Дерех Хаим 52. Комментарий Маараля на трактат Авот. 3:21

Раби Элазар, сын Азарьи, говорит: «Если нет Торы, нет мирских занятий (дерех эрец); а если нет мирских занятий, нет Торы. Если нет мудрости, нет трепета; а если нет трепета, нет мудрости. Если нет знания, нет понимания; а если нет понимания, нет знания. Если нет муки, нет Торы; а если нет Торы, нет муки».

Следует задать такой вопрос. Если без Торы невозможны мирские занятия, а без мирских занятий не может быть Торы, как же может появиться одно либо другое?! Ведь прежде, чем появится Тора, необходимы мирские занятия, а они не могут возникнуть первыми, поскольку сначала должна быть Тора, — значит, ни то, ни другое не может существовать!

И тот же вопрос возникает по отношению ко всем остальным парам. И еще вопрос: какую вообще можно усмотреть связь между Торой и мирскими занятиями, чтобы поставить одно в зависимость от другого?!

И еще вопрос: если нет трепета, нет мудрости?! Но ведь мы знаем, (по крайней мере, двоих): Доэга и Ахитофеля, — которые были великими мудрецами, а трепета перед Небесами у них не было!

Если нет муки, нет Торы. Не правильнее ли было сказать: «Если нет хлеба, нет Торы»! Почему мишна говорит именно о муке?

Следует объяснить эту мишну таким образом. Выше (3:17) раби Акива говорит, что смех и легкомыслие приучают человека к разврату. Он имеет в виду, что одно зло тянется за другим. Поэтому вслед за его словами (которые завершаются в мишне 3:20) помещены слова раби Элазара, сына Азарьи, что это верно не только для дурного, но и для хорошего, то есть, если нет Торы, нет мирских занятий; а если нет мирских занятий, нет Торы, а если нет мудрости и т.д. Все перечисленные в мишне зазависимости основаны на том, что одно благо тянет за собой другое, подобное ему и связанное с ним, так же, как зло тянется за злом. Смех и легкомыслие, вещи сами по себе дурные, приучают и ведут человека к разврату, поскольку подобны ему, как уже разъяснялось. И как эти два зла похожи и тянутся друг за другом, так и Тора и мирские занятия, вещи хорошие и подобные друг другу, тянутся друг за другом.

Однако мы уже говорили, что объяснять (связь отрывков мишны) таким образом нет необходимости. Раби Элазар, сын Азарьи, просто жил в том же поколении, что и раби Акива, и поэтому их слова следуют друг за другом, как мы уже много раз объясняли. Именно по этой причине раби Ишмаэль, раби Акива и раби Элазар, сын Азарьи, выступают в мишне друг за другом: они жили в одно время, как разъясняется в последней главе трактата Моэдкатан (28б): «Когда умерли сыновья раби Ишмаэля, четыре старца пришли утешать его: раби Тарфон, раби Йоси Аглили, раби Элазар, сын Азарьи, и раби Акива», — а также во многих других местах.

Если нет Торы, нет мирских занятий. Под мирскими занятиями здесь понимается любая работа, которой человек занимается, чтобы обеспечить себе пропитание: торговля, ремесла и все, что человеку приходится делать в мире. И мишна утверждает, что без Торы вся эта деятельность была бы невозможна. Ведь если бы не Тора, и самого мира не существовало бы! Это положение наши мудрецы выводят в из того, что к названию Шестого дня творения добавлена лишняя буква эй (Шабат 88а). Они заключают отсюда, что все творение оставалось непрочным до дня дарования Торы, шестого сивана: если в этот день евреи примут Тору, (мир устоит), а если нет, — должен будет вернуться в первозданный хаос. И то же самое относится к каждому отдельному человеку: его деятельность в рамках миропорядка может принести устойчивые результаты только посредством Торы. Именно Тора приводит к завершению дело управления этим миром согласно природным законам — ведь Тора воплощает в себе Б-жественное управление миром, стоящее над природным, и только они оба могут сделать поведение человека в мире совершенным и подобающим для человека.

