Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
Николай носил фамилию Курдовер и происходил — согласно семейному преданию — ни много ни мало от Рамака, Раби Моше бар Яаков Кордоверо, величайшего каббалиста прошлого.

Николай приехал в Израиль и остановился у нас, в Иерусалиме. В Москве, где он жил, ему поставили два непростых медицинских диагноза — окаменение легкого и подозрение на страшную болезнь. Чувствовал он себя, тем не менее, вполне бодро. Цель приезда — уточнение диагнозов. Приехал в четверг поздно вечером и со своим нехитрым багажом устроился в нашей гостевой комнате. Так что разглядел я его только в пятницу утром. Среднего роста, характерной еврейской внешности, Николай был сначала главным инженером отдела всесоюзной организации атомной энергетики, а после развала СССР заведовал логистикой огромной строительной фирмы. Все это выработало в нем характер — спокойный, рассудительный и, главное, неэмоциональный, что называется, «застегнутый на все пуговицы». Последнее качество было весьма полезным для роли «еврея при губернаторе» в российском галуте (прояви эмоции — заклюют под общий одобрительный гогот). Выражалось это, практически, в крайней сдержанности, доходящей до сухости.

От чего бы то ни было еврейского — помимо факта наследственности — Николай был всегда совершенно далек и никакого интереса не проявлял, тем более — русская жена и дети… А наследственность была, между тем, более чем примечательна. Николай носил фамилию Курдовер и происходил — согласно семейному преданию — ни много ни мало от Рамака, Раби Моше бар Яаков Кордоверо, величайшего каббалиста прошлого. Сохранился в семейном предании даже путь, которым потомки Рамака пришли в Москву: Турция, Болгария, Крым, здесь семья разделилась — часть ушла в Латвию, часть осела на Украине. На Украине фамилия превратилась в Курдовер. Прадед Николая был раввином и поэтому, когда все его братья и сестры бежали от погромов, остался в местечке. В голодомор 33 года отец Николая — Шауль подростком перебрался в Москву. Следует заметить, что в равнодушии к иудаизму Николай среди потомков великого Рамака не был одинок: несмотря на поиски, ни в одной стране, где есть Интернет, не обнаружилось среди носителей этих фамилий ни одного религиозного еврея.

Вернемся, однако, к Николаю — в четверг ночью он приехал, а назавтра — суббота. Утро пятницы прошло в разговорах на бытовые темы. Перед вечером жена шепнула мне «Возьми его, пожалуйста, в синагогу». Я предложил, Николай не возражал, надел кипу (второй раз в жизни — до этого много лет назад был по случаю в московской синагоге), а чтобы совсем не скучать, взял молитвенник с русским переводом (на иврите он знал лишь одно слово «шалом»), и через десять минут мы уже сидели в «Мишкан Шрага». Зал быстро наполнился — черные костюмы, шляпы, галстуки — помолились Минху. Изредка я поглядывал на Николая — как и все, он вставал, как и все, садился, как и все, читал молитвенник (при переходе к новому разделу я указывал ему начало) — естественное поведение скромного человека, привыкшего не выделяться.

Перешли к встрече Субботы, прочли шесть первых псалмов, начали петь «Леха Доди». Я повернулся к Николаю, чтобы показать ему начало текста, и вдруг увидел, что по щекам его текут слезы, — я не стал его трогать. Разве мог знать Николай, что этот гимн, которым евреи вот уже пятьсот лет встречают Царицу Субботу, написал раби Шломо бар Моше а-Леви Алькабец, великий учитель его великого предка раби Моше Кордоверо? Песня, в которой Николай не понимал ни слова, возносилась все выше и выше, и слезы текли все сильнее и сильнее. В них была горечь жизни, прожитой во тьме галута, вдали от своих, и одновременно — радость возвращения. Да, среди этих строго одетых людей с серьезными и просветленными лицами он, в джинсах и черной рубашке, был своим, та жизнь виделась плоской и нереальной, а эта — возвышенной и настоящей, он ждал этой встречи шестьдесят три года, а они ждали его здесь всегда. Там, где «Москва слезам не верит», плакать было запрещено и постыдно, а здесь они, не видя его слез, их понимали и принимали, здесь — его место. И от этого слезы текли еще сильнее. Кончилась молитва, Николай украдкой вытер слезы, мы вышли из бейт-кнессета и пошли домой. Но рядом со мной шел совсем другой человек… Кидуш, субботняя трапеза, слова Торы — все было для Николая внове, все требовало объяснения и все принималось с радостью и как само собой разумеющееся.

Пять месяцев, проведенных здесь, Николай был погружен в иудаизм: каждый день аккуратнейшим образом ходил со мной в бейт-кнессет, выучил все молитвы и разбирался в комментариях к ним, накладывал тфилин, ходил на уроки в вечерний русскоязычный колель и читал, читал, читал… Приходили гости к нам, кого-то навещали мы, Николай был всегда с нами — обычные еврейские религиозные семьи, постоянное присутствие Торы производили на него сильное впечатление. Как и раньше, он был крайне немногословен, но внимательно слушал и задавал вопросы. Видно было, что у него шла постоянная напряженная внутренняя работа.

