От Центрального парка к Синаю 35. Дети в опасности: бунтари

Как поступать в тех случаях, когда в еврейской семье что-то не ладится?

Вот история об одном ребенке из очень религиозной семьи, в характере которого однажды проявилась опасная жестокость. Это, конечно, редкий, экстремальный случай, но о нем хочется рассказать, потому что сегодня мы являемся свидетелями беспрецедентного вторжения окружающего мира в еврейский дом. Достаточно прочитать газету, послушать или увидеть по телевизору новости, или просто прогуляться по улице. Телевидение и интернет полны всякого рода сведениями, которые «доставляются» прямо на дом. Как защитить себя от этих чуждых нашему мировоззрению «ценностей» и — очень часто — от настоящей грязи? Одна из возможностей состоит в том, чтобы осознать серьезнейшую опасность: она поджидает того, кто отказывается от покровительства Всевышнего. Приводимая ниже история дает некоторое представление о том, что может случиться в такой ситуации, и как трудно вернуться на путь к истине.

Наша драма начинается в «Мекке» азартных игр.

Молодой человек приятной наружности сидит в казино. Он называет себя Солом.

Cолу лет двадцать или немногим больше. У него черные волосы, стрижка «ежик». Он играет в карты. Кажется, что ему везет — он обычно выигрывает.

В городе у него есть несколько бизнесов. Полиция знает об этом. Наверно, лучше не упоминать о них — полиция знает достаточно много о Соле. Его не трогали до тех пор, пока не произошло одно неприятное событие — избиение некой молодой дамы. Помимо других дел, эта молодая дама выполняла функции полицейского осведомителя. Поэтому полицейским не очень понравилось, что ее избили. Когда Сола обвинили в избиении этой женщины, он начал портить отношения с полицейскими, а они стали портить отношения с ним. Сол — игрок, Сол — человек разнообразных занятий, вдруг оказался за решеткой. Его обвинили в шести преступлениях. Перед ним замаячила перспектива пожизненного заключения. А ведь по сути дела он был еще ребенком, хотя считал себя «крепким парнем», «а tough guy». Он испугался.

В Вильямсбурге раздался телефонный звонок.

Вильямсбург — это небольшой район в Бруклине, похожий больше на еврейский штетл (местечко), чем на пригород Большого Яблока, как в народе называют Нью-Йорк. На улицах штетла можно увидеть молодых матерей со шляпками поверх своих шейтлах (париков); их сопровождает целый «выводок» из восьми или десяти детей. У детей невинные, сияющие личики. Рано утром улицы заполняются бородатыми мужчинами, несущими талиты и тфилин в шул (синагогу). Они возвращаются домой поздно, после усердных занятий по изучению Талмуда.

И вот в этом «местечке», в Вильямсбурге, зазвонил телефон.

«Тате».

«Кто это?»

«Тате, это Эзриэль …»

«Эзриэль. ЭЗРИЭЛЬ. Это ты? Это действительно ты?»

«Да, тате».

«Эзриэль! Мама … Эзриэль на линии. Где ты, Эзриэль? Мы с Мамой не слышали твой голос уже тысячу лет. Где ты?»

«Тате, у меня очень мало времени на разговоры. У меня кое-какие неприятности, Тате».

«Эзриэль, что случилось?»

«Тате, я звоню тебе из … тюрьмы, Тате».

«Откуда? Мне показалось, ты сказал — “из тюрьмы”.

“Да, Тате, я действительно сказал — “из тюрьмы”. Мне нужно немного помочь”.

“Рибоно шель олам! Эзриэль, что случилось? Тюрьма? Мама, все в порядке, Мама, подожди одну минуту. Эзриэль, твоя мать хочет поговорить с тобой”.

“Эзриэль! Где ты? Что с тобой случилось? Я непрерывно плачу. Куда ты пропал? Где ты?”

“Это очень далеко, Мама. Я не могу сейчас слишком долго объяснять, что к чему, но кто мне нужен прямо сейчас, Мама, так это адвокат. Ты знаешь какого-нибудь хорошего адвоката, Мама?”

“Адвоката? Эзриэль, а что насчет еды? В тюрьме ты можешь получать кашерную еду?”

“Мама, что мне нужно сейчас — это найти адвоката. У тебя есть хороший адвокат?”