Поэтому мишна говорит, что без Торы нет и мирских занятий, то есть, обычного и естественного поведения в мире, согласующегося с природными законами: ведь дело, принципиально связанное с недостатком, не имеет устойчивого существования! А без мирских занятий нет Торы, поскольку Тора дана этому миру лишь при условии, что принимающие ее будут совершенны. Поэтому, если нет мирских занятий, то есть, если дела этого мира не ведутся так, как предназначено его природой, тогда и Торы нет, поскольку те, кто должен ее принять, оказываются несовершенными!

А вопрос о том, как могут появиться Тора и правильное поведение в мире, если они взаимообусловлены, — это не трудный вопрос. Когда мишна говорит: если нет Торы, — она имеет в виду такого человека, который совершенно не готов обратиться к Торе. Такой человек, вне всякого сомнения, и к делам этого мира будет неспособен. Однако если человек способен заниматься Торой, то есть, в принципе обладает возможностью познать Тору, об этом человеке нельзя сказать: если нет Торы, нет мирских занятий. Такому человеку, разумеется, следует начать с того, чтобы научиться правильно действовать в мире, то есть, подняться на первую ступень (познания), а затем уже (стараться обрести) высшую. Поэтому вполне возможно, что такой человек будет в состоянии торговать или заниматься ремеслами, хотя Торы в нем (пока что) нет. И наоборот: когда мишна говорит о том, что если нет мирских занятий, нет Торы, она имеет в виду человека, который вообще не способен действовать в мире подобающим для него образом, а, значит, и Торы у него наверняка не будет.

Однако можно понять утверждение мишны о том, что если нет мирских занятий, нет Торы, и буквально, то есть, сказать, что мишна обязывает человека вначале научиться вести свои мирские дела. Ведь если не овладеть низшими уровнями мудрости, невозможно подняться и на высшие, овладеть Б-жественной мудростью Торы! Мы видим это и в истории мира после сотворения: в нем мудрость мирских дел возникла на 26 поколений раньше, чем появилась мудрость Торы. Причина этого может состоять только в том, что земная мудрость должна непременно предшествовать Б-жественной. Однако вторую часть высказывания, если нет Торы, нет мирских занятий, следует понимать именно так, как мы объяснили: поскольку все мироздание обусловлено принятием евреями Торы, если ее нет, то нет смысла и мирских делах. Даже если человек, (лишенный Торы), научился каким-то способам поведения в мире, это его приобретение лишено надежности. (Рано или поздно) вся его (мирская мудрость) совершенно исчезнет, как произошло бы со всем мирозданием, не будь Торы.

Слова о том, что если нет мудрости, нет трепета, мы уже объясняли выше, в комментарии на мишну 3:11: Если страх человека перед грехом предшествует его мудрости, его мудрость сохраняется. Там мы очень подробно разъяснили, что мудрость сохраняется лишь благодаря трепету перед Б-гом. Кроме того, эту фразу можно объяснить с тех же позиций, что и предыдущую, о том, что если нет Торы, нет и мирских занятий. Трепет перед Б-гом — это конечная цель мудрости, то есть, мудрость человека в том и состоит, что приводит его к трепету перед Б-гом.

Об этом сказали и наши мудрецы в трактате Брахот (17а): «Цель мудрости — трепет перед Б-гом, чтобы не получилось так, что человек прочел Письменную Тору, изучил Устную, а при этом отвергает поучения отца или того, кто выше него». Таким образом, только после обретения трепета перед Небесами мудрость становится совершенной, так как достигает своей окончательной цели. Мудрость — это лишь ступень на пути достижения трепета перед Б-гом, как мы сказали в комментарии на слова (Авот 2:5): Невежда не боится греха. Ведь трепет перед царем проистекает от близости к нему: близкие к царю трепещут перед ним, но у тех, кто далек от него, нет подобного трепета. Человек, обретший мудрость, близок к благословенному Б-гу и потому преисполнен трепета перед Ним. Невежда же, далекий от Б-га и полностью погруженный в материальность, не может трепетать перед Ним. Именно таким образом человек через мудрость достигает трепета. И одно без другого невозможно, поскольку следствие не может появиться, если вначале не появилась его причина, а трепет — следствие и порождение мудрости. А если нет конечной цели и завершения, нет и предшествующего этапа: он лишен надежности, поскольку несовершенен, как мы тоже разъясняли выше.