Состояние здоровья Николая было вполне удовлетворительным, и он улетел в Москву на пару месяцев уладить свои дела, хотя врачи это не слишком приветствовали. Я регулярно звонил ему, передавал приветы от тех, кто с ним здесь общался и учился, он передавал приветы им, и я чувствовал, как это важно для него. На вопросы о здоровье он всегда отвечал бодрым голосом «Нормально» или «Погода такая переменчивая, и это сказывается». Между тем, как узнали мы потом, болезнь буквально взорвалась, состояние резко ухудшилось. Все это время, оказывается, я был единственным, с кем он соглашался говорить по телефону — стоя над пропастью, он воспринимал эти разговоры как последнюю связь с той жизнью, которая была — его. Все мы молились за его выздоровление, но не подозревали, сколь критична ситуация, поэтому его уход из жизни был совершенной неожиданностью.

Распределение Мишнайот проблемы не составило — особенно в утреннем миньяне «васиким», где Николай молился каждое утро. Серьезность Николая, его углубленность в молитву делали его полноправным и желанным товарищем по той «работе Всевышнего, на которой мир стоит», ради которой мы собираемся в бейт-кнессете и в колеле: «Как?! Ой-ой! Он же всегда был вот здесь, на этом месте» — подразумевалось, надежный, как скала. И еще — мелкая, но характерная для Николая деталь: он ввел обычай — после уборки расставлять в бейт-мидраше по местам все стендеры, а не только собственный, как это было раньше.

Поразительная тшува, которой удостоился Николай, поставила передо мной вопрос «что же мы из этого учим?». Общая причина общеизвестна, это “зхут авот” — заслуги предков, добавим, что в случае Николая в их число входят великий раби Моше Кордоверо и безвестный раввин местечка. Эта причина есть у каждого, но почему же именно на Николае она проявилась с такой силой? Невозможно указать, чем выделялся Николай среди, очевидно, многочисленных и потому неизвестных нам потомков Рамака, но одно качество имелось у него в совершенной форме — из всех людей, с которыми я сталкивался в жизни, Николай был самым скромным. Разве мог он знать, что именно это качество было указано его великим предком в “Томер Двора” как наиболее важное и влекущее за собой все остальные положительные качества? Он этот дар получил Свыше, а мы должны развивать его в себе.

И наконец — миньян, в котором Николай оказался как бы случайно и который перевернул всю его жизнь. Обыкновенный миньян, каких многие тысячи в Израиле. Давайте же взглянем на него глазами Николая и поблагодарим Всевышнего за то, что Он — в заслугу предков — открыл наши глаза и души Своему Свету и привел нас сюда — мы здесь, среди своих, все вместе — делаем нашу Работу.


Глава повествует о перипетиях в жизни праотца Яакова: о знаменитой «лестнице в небо» — пророческом сне Яакова, о его встрече с Рахель, пребывании Яакова в доме Лавана, женитьбе и рождении детей, будущих прародителей колен Израилевых. Читать дальше

Недельная глава Ваеце

Рав Реувен Пятигорский,
из цикла «Очерки по недельной главе Торы»

Рассказ о двадцати годах жизни Яакова

Избранные комментарии на недельную главу Ваеце

Рав Шимшон Рефаэль Гирш,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»

Б-г находится вместе с нами. Яаков почувствовал это, увидив сон о лестнице, ведущей в небо. Этот мир полон соблазнов, но следует помнить, что присутствие Творца помогает справиться с ними.

Все, что произошло между Яаковом и Эсавом, произошло затем между потомками Эсава и потомками Яакова

Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»

События, произошедшие с Яаковом и Эсавом, служат предысторией всего того, что переживали их потомки. Многовековое противодействие присутствует и в наши дни.

Четыре жены Яакова

Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»

От четырех жен Яакова произошли двенадцать колен. Это не случайное стечение обстоятельств, а воля Б-га.

Недельная глава Ваеце

Нахум Пурер,
из цикла «Краткие очерки на тему недельного раздела Торы»

Краткие очерки на тему недельного раздела Торы. Ваеце

Четыре жены Яакова

Дон Ицхак бен-Иегуда Абарбанель,
из цикла «Избранные комментарии на недельную главу»

Четыре жены символизируют четыре лагеря ангелов, располагающихся вокруг Б-га. Разъяснение смысла борьбы с ангелом в человеческом обличье.

Со всеми надо говорить вежливо и дружески. Ваеце

Рав Зелиг Плискин,
из цикла «Если хочешь жить достойно»

Лаван обвиняет Яакова в краже идолов. Праотец не знал, что Рахель похитила божка, и на нее пришлось произнесенное проклятие.

На тему недельной главы, воспитание детей. Ваеце

Рав Арье Кацин,
из цикла «На тему недельной главы»

Дети похожи на стрелы. Их легко выпустить из рук, но тяжело догнать и скорректировать ошибки в воспитании.