Я начал разговор:

— На вас жалуются, что при всем своем величии в Торе, вы не соблюдаете простейших законов вежливости, и когда к вам приходят посетители, не оказываете им ни малейшего уважения и даже не приглашаете сесть, как это обычно делают воспитанные люди. Создается впечатление, что мой господин никого не уважает и что все сыны человеческие ничего не значат в его глазах.

Раввин ответил:

— Так происходит не из-за гордыни и высокомерия, не дай Б-г, но просто из-за рассеянности, потому что мысли всегда сосредоточены на том, что я изучаю. К тому же, по большей части, с вопросами и просьбами ко мне приходят слуги и служанки, юноши и девушки — та со своим горшком, этот с куриным желудком или кишками, та с пятнами крови на белье, а эта просит растолковать ее сон и т.п. — в подобных случаях неуместны ни торжественный прием, ни рассаживание гостей. Так уж я привык и веду себя одинаково со всеми людьми.

Я сказал ему:

— Наш праотец Авраам, глубокий старец, который, согласно преданию, был великим знатоком Торы[1] — трактат Авода зара, который он изучал, состоял из 400 глав[2] — тем не менее вскочил и побежал навстречу ангелам, явившимся к нему в облике людей, и сказал им: «Отдохните под этим деревом»[3]. Боаз, судья Израиля, пригласив десятерых мужей из старейшин города, сказал им: «Присядьте здесь»[4]. И когда пришли мудрецы Израиля к раби Досе бен Уркинасу, который был почтенным старцем и величайшим знатоком Торы, он каждого усадил на особое ложе, и даже раби Акиве, бывшему еще учеником, он сказал: «Садись, сын мой, садись»[5].

Гадоль сказал:

— Разве нужно это доказывать?! Просто я тебе говорю, что рассеянность меня донимает, и порой я забываю выполнять свой долг вежливости.

— Об этом-то я и веду речь! — возразил я. — Разве есть у человека право погружаться в свое дело — пусть даже это изучение Торы — настолько, что он забывает обо всем на свете и не может даже принять посетителя с подобающей вежливостью? И тем более, если этот человек — один из вождей своего народа и глава общины, к которому с раннего утра идут люди и который должен быть открыт для людей? Комментаторы утверждают, что именно об этом говорит стих Писания: «Пусть не отходит эта книга Торы от уст твоих, и размышляй о ней днем и ночью, чтобы в точности исполнять все в ней написанное…»[6]. Т.е. организуй свои занятия так, что даже если «не отходит эта книга от уст твоих» и ты всегда о ней размышляешь, все равно ты бы «в точности исполнял все в ней написанное» — чтобы глубокое изучение и размышление не препятствовали бы своевременному выполнению долга.

Гадоль ответил:

— Я думаю, что ты прав и так бы следовало поступать. Я также видел, как комментаторы объясняют слова мудрецов о том, что «Моше, человек Б-жий»[7], был наполовину ангелом, а наполовину — человеком[8]. Имеется в виду, что Б-жественное начало в нем не вступало в противоречие с человеческим и не вытесняло его. И я знаю, что многие прославленные мудрецы и праведники шли подобным путем. Но не каждый удостаивается столь высокого уровня. Ведь мы знаем, что сказал Бен Азай: «Ну что я могу поделать, если моя душа жаждет Торы?!»[9]. И он не считал это своим особым достоинством и, безусловно, не сказал это себе в похвалу, желая, тем самым, унизить остальных мудрецов Израиля, которые не «жаждут Торы», как он, — напротив, он сказал это, сожалея, что не удостоился того величайшего уровня, когда духовное и телесное в человеке не вступают в противоречие и не исключают друг друга. Он сетовал, что его жажда Торы препятствует ему в выполнении даже той первой заповеди, на которой держится мир. И я так же говорю о себе: мне известно, что лучше и вернее было бы поступать по-другому, но «что я могу поделать, если душа моя жаждет Торы?!». Я понимаю и чувствую свой недостаток — нет во мне силы, чтобы в неразрывном единстве выполнять и то, и другое — и «размышлять о ней днем и ночью», и «в точности исполнять все в ней написанное». Из-за этого я, безусловно, и переживаю, и плачу!

На этом завершилась наша третья беседа. Но я видел, как в свои последние годы он старался исправить эту привычку. Однажды, когда я зашел к нему, а он, как обычно, был погружен в изучение Торы, он поднял глаза и, заметив меня, сказал: «Садись, пожалуйста!». Подобного я никогда прежде от него не слышал — и потому, что он вообще не имел обыкновение так поступать, и потому, что мне он тем более никогда не говорил подобные вещи, ведь я был почти что его домочадцем, являлся без всякого разрешения, свободно входил и выходил, стоял и сидел — без всяких правил и церемоний. У меня на глазах блеснули слезы, и я подумал: «Сколько же труда и стараний пришлось затратить этому праведнику, чтобы до такого дойти?!».

[1] Йома 28б.

[2] Авода зара 14б: Сказал рав Хисда: «В трактате Авода зара, который изучал наш праотец Авраам было 400 глав, а мы учим только пять из них, да и те не можем понять».

[3] Берешит 18:4.

[4] Рут 4:2.

[5] Йевамот 16а.

[6] Йеошуа 1:8.

[7] Дварим 33:1.

[8] Мидраш раба, Дварим 11.

[9] Йевамот 63б: Сказал Бен Азай: Тот, кто не стремится продолжить род, как будто проливает кровь…, ведь написано: «Плодитесь и размножайтесь» (Берешит 1:28). Сказали Бен Азаю: «Ты славно толкуешь, но не выполняешь» (поскольку он отдалился от жены, чтобы изучать Тору). Сказал им Бен Азай: «Ну что я могу поделать, если душа моя жаждет Торы?! А чтобы поддерживать существование мира всегда найдутся другие»(Ср. также Ктубот 63а, Сота 4б).

с разрешения издательства Швут Ами