Если нет знания, нет понимания; а если нет понимания, нет знания. Мишна, таким образом, употребляет три понятия: мудрость (хохма), понимание (бина) и знание (даат), которые нуждаются в объяснении. Слово мудрость следует понимать буквально: человек мудр, когда способен постичь то, что есть в мире. Понимание — это более высокая ступень, когда человек устанавливает связи между различными явлениями, то есть, понимает одно на основе другого. Так говорится в Сифри (начало Дварим): «Ариос спросил раби Йоси: В чем разница между мудрыми и понимающими?» А тот ответил: «Мудрый похож на богатого менялу. Когда к нему приносят динар на проверку, он его проверяет, а когда ничего не приносят — сидит и бездельничает. Понимающий же похож на расторопного менялу. Когда к нему приносят динар на проверку, он его проверяет, а когда не приносят — ищет и приносит сам». Таким образом, разница между мудростью и пониманием состоит в том, что мудрый человек, обладающий мощным разумом, в состоянии разобраться в том, что оказалось перед его глазами; понимающий же умеет рассуждать, то есть, из уже имеющегося знания выводит другое, новое. Как расторопный меняла достает деньги откуда-то извне, даже если у него самого их сейчас нет, так и понимающий человек способен добыть новое знание из другого места. А знание — это глубокое постижение, способность понять истинную суть явления, увидеть, чем оно отличается от всех остальных. (Например), определение человека — «говорящее живое существо», то есть, человек отличается от всех прочих живых существ даром речи. Такое постижение (природы человека) и называется знанием: постижение явления в его отличии от всего остального.

Мудростью же может быть названо любое постижение явления, даже если это постижение не дошло до истинной сути явления и его отличия от остальных. Стих связывает мудрость с землей (Мишлей 3): «Б-г мудростью основал землю, установил Небеса пониманием, знанием Его разверзлись бездны». (Такая иерархия) связана с тем, что Небеса дальше от материальности, чем земля, поэтому более подобает отнести понимание, то есть, более глубокую мудрость, к Небесам. Ты можешь увидеть это также из сказанного (там же, 20): «Глубокие воды — замысел в сердце человека, но муж понимающий вычерпает их». Ясно, что понимание — более высокий уровень разума.

Знание стих связывает с безднами, а причина этого — в том, что, как мы уже сказали, знание представляет собой способность различить явления, то есть, постичь истинную суть каждого из них через различение. Наши мудрецы (Брахот 33а) сказали, что отрывок о разделении шабата и будней нужно вставлять в четвертое благословение ежедневной молитвы, в благословение о даровании знания, поскольку именно знание позволяет провести различение между двумя вещами. Поэтому стих и говорит, что «знанием Его разверзлись бездны»: ведь речь идет о разделении (краев пропасти), и произошло оно благодаря силе Б-жественного знания. И именно через знание человек постигает истинную суть предметов, согласно сказанному (Брахот, там же): Велико (значение) знания, поскольку оно помещено между двумя именами Б-га (1 Шмуэль 2:3): «Ибо Г-сподь знания Б-г». Другими словами, именно знание достойно быть помещенным между двумя Б-жественными именами, поскольку именно через него человек постигает истину. Имя Б-га всегда связывается с истинным представлением о предмете, с тем, чем тот является на самом деле, поэтому это слово и заключено между двумя именами Б-га.