“Адвокат? Сразу не могу вспомнить. Я должна подумать. Тате, мы знаем хорошего адвоката?”

* * *

Роберт Голдсмит, эсквайр, сошел с трапа самолета из Нью-Йорка. В руке — блестящий кожаный кейс, сияющий на солнце. Он подозвал такси.

“В окружную тюрьму, пожалуйста”.

Соглашение о признании вины было честной сделкой: Сол уезжает из города… навсегда. Детектив лейтенант Хобсон, начальник отряда полиции нравов, эскортировал Сола прямо в салон самолета. Лейтенант Хобсон говорил очень медленно, делая паузу после каждого слова, как будто он собирался говорить целый день. Он хотел, чтобы каждое слово глубоко врезалось Солу в память.

“Сол, я хочу, чтобы ты очень хорошо уяснил себе то, что я собираюсь сказать. Если твоя физиономия хоть когда-нибудь — я повторяю это слово “когда-нибудь” — снова появится в этом городе, это будет для тебя в последний раз. Мне очень не хотелось бы, чтобы с тобой случилось что-нибудь нехорошее. Рад, что ты так легко отделался, сынок. Запомни, как следует, все, что я сказал”.

Сол стоял в синагоге в Канарси. Спрашивается, что он тут делал?

“Мама, тате, перестаньте суетиться около меня. Мне не два годика. Я могу сам позаботиться о себе. За эти две недели я досыта нагляделся на всех этих раввинов. Похоже на то, что с меня… хватит. Дайте мне передохнуть”.

Вскоре в заполненное людьми помещение вошли Зейде и Ребецин. Наступила тишина. Ребецин начала урок. После окончания урока родители Сола подвели его к биме. Там его ожидала Ребецин.

Cол выглядел не очень привлекательно.

Он не брился две недели. Он сидел с угрюмым видом, насупившись. Темные очки позволяли ему избегать чужих взглядов. Его облик вызывал недоверие.

Когда Зейде вытянул вперед руки с намерением обнять Сола, он подался назад, как бы опасаясь прикосновения Зейде. Но Зейде привлек его к себе, и на пиджак Сола закапали слезы старого раби.

Такого поворота событий Сол не ожидал, хотя он и пытался выглядеть “суровым парнем”. Защитное “снаряжение” Сола не выдержало объятий Зейде. В нем образовалась брешь, небольшая, но достаточная для начала.

“Какое у тебя еврейское имя?”, спросил Зейде.

Молчание.

“Какое у тебя еврейское имя, сынок?”, настаивал Зейде.

“Эзриэль”.

“А … Эзриэль”.

Ребецин и ее отец обменялись взглядами. Имя Эзриэль хорошо знали в семье Юнграйс. Великий мудрец Эзриэль[1] являлся прямым предком Ребецин и ее мужа. Как это получилось, что этот малый разгуливал с именем цадика?

Оказалось, что Эзриэль появился на свет в результате преждевременных родов. Он был очень слаб, болел, и родителям казалось, что он не выживет. Доведенные до отчаяния, они обратились раввину. Он сказал им: “Когда-то жил святой мудрец, творивший чудеса; он вылечивал людей, от которых отказывались все врачи. Добавьте его имя к имени сына. Может быть, в честь заслуг цадика, ребенок будет жить”.

Вот так и получилось, что мальчика стали звать Эзриэлем. Родители, конечно, не могли знать, что имя мудреца, творившего чудеса, спасет мальчика не только после его рождения, но и теперь, когда он как бы родился вновь.

“Эзриэль”, — сказала Ребецин, — “Я хочу, чтобы ты встретился с Исроэлем и Леей Нойбергер. Они мои соседи и близкие друзья. Каждую неделю у них гости, и в этот Шабат они могут принять и тебя”.[2] Ты согласен присоединиться к ним?»

Такое приглашение застало Эзриэля врасплох. Каждый раввин, к которому родители приводили его в последние несколько беспокойных недель, вел с ним долгие беседы, пытаясь разобраться в его взглядах. Поскольку Эзриэль ожидал, что ему зададут такие вопросы, ему удавалась уклоняться от прямых ответов. Но чего он не ожидал, так это приглашения на Шабат.

