Гадоль из Минска 4

Прибытие в Ковно

Спокойная жизнь продолжалась недолго: через три года после женитьбы Йерухама скончался его кормилец и благодетель — даян Яаков, и молодая семья осталась без всяких средств к существованию. Тогда юноше пришлось впервые задуматься о содержании семьи, но никакого житейского опыта у него еще не было. И хотя домашние не донимали его заботами, а довольствовались самым малым, молча снося нужду, сам он не мог с этим мириться. Мало того, что он был не в состоянии прокормить семью, как положено мужу, он и сам стал обузой, ведь все жили лишь на небольшое пособие, которое община назначила жене покойного даяна.

Понимая, что так долго продолжаться не может, и опасаясь, что рано или поздно в поисках путей пропитания ему придется выйти из «шатра Торы», он решил, оставив временно семью в Бриске, поискать приют в одном из крупнейших центров изучения Торы — в городе Ковно (Каунас).

Ковно славился двумя выдающимися главами поколения, чье присутствие и делало город столь привлекательным для молодых людей. Гаон р.Ицхак Авигдор, глубочайший знаток Торы, который был тогда главой раввинского суда города[1], имел репутацию одного из величайших законодателей своего времени. Второй светоч Ковно, гаон р.Исраэль Салантер, прославился не только исключительными познаниями в Торе, но и выдающимися нравственными качествами. Его проповеди воодушевляли людские сердца на постижение Торы и нравственное самосовершенствование.

Не удивительно, что в Ковно тянулись исследователи Торы, и там собрался цвет еврейского ученого мира. Вот почему и Йерухам решил отправиться в Ковно. Чтобы удостовериться в правомочности своего решения, он изучил тот раздел трактата Ктубот, в котором речь идет об мудрецах, временно оставляющих семью для изучения Торы[2]. Вникая во все комментарии и во все мнения законодателей, высказанные по этому вопросу, он хотел убедиться, что в его поступке не будет ни малейшего нарушения закона. И когда он поделился своими планами с р.Я.-М.Падве, раввин поддержал его. Опасаясь, как бы такой незаурядный юноша не остался без опоры и руководства, он дал Йерухаму рекомендательное письмо и благословил его в путь.

Юный аврех[3] прибыл в Ковно, имея в кармане пять копеек, сбереженных для него матерью.

По прибытии он отправился в дом к раву Ицхаку Авигдору и передал ему рекомендательное письмо от р.Я.-М.Падве. Раввин быстро просмотрел письмо, положил его в груду других писем, лежащих на столе, и сказал:

— Ты приехал учиться — хорошо. Найди себе подходящее место в одном из бейт мидрашей. Наши евреи — люди милосердные и жалостливые, и надо думать, не бросят тебя на произвол судьбы. И если будут у тебя какие-то новые толкования и открытия или же столкнешься с проблемой, которую сам не сможешь разрешить, тогда можешь придти ко мне, и я скажу тебе, что Ашем вложит в мои уста.

А стоящим вокруг него раввин сказал:

— Вот и все, чем я могу помочь молодому человеку. Сделать больше — не в моих силах.

В Ковно, славившийся знатоками Торы, приезжало множество молодых людей, и они день за днем вереницей приходили к раввину с рекомендательными письмами, поэтому он, не обратив особого внимания на Йерухама, возвратился к своим делам.

Пораженный таким холодным приемом, юноша собрался уходить, но услышав, что присутствующие обсуждают сложный алахический[4] вопрос, чуть задержался. Вслушавшись и поняв, о чем именно идет речь, он сказал: «Господа, мне кажется, этот вопрос ясно освещен в Тосефте… и у Раши… А проблему, поставленную в Тосафот, можно разрешить таким образом…», — и он кратко изложил содержание упомянутых источников, что позволило легко разобраться в вопросе. Р. И.Авигдор, который сам бы мог придти к таким выводам только после углубленного изучения, был поражен, услышав из столь юных уст такие точные и глубокие замечания, высказанные без всякой подготовки и предварительного анализа. Он приветливо обернулся к Йерухаму и сказал:

— Иди, сынок, в тот старый бейт мидраш, где я молюсь. Выбери себе там место и учись усердно, а, в конце концов, придет к тебе и почет.

