Уровень человека 53. Пути искупления. Глава 6

Таким образом, в один прекрасный день человек должен понять, что вот он находится на перепутье. Сегодня, здесь и сейчас ему предстоит оставить свое прошлое и вступить на новый путь, ведущий его в новую жизнь. Что скажет он? Что меняться трудно, да и как же поменяться так сразу, в мгновение ока? А как же Рамбам, прямым текстом говорящий[1], что настоящим является такое раскаяние, при котором Тот, Кому известны все тайны, мог бы засвидетельствовать, что раскаявшийся больше не вернется к прошлым глупостям?

Мы видим, что, даже когда человек готов честно и искренне засвидетельствовать о себе, что не вернется к прошлым глупостям и не будет больше грешить, и нет у него никаких сомнений в том, что он устоит на новом праведном пути, не факт, что это может служить признаком истинного раскаяния. Каково же оно, истинное раскаяние? Это такое состояние, когда Сам Всевышний, Которому ведомы все тайные помыслы души, засвидетельствует, что этот человек никогда больше не вернется к прошлым глупостям.

Но если сам человек не верит в свои силы и утверждает, что раскаяние и исправление для него — область недосягаемого, если он не уверен, что сможет устоять на новом пути, то что же может засвидетельствовать о нем Творец? И что же, неужели для него не существует реальности раскаяния и исправления, а, следовательно — возможности прощения прошлых прегрешений?!

Однако если Рамбам прямым текстом утверждает, что настоящее раскаяние — это то состояние, при котором Тот, Кому известны все тайны, может засвидетельствовать, что человек больше не вернется к прошлым глупостям, значит, такое раскаяние возможно! Значит, человек способен раскаяться и исправиться в такой степени, что Сам Творец мог бы засвидетельствовать о нем, что к прошлым глупостям тот больше не вернется. Что же нужно для этого?

Прежде всего, чтобы человек знал себя, свой характер, свои слабые стороны. Чтобы он отдавал себе отчет, где его могут подстерегать духовные опасности и ловушки, в чем заключался корень его прошлых ошибок и заблуждений, что привлекало его к ним, и как ему удалось победить в себе это. Потому что за каждым грехом и недостатком стоит своя глубинная причина.

Что еще? Проанализировать, что толкало его сойти с путей Торы в пользу внешнего мира. Понимая и осознавая все это, зная и чувствуя, что от всех его прошлых влечений и переживаний ему осталось лишь отвращение вплоть до рвотного рефлекса, человеку еще предстоит обрисовать в уме общий план, как избежать будущих ошибок, где, в каком именно месте его могут подстерегать нарушения, и где поставить ограждение перед возможными ловушками.

И, кроме всего прочего, человек должен понимать, что новая жизнь для него не обуза, а спасение, залог духовного роста и блага. И если уж человек однозначно решает вступить на этот путь, подкрепляя свое решение действиями, то почему бы Тому, Кому известны все тайны, не засвидетельствовать, что он больше не вернется к прошлым глупостям? Ведь у такого человека слова не расходятся с делом, мыслями и чувствами, его раскаяние — полное, освещающее его новый путь, благодаря которому он сможет не только устоять, но и уберечься от всех препятствий и убытков.

А проблема того, кто утверждает, что это — выше его сил, что он на такое неспособен, да еще и не верит, что кто-либо другой способен по-настоящему измениться за короткое время, не в том, что истинная тшува — вне его досягаемости, а в том, что он сам слишком далек от нее.

Все это напоминает описанную нашими мудрецами[2]ситуацию, в которой неевреи обсуждали невозможность соблюдения субботы, считая, что евреи лишь притворяются соблюдающими. Доказательство? Почему же по субботам кошельки с деньгами не валяются на улице: ведь евреям запрещено их поднимать? И неевреи просто судили о невозможности соблюдения шабата, исходя из своего собственного мировоззрения, своих личных предпосылок, делая выводы о чужих недостатках на основе собственных.

Не только неевреи разделяют подобный ход мысли. Любой человек, которому нечто не свойственно, который настолько далек от «нечто», как будто оно у него отмерло, воспринимает этот недостающий ему лично параметр как некое ископаемое, уже давно не существующее в природе в принципе. Соответственно он и не верит, что то, чего не хватает ему самому, может существовать у кого-то другого, что кто-либо может достигнуть совершенства там, где он предельно далек от совершенства. Например, как можно за ограниченный отрезок времени от варварства и дикарства перейти к высшим ступеням духовного роста.

Однако тут следует помнить, что, в действительности, препятствием для роста служат отнюдь не высота духовных ступеней, а голос дикарства и варварства, отрицающий все духовное и святое. Но слепец может очень долго и внушительно оспаривать существование солнечного света, хотя существование солнца и света очевидно каждому, обладающему даром зрения. Лишь сам слепец, лишенный этого дара и вследствие этого не видящий света, может отрицать эту очевидную истину.