Эзриэль пришел к нам в пятницу после полудня. Он смотрел на нас злым, недовольным взглядом. У нас возникло чувство, что к нам в дом зашло какое-то дикое животное. Чем могли мы ему помочь? Он ненавидел нас.

Однако он остался у нас на два года.

Каким-то образом лед начал таять.

Он отозвался на заботу нашей семьи. Все началось с того, что Зейде — без громких речей, рассуждений и дискуссий — тепло приветствовал его возвращение в семью с еврейскими традициями. Возвращению Эзриэля способствовали слезы, от которых не мог удержаться Зейде. И с помощью Зейде и Ребецин мы пригласили Эзриэля в нашу семью.

Прошло некоторое время, пока Эзриэль смог избавиться от духовных «рубцов», вызванных чувствами возмущения и противодействия нажиму. Наши дети относились к нему как к брату, и сегодня в семейном альбоме можно любоваться его фотографией с нашим двухлетним сыном на его плечах. В первый раз в жизни он мог чувствовать себя настоящим менш, мужчиной.

Мы привлекли его к различным делам повседневной жизни. Когда Инени организовала митинг перед домом, где собирались мессианские евреи, Эзриэль участвовал в этом мероприятии. Никакой конфронтации, просто беседа, но Эзриэль впервые почувствовал себя евреем. Самое лучшее — это когда один «бунтарь» старается переубедить другого «бунтаря».

Однажды Ребецин выступала в одном университетском кампусе. Эзриэль, в плаще с эмблемой Инени, руководил охраной на этом митинге. Он выглядел профессионалом.

Ребецин подыскивала ему работу. Он был хорошим торговцем. Он довольно умело вел дела.

Но не всегда были одни только «пироги и пышки». Например, возникла проблема его развода. В своей прежней жизни он женился на нееврейской девушке. Когда Эзриэль стал думать о создании новой, на этот раз — еврейской — семьи, ему пришлось искать выход из этого затруднительного положения. «Бунтари» часто глубоко вязнут в своих неприятностях, как в зыбучем песке; без помощи мудрецов Торы типа Зейде они не в состоянии выбраться из них.

Нам нужно было вытащить Эзриэля из этой трясины, а для этого требовалось поехать туда, где он «пасся» раньше. Но такая поездка представлялась совсем непростым делом. Легко ли придти с исправившимся алкоголиком в какой-нибудь бар? Один глоток вина — и все пропало. Но у нас не было выбора.

Он думал, что справится с поставленной «задачей», но недооценил силу своих порочных наклонностей.

Я выступал в роли сопровождающего.

Поездка планировалась таким образом, чтобы у нас не оставалось буквально ни одной свободной минуты. По расписанию самолет прибывал в аэропорт около полуночи. Предполагалось, что по прибытии мы идем прямо в мотель, ложимся спать, а в 8:15, после утренних молитв, едем на встречу с местным адвокатом. Когда мы перед поездкой разговаривали с ним по телефону, он сказал, что может сразу поехать с нами к судье, и в первой половине дня «провернуть» все оставшиеся дела. Вечером мы сможем уехать.

Но все оказалось гораздо сложнее.

Во-первых, мы не учли капризов погоды.

Мы улетали в воскресение, после полудня. В этот августовский день ярко сияло солнце. Мы попрощались с Ребецин. Затем — в аэропорт. Перелет. Ой — ой. Прогноз погоды предвещает сильную грозу и шторм на нашем пути, Это означало, что наш самолет должен будет приземлиться и ожидать окончания шторма, или — при наличии разрешения — совершить облет в несколько сотен миль вокруг штормовой области. Так что мы опять оказались на земле. Когда, наконец, разрешили вылет, выяснилось, что пилоты нашего самолета не имели возможности выспаться, и пришлось ждать прибытия новой команды. Когда мы, наконец, прибыли «к месту назначения», было 6 часов утра.

Поспать, как следует, не удалось.

Некоторое время заняли поиски адвоката. Затем выяснилось, что есть некоторые проблемы с документами. Адвокат сказал: «Возможно, все сегодня сделать не удастся. Возможно, вам придется приехать еще раз».

По мере того, как ситуация усложнялась, я обратил внимание на странное выражение лица Эзриэля. Его глаза стали какими-то стеклянными. Казалось, какая-то сила относит его в сторону, в другой мир.

