Гадоль из Минска 18. Хешбон нефеш (самоанализ)

Под влиянием последних событий Гадоль стал посвящать много времени изучению книг мусара, и особенно часто он читал «Обязанности сердец»[1]. Однажды, застав его за изучением одной из глав этой книги — «Самоанализ», я спросил:

— Почему вы так погружены в это? Разве сейчас элул или Дни раскаяния[2]?

Он ответил:

— Ведь говорили наши мудрецы: «Если видит человек, что беда за бедой обрушиваются на него, пусть подвергнет свои поступки тщательному анализу»[3]. И нет лучшего пути для такого анализа, чем изучение этой книги, которая подробно рассматривает все человеческие влечения и страсти. И читатель, дойдя до места, где описывается ситуация, подобная той, в которой он оступился, узнает свои проступки и в них раскается.

Тогда я показал ему слова из книги «Видение Йехезкеля»[4] (гл.104): «Изучая книги мусара — даже самые лучшие из них, вы не думаете о том, как, избрав прямой путь, научиться добрым поступкам, но вы оцениваете, насколько глубоки и остроумны приведенные доводы… Ведь увиденное не сравнится с услышанным»[5].

Гадоль улыбнулся и сказал:

— Этот автор прав. Я испытал на себе — когда я начинаю изучать подобные книги, то забываю, ради чего они написаны и ради чего я взялся за них, но невольно начинаю углубляться в анализ структуры и последовательности формулировок, как я привык делать при изучении алахических книг. И в «Обязанностях сердец», дойдя до третьей главы, где исследуются различные пути самоанализа, я начал думать, нельзя ли какие-то из перечисленных тридцати путей объединить по сходству в общую рубрику: например, четыре первых пути, в сущности, один, ведь все они связаны с постижением «блага, которое дарит нам Б-г», и т.п. А когда автор приводит для подтверждения своих мыслей стихи из Торы или изречения мудрецов, я начинаю проверять его доказательства: действительно ли эта мысль подразумевается в приведенном изречении или стихе. И когда я дошел до пятой главы, где исследуется, является ли самоанализ постоянной обязанностью или эта обязанность ограничена определенными днями года, в моем уме пронеслись те разделы Талмуда, в которых речь идет о заповедях, связанных только с определенным временем: например, раздел «тфилин накладывают только днем», и т. д. Все это никак не помогает мне обнаружить ошибки и изъяны в своих поступках.

Я сказал:

— Так почему же мой господин избрал такой далекий обходной путь? Ведь есть простой и прямой путь: провести свои поступки перед мысленным взором и подвергнуть анализу свое поведение в семье, в общине, с посетителями, приходящими с просьбами и вопросами. И внимательно изучив каждый поступок, подобно тому, как изучают алахическую проблему, мой господин сможет определить, верно ли он поступил и соответствовало ли его поведение закону, а также не погрешил ли он против требований благочестия. Ведь значительному человеку, главе общины, часто следует делать больше, чем необходимо согласно букве закона, так как для него законом становятся правила благочестия.

Гадоль сказал:

— Человек не объективен по отношению к себе и не видит за собой вины. Ведь посмотри: когда у рава Уны прокисло вино в четырехстах бочках и мудрецы сказали ему, что он должен проверить свои поступки, он им ответил: «Если кто-то из вас слышал о каком-то моем деянии, в котором я должен раскаяться, то подскажите мне»[6]. Но ведь надо думать, что сначала он сам проверил свои поступки, как посоветовали ему мудрецы; почему же он сам не обнаружил за собой никаких прегрешений? Потому что свои проступки он истолковывал в свою пользу и считал себя правым. А повинился он только после того, как мудрецы указали ему на его ошибку[7]. И возможно, именно об этом говорит стих: «И уши твои услышат слово, гласящее за твоей спиной: Вот дорога, по ней идите…»[8], — т.е., если ты хочешь понять, хорош ли путь, по которому ты идешь, постарайся услышать и узнать, что говорят о тебе за спиной, потому что в глаза люди вряд ли скажут всю правду, таящуюся в сердцах.