Мишна говорит, что если нет понимания, нет знания, а если нет знания, нет понимания. Это значит, что при отсутствии понимания, высшей ступени (познания), нет и знания. Эти две ступени, по утверждению мишны, связаны друг с другом, так что если отсутствует высшая ступень, понимание, отсутствует и предшествующая ей. А то, что понимание стоит на более высоком уровне, чем знание, ты можешь вывести из построения соответствующего благословения ежедневной молитвы. Оно звучит так: «Ты даруешь человеку знание и обучаешь человека пониманию…», — то есть знание, более низкая ступень, стоит перед пониманием, ступенью более высокой. Кроме того, знание Б-г «дарит» человеку, то есть, для его обретения не нужно ничего, кроме дарения; пониманию же Б-г «обучает» человека. Кроме того, на Святом языке здесь использованы два разных слова, означающих «человек», и второе из них имеет более возвышенный смысл, так как именно оно употреблено в стихе (Теилим 55) «А ты — человек, ценностью равный мне». Благословение продолжается словами: «И одари нас от Себя пониманием, знанием и разумом». Это значит, что понимание мы получим в подарок лишь после того, как Б-г «обучит» нас ему, как было сказано выше.

Поэтому мишна и говорит, что если нет понимания, нет и знания. Ведь и в благословении два эти понятия объединены в одно: «Ты даруешь человеку знание и обучаешь человека пониманию…»

Причина же (снова) в том, что если предмету или явлению недостает той части, которая завершает его и делает совершенным, имеющаяся часть тоже лишена устойчивого существования. А если нет знания, более низкой ступени по сравнению с пониманием, понимания тоже не может быть. Ведь знание — это как бы фундамент для понимания, а без фундамента ничто стоять не может. Знание — это постижение вещей такими, каковы они на самом деле, — именно это мы называем словом «узнать нечто». И если знания нет, (если человеку ничего не известно), он никогда не сможет прийти к пониманию, то есть, понять новое на основе уже известного.

А рабейну Ицхак, сын Шешета, благословенной памяти, написал в одном из респонсов, что знание — это врожденные идеи, наподобие представления о том, что целое больше части. Такие идеи могут называться знанием, поскольку (любой) знает это (и уверен в этом без сомнений). Понимание же — это производные, вторичные идеи, которые человек в состоянии вывести из врожденных. В таком случае, мишна говорит, что если нет знания, то есть, врожденных понятий, нет и понимания, вторичных идей, поскольку их неоткуда вывести. А если нет производных идей, то есть, понимания, способности получить новое знание из старого, нет и знания, то есть, тогда и врожденные идеи ни за чем не нужны. Они ведь не имеют смысла сами по себе, а нужны лишь для того, чтобы вывести из них вторичные идеи. Такова суть мнения (раби Ицхака). И ты видишь, что он тоже полагает, что понимание — более высокий уровень, чем знание. Однако его представление о том, что знание — это врожденные идеи, ни в коем случае не представляется мне верным. Ведь стих (Шмот 31) говорит (о строителе Мишкана Бецалеле): «И Я наполнил его мудростью, пониманием и знанием», — но что же удивительного в том, что человек обладает врожденными идеями, которые есть у всех?! Кроме того, как тогда понять слова благословения: «Ты даруешь человеку знание… и одари нас от Себя пониманием и знанием…»? Кроме того, в первой главе трактата Брахот (33а) говорится: «Если у человека есть знание, то Храм как бы отстроен в его дни»! Это можно было бы понять, если предположить, что в данном случае под знанием понимаются производные идеи, — однако все же этот подход представляется совершенно неверным. Истинным же является то объяснение, которое мы уже привели: знание — это способность узнать и постичь вещи такими, как они есть, и тем самым суметь установить различие между ними. И эта способность — фундамент для понимания, поскольку, когда человек приобретает умение узнать истинную суть вещей и понять, чем они отличаются друг от друга, он может достичь и понимания. А без понимания нет знания, поскольку эта низшая ступень без высшей — лишь половина от целого.

Если нет муки, нет Торы и т.д. Тора — это тоже пропитание для человека, ведь Писание всюду называет Тору хлебом (Мишлей 9:5): «Приходите, ешьте мой хлеб и пейте вино, которое я развела», — или (Йешая 3:7): «А у меня в доме нет хлеба и платья», — что наши мудрецы тоже отнесли к Торе (Шабат 138б), и еще в нескольких местах. И нет необходимости доказывать, что Тора — пропитание для души, как хлеб — пропитание для тела.