Когда юноша вышел, раввин снова взял письмо от р.Я.-М. Падве и прочел еще раз, а затем обратился к своим собеседникам:

— Об этом говорится в Писании: «Сказал я в своей поспешности: “Каждый человек — лжец”[5]». Первый раз я прочел это письмо в спешке и не обнаружил в нем ничего, кроме выражений, обычных для рекомендательных писем такого рода. Теперь же, когда я услышал, что уста этого юноши «излагают великое»[6] — ведь острота его анализа и его эрудиция подобают старцу и гаону — я перечитал письмо и убедился, что рав Падве дал между строк краткую и удивительно емкую характеристику этого юноши. Знайте, что к нам попал молодой человек, которому предстоит стать гением нашего века. Мы обязаны обратить на него особое внимание и оберегать его, чтобы потом не сказали, что у нас в руках была драгоценная жемчужина, а мы ее потеряли или повредили, не поняв ее ценности.

В те дни главный бейт мидраш Ковно был всегда полон людьми и гудел голосами великого множества ученых всех возрастов. Когда Йерухам появился в нем со своей котомкой, никто не обратил на него внимания. С горьким чувством он отыскал свободный уголок, взял книгу и погрузился в исследование, забыв обо всем, что происходило вокруг. Углубившись в книгу, он, как бывало дома, в Бриске, стал читать нараспев, выводя мелодии, полные глубокого чувства и удивительной красоты. Проходившие мимо него дивились и пытались заговорить с ним, но он был настолько погружен в изучаемую проблему, что не замечал никого. Так прошло несколько часов, пока он не устал и не почувствовал голод — ведь он весь тот день ничего не ел. Подойдя к одному из сидящих рядом ученых, он сказал:

— Вот, у меня есть пять копеек. Принеси мне, пожалуйста, хлеба и масла, потому что я голоден.

Аврех, к которому он обратился, был большим знатоком Торы и очень почитаемым человеком. Но мысли Йерухама были настолько погружены в изучаемый предмет, что он даже не почувствовал, насколько его поведение невежливо.

Однако, аврех, взглянув на Йерухама и поняв, что юноша поступил так по простоте душевной, совершенно не обиделся на него. Он взял эти гроши и сказал с улыбкой:

— Я не задавал тебе никакого вопроса, чтобы ты мог мне сказать: «Иди и услужи мне!»[7]. Но когда речь идет о голоде, такие мелочи не имеют значения.

Йерухам сразу почувствовал, что допустил оплошность:

— Б-же меня упаси, воспользоваться услугой ученого мужа! Верни мне мои гроши.

Но аврех отказался и объяснил:

— Это правда, что ты поступил неподобающим образом. Но раз уж так случилось, то я очень рад возможности сделать доброе дело. А отказываясь от моих услуг, ты «лишаешь меня блага»[8].

— Но ведь ты мне не ученик! — возразил Йерухам.

— Согласно закону, — сказал аврех, — я должен относиться к тебе с почетом, потому что научился от тебя важной вещи. Прислушиваясь к твоему напеву и к тому, как ты расставляешь смысловые акценты в одном из Тосафот, я начал понимать его слова, которые мне до сих пор были неясны. Я уже спрашивал у многих, но никто не мог мне их объяснить.

И он пошел и принес Йерухаму еду.

Три дня Йерухам провел в бейт мидраше, занимаясь, как он привык, и никто не обращал на него особого внимания, разве только один из помощников раввина дал ему немного денег на покупку еды. Но сам раввин вел себя так, как будто не помнил его, и лишь наблюдал издали, желая лучше разобраться, что он собой представляет. Убедившись, что юноша остается верен себе и не отрывается от занятий, раввин подошел после молитвы к месту, где расположился Йерухам, и заглянул к нему в книгу. Юноша изучал первую главу трактата Йевамот[9]. Раввин обратился к нему, шутя:

— Ты красивый парень, поэтому тебе мало одной жены и ты решил взять пятнадцать?[10]

Юноша, не растерявшись, ответил:

— Но ведь Рава сказал, что «мужчине разрешено взять еще несколько жен, кроме своей первой жены» [11].