Я напомнил Гадолю рассказ о том, что у гаона Мааршаля был постоянный «обличитель», наблюдавший за его поступками и упрекавший его за все, в чем видел несправедливость. Гадоль на несколько мгновений задумался, а затем сказал мне:

— «Тот, кто прочел послание, пусть будет посланником»[9]. И хотя я уже слишком стар, чтобы получить пользу от «обличителя», ведь мои привычки укоренились и стали второй натурой, и я сомневаюсь, смогу ли изменить свое поведение, — во всяком случае, и небольшое изменение тоже важно. Давай попробуем — стань-ка ты на какое-то время моим «обличителем». Указывай мне на мои поступки, дела и привычки, которые кажутся тебе дурными и которые, как ты слышал, осуждаются людьми, — и мы вместе это обсудим.

Я сказал ему:

— Кто я такой, чтобы «следовать за царем»[10] и оценивать деяния его.

Он ответил:

— Избавь меня от этих замешанных на лести избитых фраз. С нами никого нет, так говори со мной просто, как человек с человеком. Я жажду услышать, как я тебе говорил, «слово, гласящее за моей спиной».

Я сказал:

— Если так, то с позволения моего господина, я временно освобождаюсь от обязанности почитать своего раввина и трепетать перед ним, и буду говорить, не страшась. И не прогневайтесь, если мои уста заговорят не достаточно почтительно, но ведь выполнение воли человека — тоже выражение уважения к нему.

Следуя просьбе Гадоля, я стал приходить к нему поздними ночными часами. Мы обсуждали его дела и поступки — я обвинял, а он пытался объяснить свое поведение. Зачастую я склонялся к его точке зрения, а иногда он соглашался с моими словами и принимал укор.

Мне кажется, что эти беседы, продолжавшиеся в течение несколько недель — ночь за ночью, позволяют многое понять в деятельности раввина, а также ближе познакомиться с его взглядами и особенностями характера, заглянуть в тайники сердца этого выдающегося человека, — поэтому я считаю полезным записать небольшие фрагменты этих бесед, особенно отчетливо запечатлевшиеся в моей памяти. Я привожу их не в той последовательности, как происходили беседы, но в том порядке, как они мне припоминались. И пусть читатель не сочтет за дерзость или проявление гордыни, что я осмелился наставлять и поучать одного из князей Израиля, ведь я делал это, как было сказано, по его желанию и настоянию.

[1] Ховот алевавот (Обязанности сердец) — этический трактат р. Бахья ибн Пакуда (Испания, 2-я пол. 11 в.).

[2] Последний месяц еврейского календаря — элул, а также следующие за ним «Десять дней раскаяния» (от Рош ашана до Йом-Кипура) традиционно посвящаются изучению этических трудов и самоанализу.

[3] Ср. Брахот 5а.

[4] Сборник респонсов Маръэ Йехезкель (Видение Йехезкеля), вышедший в свет в 1875 г., принадлежит перу р. Йехезкеля Панета, главного раввина г. Карлсбурга.

[5] Имеется в виду, что восприятие мусара из книги, не может сравниться с наставлением, услышанным от другого человека.

[6] См. Брахот 5б.

[7] Мудрецы указали раву Уне на то, что он обделил своего арендатора при разделе виноградных лоз. Рав Уна пояснил, что поступил так, потому что этот арендатор его бесстыдно обкрадывал. Но когда мудрецы возразили, что «тот, кто крадет у вора, тоже приобщается к воровству», рав Уна раскаялся и обязался возместить арендатору причитающееся ему число лоз. Талмуд рассказывает, что в тот год на рынке вздорожал винный уксус, и рав Уна продал эти сорок бочек с уксусом по цене вина (См. там же, комм. Раши).

[8] См. Йешая 30:21.

[9] Ср. Бава меция 83б.

[10] Ср. Коэлет 2:12.

с разрешения издательства Швут Ами