И все же данная аллегория — не совсем точна или, точнее сказать, совсем неточна. На самом деле, существует огромная, принципиальная разница между тем, кто рожден был слепцом и обречен пожизненно ничего не видеть, и тем, кто погряз в духовной нечистоте, но при желании и старании способен выкарабкаться из нее, достигнув такого уровня, что Сам Творец сможет засвидетельствовать о нем, что все его глупости навсегда останутся достоянием прошлого, и он больше никогда к ним не вернется. Проблема, что на данный момент его душа жаждет тех самых глупостей, без них он не представляет себе жизни, и сама мысль о возвращении к Творцу, об искреннем раскаянии и истинном исправление и искуплении, повергает его в шок.

Что это напоминает? Разорившегося банкрота, которому угрожает смертельная расправа. Не представляя себе возможности исправить положение, он начинает размышлять, что предпочтительней — повеситься или застрелиться. И вот, пока он проводит несколько дней в раздумьях над этой трагической темой, его близкий друг находит для него идеальное решение, как ему спастись от нависшей над ним смертельной опасности. Но когда друг прибегает к нему с радостной вестью, он наталкивается на стену непонимания и отчуждения. «Нет-нет, — отнекивается банкрот. — Это, дружище, дело решенное. В этом вопросе я уже сам все решил, и в чужих советах не нуждаюсь. Осталось только выбрать последние детали: пистолет или веревка».

Сколько людей, которым уже давно опостылела их жизнь, отказываются от спасительного предложения Торы, сулящего им полноценную жизнь! И ведь если бы раскаянье было чем-то тяжелым, Тора его и не требовала бы. Пути ее — пути приятные в такой степени, что даже колючие сорта пальмы и мирта нашими благословенной памяти мудрецами были признаны непригодными для выполнения заповеди четырех растений[3]. И если Тора призывает нас к раскаянию и исправлению, можно не сомневаться в том, что это — источник жизненности и блага, ключ к ответам на все жизненные вопросы, ибо нет ни одной области человеческого бытия, в которой Тора не предложила бы человеку свой путь и свое решение. Но, увы, человек для себя уже все решил, и выбор остался за малым: пистолет или веревка; и живительные, жизненные советы его уже не интересуют.

Как же тогда говорят в народе: «О здоровье спрашивают не у врача, а у больного»? И если «больной» утверждает, что у него нет ни возможности, ни сил, то, пусть это даже игра воображения, но тут хотя бы у него есть поле для игры этого воображения, а в Торе он не видит ни поля, ни воображения. Что уж говорить о таких высоких понятиях, как жизненный путь, определение бытия и т.п.?!

На этот вопрос уже ответили наши благословенной памяти мудрецы[4]. Как известно из традиции, за сотворение мира отвечает буква эй (ה). Обратите внимание, как она выглядит: похожа она на портик, и каждому жаждущему опуститься и упасть — дорога открыта (нижнее отверстие буквы). Но есть еще и небольшое верхнее отверстие. Для тех, кто желает подняться. Почему так? Почему бы не совместить вход и выход? Да потому, что это не поможет! Потому что на вход-выход можно повесить замок, но если придет вор и замок этот сломает, чтобы украсть, то нет смысла возвращать старый замок на прежнее место: его будет ожидать та же самая участь. Нет, теперь уж точно требуется более крепкий замок.

Так человеку, который увидел воочию, что жить, пытаясь компромиссно сочетать несовместимое, — невыносимо. Слишком уж много помех на этом пути, и слишком он опасен; ничто не поможет, пока человек будет стоять на своем, идти все тем же путем компромисса, а, по сути, топтаться на месте. И если, отказавшись от одного компромисса, он перейдет к другому, это ему ничем не поможет. Единожды справившись с замком, «вор» снова и снова будет успешно ломать его.

Во избежание этого отверстие ввысь — узко. Как комментировал Виленский Гаон: «Из этого мы учим, что тем, кто раскаялся, следует входить через узкое отверстие». То самое, о котором говорили наши благословенной памяти мудрецы: «Всякое начало — тяжело»[5]. Для начала необходимо оградиться от прошлого, отгородить путь ввысь от пути компромисса, и только тогда появляется возможность удержаться и сохранить достигнутую высокую ступень.