Раввин продолжил в том же шутливом тоне:

— Но ведь Рава уточнил, что «только в том случае, если он может их прокормить». А теперь попробуй-ка «прокормить» всех «пятнадцать жен» со всеми их индивидуальными особенностями и учитывая все нюансы, предусмотренные законом[12].

Йерухам на лету поймал намек и ответил:

— Я исполню твое повеление, мой учитель и наставник, — и он сразу же начал перечислять особенности каждой из пятнадцати женщин, о которых говорится в первой мишне, разъяснив законы, условия и термины, связанные с каждой из них, а также указав наказания, предусмотренные в каждом случае при нарушении закона. Рассказывая о тех из «пятнадцати жен», по поводу которых существуют разногласия между мудрецами Мишны, Талмуда или законодателями последующих поколений, он изложил мнения каждой из сторон. И о каждой из «пятнадцати жен» он разъяснил, каким образом она может быть «запрещена для одного из братьев и разрешена для другого». И все это он произнес в строгой последовательности, без малейшей запинки и не упустив никаких подробностей — не только приведенных в самом трактате, но и рассыпанных по всему Талмуду, в книгах законодателей и комментаторов. Попутно он умудрялся то разъяснить трудное место в Тосафот, то непонятное выражение Раши, то разрешить вопрос, поставленный Мааршой. За несколько минут он сумел удивительно сжато изложить все концепции и все проблемы, относящиеся к этой теме. Слова вылетали из его уст и проносились стройно, будто сонмы небесных ангелов. В завершение он сказал: «Вот я и “накормил” всех пятнадцать жен. Больше я не добавлю ничего, чтобы мой учитель не рассердился и не сказал, что у меня не хватает ума вовремя остановиться».

Раввин был чрезвычайно поражен, но сдержал себя и не стал превозносить юношу прямо в его присутствии, чтобы не занести в его сердце яд гордыни и высокомерия. Но все же он не смог удержаться от того, что бы пожать ему руку и сказать: «Ну, что ж, прекрасно!». Это удивило всех присутствующих в бейт мидраше, потому что раввин никогда не подавал руки молодым людям.

Когда весть о случившемся разнеслась по остальным бейт мидрашам и по всему городу, то повсюду зазвучало: «Лев прибыл из Бриска». Со всего города и из пригородов — Слободки и Алексаты — изучающие Тору приходили посмотреть на него.

В те дни жил в Ковно реб Яаков Моше Карпас, один из самых уважаемых и состоятельных людей города, — его дом и его сердце были открыты для всех. Услышав от р. И. Авигдора столь восторженные похвалы по адресу нового авреха, которому раввин пророчил великое будущее, он решил устроить в своем доме «обитель Торы». Как задумал, так и сделал. Он предложил Йерухаму поселиться у него в доме и взял на себя все его расходы. Хозяин выделил ему отдельную комнату наверху, со всей необходимой мебелью и предметами обихода, и установил там шкаф с книгами для занятий. И все время, кроме постоянных часов, установленных для молитвы и занятий в бейт мидраше, Йерухам сидел в своей мансарде, погруженный в изучение Торы.

Велико было терпение реба Я.-М.Карпаса и его преданность юноше: он всячески старался удовлетворить все его потребности и малейшие желания, а Йерухам часто приходил к нему с разными претензиями и странными требованиями, как это свойственно вундеркиндам — порой это было вызвано рассеянностью, порой он не справлялся с порывом гнева.

Когда Гадоль в годы его величия рассказывал мне о ребе Яакове Моше Карпасе, он говорил: «Для меня это неразрешимая загадка — мое отношение к нему и его отношение ко мне. Я грешен перед ним, ведь я досаждал ему значительно больше, чем досаждает отцу единственный и избалованный сын. Откуда я взял тогда, что мне разрешено себя так вести? Почему это казалось мне вполне допустимым и законным? Теперь я совершенно не могу понять этого. Но все обстояло именно так, и он никогда не обижался и не гневался на меня, все сносил молча, и всегда был предупредителен, приветлив со мной, разговаривал со мной любезно и мягко. Это был человек необычайной души».