Ведь предназначение хлеба — восполнять телесный недостаток, чтобы тело человека становилось совершенным; Тора же ведет к совершенству его душу. Таким образом, то и другое вместе составляет пропитание человека, необходимое ему для полноценного существования. Поэтому мишна утверждает, что если нет Торы, то есть, пропитания для души, нет муки (и наоборот). Ведь мука как телесное пропитание остается несовершенной, пока к ней не будет прибавлено духовное пропитание, то есть, Тора. Если нет низшей ступени, высшая не может существовать, а если нет высшей, то низшая несовершенна и тоже лишена устойчивого существования.

Мишна выбрала слово мука, а не «хлеб», поскольку мука, материя чрезвычайно тонкая, связывается с разумом. Хлеб же груб и тяжел, а эти свойства с разумом не связываются. А поскольку мишна хочет сказать о зависимости одного от другого — если нет муки, нет Торы, — она и выбрала самое близкое к разуму (то есть, к Торе). Кроме того, в муку (пока еще) не добавлена закваска, символизирующая дурное побуждение, и Тора тоже полностью свободна от него. Ведь наши мудрецы сказали (Кидушин 30а): «Если на тебя напал этот мерзкий (то есть, если тебя охватило дурное побуждение), тяни его в дом учения». Кроме того, если бы в мишне было сказано: «Если нет хлеба, нет Торы», — это следовало бы понимать так: если человек сегодня не поел хлеба, то из-за голода он не сможет изучать Тору. Фраза же если нет муки, нет Торы означает совсем другое: даже если у этого человека есть хлеб (на сегодня), но закрома пусты и муки в них нет, ему придется заботиться о пропитании и заниматься чем только возможно, чтобы заработать на хлеб. А (использовать вместо слова «мука» слово «зерно» и) сказать: «Если нет зерна, нет Торы», — (было бы тоже неверно, поскольку) это значило бы, что мука у этого человека есть, а нет только зерна. Ведь зерном запасаются на год или на полгода, муку же покупают самое большее на несколько недель, так как она портится быстрее зерна. Поэтому такая фраза означала бы, что если у человека нет зерна, то есть, долговременного запаса продовольствия, и он (из-за этого) беспокоится о своем будущем, у него «нет Торы». Но ведь это неверно: если у него есть мука на несколько (недель), зачем ему беспокоиться?! А если муки нет, беспокоиться необходимо, и потому если нет муки, нет Торы.

И представляется, что правильный текст мишны выглядит так: Если нет Торы, нет муки, а если нет муки и т.д., поскольку более важное всегда должно стоять вначале. А в некоторых из наших книг мишна записана в таком порядке: «Если нет Торы, нет мирских занятий, а если нет мирских занятий, нет Торы. Если нет мудрости, нет трепета, а если нет трепета, нет мудрости. Если нет знания, нет понимания, а если нет понимания, нет знания. Если нет муки, нет Торы, а если нет Торы, нет муки». И такой вариант непонятен: почему в первой фразе мишна ставит вначале Тору, то есть, более важное, а следующие начинает с менее важного? Однако и этот вариант можно объяснить. Мишна пожелала начать с упоминания о Торе, однако последующие фразы специально начинает с менее важного, то есть, с более близкого к человеку, с того, что человеку легче приобрести.

В некоторых же списках каждая фраза начинается с более важного, кроме единственной: «Если нет муки, нет Торы, а если нет Торы, нет муки», — которая начинается с более низкого. И этот вариант тоже можно объяснить. Мука является истинной основой для Торы: именно благодаря тому, что у человека есть мука, он способен заниматься Торой. Поэтому мука непременно должна быть прежде Торы, и мишна подчеркивает это, начав фразу с того, что если нет муки, нет Торы. Кроме того, сказав уже: «Если нет Торы, нет мирских занятий», — мишна не захотела сразу после этого начать еще одну фразу со слов «если нет Торы». Поэтому слова о Торе и муке она поставила в самый конец, а значит, не смогла начать со слов «если нет Торы», поскольку это выглядело бы неуважением к Торе: говорить о том, что для нее необходимо, в последнюю очередь.

с разрешения издательства Швут Ами