Это тоже никого не должно останавливать. Человек не должен бояться, что новые, более высокие нормы ему не под силу: слишком уж они высоки для него, а жизнь-то продолжает бросать ему вызов в лице все новых проблем и вопросов. Это снова напоминает историю кузнеца, списывающего свою небывалую удачу на тот факт, что он не стал золотых дел мастером. И ведь он приводит свои «веские» доказательства того, что если бы он стал ювелиром, то явно умер бы с голоду: за всю его кузнечную практику еще никто не обратился к нему с просьбой починить, хотя бы одно золотое кольцо или цепочку. Мы можем потешаться над его глупостью, понимать всю несостоятельность его логических умозаключений: ведь именно потому, что он выбрал профессию кузнеца, а не ювелира, никто и не пришел к нему починить кольцо. Но если бы стал он ювелиром, то сразу почувствовал бы разницу, насколько этот путь — счастливей и вольготней мучительных трудовых будней кузнеца, с трудом сводящего концы с концами.

Подобно кузнецу человек, не ощущающий на себе счастья Торы, делает свои «опытные умозаключения», будто Тора не дает человеку счастья, и на ее пути человека не ждет удача. На самом деле, удача далека лишь от того, кто еще не вступил на путь Торы, а продолжает двигаться другим, параллельным путем. Того, кто еще не предан ей всей душой и всем сердцем. Но стоит ему полностью предаться Торе и ощутить ее истинный вкус, как он увидит, почувствует Ее благо, и это полностью перевернет его жизнь.

Тот, кто вступает под сень Торы, в один миг может прорваться из кромешной тьмы к величайшему свету. Иначе не было бы законов раскаяния, подразумевающих возможность мгновенного исправления. Наличие подобных законов свидетельствует о том, что такая возможность реальна, ведь закон строится исключительно на жизненных реалиях.

И как же все-таки можно полностью измениться в одно мгновенье? Присмотревшись, мы можем заметить интересную вещь. И совершенство, и его обратная сторона — несовершенство, какой-либо недостаток, прегрешенье, на самом деле имеют две составляющие. Есть способствующая греху обстановка, а есть человек этот грех совершивший. Есть внешние условия, а есть — сущность. Есть возможность раскаяться и исправить внешнюю сторону прегрешения, а есть возможность отказа от самой сути греха.

О внешней стороне говорят наши благословенной памяти мудрецы[6]: «Не присоединяйся к злодею даже ради заповеди». Или[7]: «Иди себе окружными путями, — говорят назиру, — не приближайся к винограднику» и т.п. О внутренней стороне говорят так: «Да будут все твои поступки во имя небес»[8] и «Милосердный желает наши сердца»[9]. Совершенно очевидно, что раскаянье подразумевает исправление и внешней, и внутренней сторон. И тут существуют два уровня.

Есть тот, кто способен на мощнейший рывок, вопреки своей природе и застарелым привычкам. Такой человек может в один миг прорваться из кромешной тьмы к величайшему свету и стать буквально другим человеком и внешне, и внутри. Все, что имело какое-либо влияние на него в прошлом, в прошлом и осталось, и в настоящем не производит на него ни малейшего впечатления. И с тем же рвением, с которым предавался он к греху, он в одно мгновенье становится преданным Творцу и Торе. Об этом плакал раби Йеуда Анаси[10]: «Есть тот, кто приобретает свой мир в один миг».

Существует, однако, и другой уровень. Есть люди, честно желающие себя изменить, работая над собой. При этом им необычайно трудно одновременно измениться и внешне, и внутренне настолько, что все прошлое сразу же перестает играть какую-либо роль в их жизни,. Но и они способны принять однозначное решение совершить, хотя бы внешние изменения, отдалиться от тех внешних обстоятельств и условий, которые провоцируют их грешить, способствуя проявлению отрицательных качеств и слабостей. Это уж точно не удел избранных, и под силу каждому.

И, положа руку на сердце, каждый знает свои уязвимые места и слабости и при желании может обойти острые углы, избегая той обстановки, тех внешних условий, при которых, как он помнит и знает по опыту, он ничего не выиграл, а лишь оказался на краю пропасти, едва не растоптав свой талант, свой разум и, безусловно, свое величие. Что двигало человеком в час, когда он отказался от своего возвышенного выбора и предназначения в пользу греха?

Вот только заниматься самообманом, утверждая, что даже обстановка, способствующая греху в прошлом, больше не производит никакого впечатления, не стоит. Это равноценно утверждению, будто впредь огонь не имеет над нами власти, и мы можем не бояться никаких ожогов, тогда как, на деле, речь идет о естественной природной реакции. Поэтому единственное решение: полностью, бескомпромиссно сменить способствующую греху обстановку на обстановку, располагающую к соблюдению заповедей. На первом этапе — хотя бы на внешнем уровне.

[1] Законы раскаяния, гл.3

[2] Авода зара 70.

[3] Сука 32.

[4] Менахот 29б.

[5] Мехильта, недельный раздел Итро.

[6] Авот дераби Натан 9.

[7] Шабат 13.

[8] Авот 2.

[9] Санхедрин 106б.

[10] Авода зара 17.

С любезного разрешения главного раввина Литвы, р. Хаима Бурштейна

Читайте также: тема Духовное развитие человека