Имя юного авреха приобретало всё большую известность: все мудрецы Ковно и приезжие знатоки Торы видели в нем великого ученого, способного, как говорили, «сокрушать горы». Никто не мог устоять против него в дискуссии, ибо, кроме острого ума и способности мгновенно находить решение любого вопроса по теме, о которой шла речь, он обладал еще одним преимуществом — его знания были удивительно упорядочены. Ведь любой вопрос, которым он занимался, он изучал досконально, до полной ясности, со всеми основополагающими принципами и мельчайшими деталями, учитывая все мнения древних мудрецов и великих раввинов нового времени. И прежде чем его оппоненту удавалось «сориентироваться на местности», т.е. собраться с мыслями и вообще сообразить, о чем собственно идет речь, Йерухам успевал «подняться на вершины гор и спуститься в долину», обосновав свою точку зрения с помощью убедительных примеров и неожиданных доказательств. Доводы его оппонентов быстро истощались, и они умолкали.

Среди аврехов, изучающих Тору в Ковно, находился тогда реб Нахум Шапиро, известный под именем «илуй[13] из Дакшица», — будущий прославленный гаон, выдающийся знаток Торы. Все мудрецы города трепетали перед его невероятно острым, аналитическим умом, перед уверенной и суровой манерой речи, не принимающей в расчет авторитет собеседника. Его уста «изрыгали языки пламени»: колкие остроты, эпиграммы, поговорки и пословицы, приведенные всегда к месту, сражали дискутирующих с ним. Ему неизменно удавалось отстоять свое мнение в алахических обсуждениях, и никто из самых крупных раввинов не мог устоять против его логики. Но и он относился с уважением к новичку и говорил, иронически переделывая слова Бен Азая, сказанные по поводу раби Акивы: «Все мудрецы Израиля передо мной, как чесночная шелуха, кроме этого из Бриска»[14].

[1] С 1853 г. р.И.Авигдор становится главным раввином города. Он — автор книги Пардес римоним (Гранатовый сад), посвященной законам «семейной чистоты».

[2] См. Ктубот 62.

[3] Аврех — молодой и, как правило, женатый знаток Торы. Ср. «И повезли его (Йосефа) в колеснице, предназначенной для наместника фараона, и возглашали перед ним: “Аврех!” (Берешит 41:43: ). И объясняется в Сифри ( Дварим): Говорил раби Иеуда: “Аврех — это Йосеф, который был ав (отец, старец) по своей мудрости и рах (нежный, юный) по возврасту”.»

[4] Алаха — еврейское законодательство, основанное на Торе.

[5] Теилим 116:11.

[6] Ср. Даниэль 7:8.

[7] Аврех намекает на случай, о котором рассказывается в трактате Бава кама (20аб): «Рами бар Хама ответил на алахический вопрос, заданный ему равом Хисдой: “Иди и услужи мне! Когда услужишь мне хоть раз, тогда я тебе отвечу”.»

[8] Намек на изречение, приведенное в трактате Ктубот 96а : «Сказал раби Хия бар Аба со слов раби Иоханана: “Всякий учитель, который препятствует своему ученику услужить ему, лишает его блага”.»

[9] Йевамот — трактат Талмуда, открывающий раздел Нашим (Женщины). Посвящен анализу законов о левиратном браке и законов о запрещенных браках.

[10] Трактат Йевамот начинается со слов «Пятнадцать жен…»

[11] См.Йевамот 65а: «Рава сказал: “Мужчине разрешено взять еще несколько жен, кроме своей первой жены, но только в том случае, если он может их прокормить”.»

[12] Языком намеков и ассоциаций, обычном в разговоре между учеными, раввин попросил, чтобы Йерухам изложил перед ним алахические особенности всех «пятнадцати жен», упомянутых в начале трактата.

[13] Илуй — исключительно одаренный исследователь Торы, молодой гений.

[14] Ср. Бхорот 58а: «Бен Азай говорил: “Все мудрецы Израиля передо мной, как чесночная шелуха, кроме этого лысого (т.е., кроме раби Акивы)”.»

с разрешения издательства Швут Ами

Читайте обзор по теме Аврех