человек предвидит, что его домашние дела понесут ущерб от его длительного отсутствия, или же не может ехать из-за своих приятелей в том городе, куда едет, которые узнают его там [хотя отказываться от поездки именно по этой причине недостойно тех, кто мужественно и непреклонно служит Всевышнему, см. Орах хаим, 1[14]], или же по какой-то другой причине, — то пусть он поедет в большой город, где его не узнают, на несколько недель или хотя бы на несколько дней, чтобы там полностью отдаться учебе и обдумыванию того, как ему исполнять Тору в последующие дни, когда он будет дома. Польза во всем этом — в том, что он сохранит для себя искры любви к Г-споду. Так следует поступать постоянно: после нескольких месяцев дома — несколько недель в каком-нибудь городе с целью изучения Торы. Такой способ учебы хорош и уместен в любое время, однако самым правильным будет посвятить этому месяц элул[15].

Приведенный здесь совет имеет прямое отношение к вопросам, которые задают человеку в час суда (Шабат, 31а): вел ли ты свои дела честно? Выделял ли ты себе постоянное время для изучения Торы? Выделение времени для занятий Торой — вещь сугубо индивидуальная: если человек может организовать для себя занятия надлежащим образом дома — хорошо; но если нет, из-за множества отвлекающих его дел, — он, несомненно, обязан найти для себя выход и даже ехать в другой город. Об этом сказано в Гемаре: «Учили наши мудрецы: бедняк, и богач, и нечестивец приходят на суд… Богатого спрашивают: “Почему ты не занимался Торой?” Он отвечает: “Я был богат и занят делами, связанными с моим имуществом”. Ему говорят: “Но ты ведь не был богаче, чем раби Элазар бен Харсум! О нем говорили, что отец оставил ему тысячу деревень на суше и, помимо них, тысячу кораблей на море, а он каждый день брал мешок муки на плечо и шел из города в город и из страны в страну — изучать Тору и т. д.” (Йома, 35б)[16]. Об этом, действительно, говорит стих Торы: “Ведь не за морем она, чтобы сказать: кто бы пересек ради нас море, чтобы взять ее для нас” (Дварим, 30:13); сказали наши мудрецы (см. Эрувин, 55а) и приведено у Раши (Дварим, 30:12), что даже если бы она действительно была за морем, ты обязан был бы пересечь его ради Торы. И тем более нельзя лениться ехать ради Торы в другой город.»

[1] То есть избегает ущерба, поскольку (своевременно) поправляет то, что необходимо (Раши там). Из последнего высказывания Шмуэля видно, что он считает важным для человека постоянно следить за своим имуществом, но при этом считает достаточным осматривать его один раз в день, а не два.

[2] Тем более мы можем заострить этот вопрос, если вспомним слова раби Меира в Пиркей авот (4:10): «Уменьшай свои земные дела и занимайся Торой», — и уменьшение занятий торговыми и прочими земными делами упоминается там (гл. 6) также среди сорока восьми путей приобретения Торы, — и в соответствии с этим, как кажется, Шмуэль должен был бы сравнивать с вином себя, а отца — с уксусом…

Но из всего этого и из сказанного далее автором ясно, что в словах Шмуэля имеется в виду духовный самоотчет человека о том, что он сделал за прошедший день в исполнении заповедей и изучении Торы. Именно духовный самоотчет должен происходить не реже одного раза в день, тогда как в материальных делах какой-либо определенной «нормы» быть не может.

[3] То, что сказал здесь автор о своем поколении, несомненно, еще в большей мере относится к последним поколениям.

[4] Сам Хафец Хаим, как и другие великие мудрецы Торы, например, Виленский гаон, вел свой личный счет времени, потерянного для изучения Торы, — не на дни или часы, а на минуты.

[5] Ждут своих мужей и разрешают им идти в другой город изучать Тору (Раши там).

[6] Арис — арендатор. Имеется в виду особая разновидность аренды, при которой арендатор делится с хозяином определенной частью урожая; их отношения близки к отношениям компаньонов — совладельцев дела. Эта деталь важна, поскольку автор, как он говорит далее, видит в арисе намек на дурное побуждение, также тесно «соучаствующее» с человеком во всех его делах.

[7] Как сказано об этом в книге рабейну Бахьей Ховот а-левавот, раздел Шаар ихуд а-маасе, гл. 5).

[8] Писание (Шмуэль-2, гл. 11, 12) рассказывает о грехе Давида с Бат Шевой, которая до того была женой другого человека. При оценке его поступка нужно принимать во внимание все, что сказали наши мудрецы в оправдание Давида, — то, что Бат Шева получила гет (разводное письмо) от мужа перед его уходом на войну, — но, как сказано, «дело это было плохим в глазах Г-спода» (там, 11:27). И Г-сподь послал к Давиду пророка Натана, который рассказал ему историю о том, как один богач отнял у бедняка его единственную овечку. Давид осудил поступок того богача. Тогда Натан сказал ему: тот богач — это ты! И автор говорит здесь, что точно так же, как не было в действительности той истории с овечкой, поскольку это — лишь притча, а была история с Давидом и Бат Шевой, — точно так же не было в реальности разговора Абайе с «арендатором», а был отчет Абайе перед самим собой.