По мере того как мы двигались по знойным улицам из одного офиса в другое, я думал о том, что сейчас он похож на того парня, каким он предстал передо мной во время нашей первой встречи, больше года тому назад.

«Эзриэль».

Он не отвечал. Его мысли блуждали где-то далеко.

«Эзриэль».

«Да-а».

«Что с тобой?»

«Ничего».

«Эзриэль, я считаю, что нам лучше уехать отсюда прямо сейчас. Мы закончим это дело в следующий раз».

«Я не собираюсь уезжать. Можете ехать сами».

«Что?»

«Я не уеду. Мне нужно здесь кое-что сделать».

«Нет, ты поедешь. Ты поедешь раньше, чем думаешь».

Я говорил уверенно, но в душе был испуган. Я отвечал за этого парня, а дела складывались так, что я могу его здесь потерять. Я находился здесь в одиночестве. Я не имел никаких «рычагов давления». На улицах этого города он превратился в зомби.

Б-же, это твой сын. Скажи мне, что делать. Мы так далеко от дома. Неужели все должно кончиться таким образом? После всего, что удалось сделать?

Я очнулся от своих размышлений, открыл глаза и вдруг, на этой знойной улице, увидел перед собой ответ на мою молитву: телефонную будку. Б-г протянул руку помощи, чтобы спасти Своего сына.

«Эзриэль».

«Чего?»

«Я хочу остановиться у этого телефона на минуту. Мне нужно позвонить. Твоему другу».

«Какому другу?»

«Ты его знаешь — лейтенанту Хобсону». Вспоминаешь? Это твой друг, ты о нем рассказывал мне. Ему будет очень интересно узнать о том, что ты приехал в этот город».

«Вы не станете …»

«Я не стану делать что? … Я сделаю то, что считаю нужным».

«Вы не станете ему звонить».

«Я сказал, что позвоню ему. Прямо сейчас. Мне не потребуется даже квотер (25 центов). Достаточно набрать номер 911».

Он внимательно посмотрел на меня. В его глазах появился какой-то странный огонек; это был жесткий взгляд, взгляд киллера. Он намеревался остановить меня. И вдруг его взгляд стал менее жестким. Может быть, он о чем-то вспомнил. Может быть, он почувствовал, как руки Зейде обнимают его. Может быть, он вспомнил слезы Зейде, орошающие его пиджак. Может быть, он вспомнил маленького мальчика, сидящего на его плечах. Может быть, он услышал голос Ребецин: «Да помогут тебе ангелы милосердия».

Он хотел остановить меня. Но что-то остановило его. Он был слишком многим обязан мне.

«Давайте уедем отсюда».

По пути назад, в Нью-Йорк, мы больше не обмолвились ни единым словом. В течение многих дней и даже недель после этой поездки, в его глазах время от времени все же появлялся тот самый холодный блеск.

Несколько месяцев после этого, когда судебный процесс подошел к желаемому концу, мы вернулись в Вильямсбург для присутствия на заключительном заседании суда. На этот раз мы были достаточно подготовлены к этому событию. В течение нескольких недель Ребецин старалась укрепить моральное состояние Эзриэля и придать ему силы, необходимые для предстоящего испытания.

На заседании суда все прошло достаточно гладко. Никаких потрясений. Никаких проблем. Не понадобились никакие телефонные будки. На бумагах появились необходимые подписи, оформление развода завершилось. Перед самым отлетом домой мы позвонили Ребецин. Это был «победный» звонок.

Эзриэль стал свободным человеком, как евреи в Песах; они могли беспрепятственно молиться Б-гу и исполнять Его заповеди.

[1] Это ненастоящее имя предка Юнграйсов. Мы употребили его, чтобы затруднить идентификацию Эзриэля.

[2] Эзриэль, конечно, мог провести Шабат со своей семьей, но как раз в этом-то и была проблема. Так получилось, что Сол не усвоил еврейские ценности своих родителей. Поэтому Ребецин пришла к выводу, что ему необходима совершенно иная перспектива. Может быть, решила она, ему нужно побыть с людьми, которые когда-то вели полностью светский образ жизни, а потом прекратили жить в обстановке подобной духовной пустоты. Это — как раз то, в чем Эзриэль сейчас нуждался.

с разрешения издательства Швут Ами

Читайте также: Игры, азарт и азартные игры в иудаизме