Подробное и чрезвычайно важное объяснение того, как понимают наши мудрецы слова агады (сказания) в Талмуде, по пшату (простому смыслу) и не по пшату, мы находим в комментариях Рамбама на Мишну (Сангедрин, гл. 10).

[9] Рав Аси обходил и осматривал свои владения ежедневно. Однажды он увидел, что вода выходит из пруда через поврежденное место и грозит затопить его поле. Он свернул свою одежду, закрыл ею это место и стал звать на помощь; прибежали люди и устранили повреждение.

[10] Там описывается, как однажды после того, как были выкуплены у врагов женщины-пленницы, их разместили в доме рава Амрама Хасида на верхнем этаже. Тяжелую лестницу, ведущую туда, убрали, чтобы никто не мог к ним проникнуть. Случилось так, что одна из них прошла близко от входа, и дом озарился светом ее лица. Рава Амрама в тот же момент атаковало его дурное побуждение. Он придвинул лестницу к входу наверх (обычно в одиночку это невозможно было сделать) и стал подниматься. На середине лестницы, чувствуя, что без помощи других людей не сможет преодолеть свое дурное побуждение, он стал кричать: «Пожар в доме Амрама!» Прибежали люди, и, увидев, что происходит на самом деле, сказали ему: «Нам стыдно за тебя!» (из-за того, что они видят рава Амрама в такой ситуации — в двух шагах от греха, и это — при его безукоризненной репутации, о которой говорит его прозвище — Хасид, что значит «благочестивый»). Он ответил им: «Лучше вам испытать стыд в доме рава Амрама в этом мире, чем стыдиться за меня в будущем мире!» Тогда он заклял свое дурное побуждение, чтобы оно вышло из него, — и оно вышло в виде столба огня. Сказал ему рав Амрам: «Ты — огонь, а я — всего лишь плоть; но я сильнее тебя — потому, что сдержал себя и не согрешил».

[11] Намек основан на том, что слово תחכמני, в соответствии с грамматикой иврита и контекстом стиха, можно перевести здесь двояко: «Ты (Б-г) умудришь меня», или «она (заповедь) умудрит меня».

[12] Пишет р. М. Х. Луцатто: «Творец, создавший в человеке дурное начало, создал также и Тору — противоядие от него (см. Кидушин, 30б)… И даже если человек применит все хитрости в мире, но не воспользуется специально созданным средством — Торой, он не узнает и не почувствует усиления болезни, пока не умрет в грехе и не погубит свою душу… Но если человек занимается Торой, видит ее пути… в нем само собой зародится душевное стремление, которое приведет его на путь добра, как сказали наши мудрецы (Эйха раба, шаар шени): “Пусть бы даже оставили Меня, но сохранили Тору”» (Месилат ешарим, гл. 5).

[13] Другими словами, изучение Торы является условием приближения.

[14] Рамо пишет там: «И пусть не стыдится людей, которые смеются над ним за его служение Г-споду».

[15] Месяц элул предшествует Рош а-шана — дню, когда Всевышний судит весь мир, и потому весь этот месяц сам по себе предназначен для отчета перед собой и возвращения к Всевышнему — особенно в том, что касается изучения Торы. Название месяца אלול — э-л-у-л — составляют начальные буквы слов стиха: ани ледоди ведоди ли — «я принадлежу моему другу, а мой друг принадлежит мне» (Шир а-ширим, 6:3). По-настоящему же приблизиться к «моему другу», то есть Творцу, можно только через изучение Его Торы.

[16] Вначале там говорится о бедняке, который в ответ на вопрос, почему он не учил Тору, оправдывается, что был занят добыванием пропитания. Ему отвечают: но ведь не был же ты беднее, чем Илель, который каждый день нанимался на работу и половину заработка отдавал привратнику Дома учения, а на остальное кормил себя и семью! Однажды он не нашел себе работы, а привратник не пустил его в Дом учения. Он влез на крышу и сел возле трубы, чтобы услышать слова великих мудрецов Торы Шмайи и Автальона. Была зима; его засыпало снегом, и он чуть не замерз. Шмайя и Автальон заметили его, внесли внутрь, согрели и тем спасли ему жизнь.

Далее там, в Гемаре, следует приведенный здесь автором рассказ о богаче, а затем — о том, что также и злодею задают тот же вопрос, и он отвечает: я был красавцем и был занят тем, что ублажал свое дурное побуждение. Ему отвечают: ты ведь не был большим красавцем, чем Йосеф (сын нашего отца Яакова)! Когда он был рабом Потифара в Египте (см. Берешит, гл. 39:7 и далее), жена его хозяина каждый день уговаривала его согрешить с ней, постоянно меняла ради него одежды, угрожала ему — но он не соглашался и удержал себя от греха.