Вера и упование III, 30

Предыдущая глава

30

Есть еще одна злая болезнь — средство, к которому прибегает ецер а-ра, чтобы подорвать в сердце человека доверие к нашим мудрецам, и это — претензия, что мудрецами Торы может руководить личный интерес, подобный неверной гире. Тот, кто учит Тору, должен верить, что никакой интерес в мире не властен над мудрецом Торы и не может склонить его сердце и заставить исказить суд, ибо мудрец стремится очистить свою душу, и выпачкать ее в каком-нибудь грехе ему больнее всякой раны! И возможно ли, чтобы ради денежной выгоды или желания кому-либо угодить он изранил свою душу извращением суда? И кроме того, истина для мудреца Торы — это свойство души его и корень бытия, и малейшая частица лжи чужда ему совершенно. И то же самое становится уделом и верой многих честных людей — учеников и последователей мудрецов Торы, впитывающих мудрость у их ног.

Однако ецер а-ра прорыл подкоп под фундаментом здания этой веры, чтобы улавливать души, склонные к ложному мудрствованию, и развертывает перед ними целую теорию, выведенную якобы из Талмуда, будто личный интерес — это необоримая сила, способная одолеть больших и малых в равной мере, и покоряются ей даже самые разумные, праведники и те, кто известен добрыми делами… И нет якобы в этом ничего предосудительного для мудрецов, ибо таков закон, запечатленный в человеческой природе… И не понимают те, кто это проповедуют, что таким образом они оставляют свое поколение сиротой, лишая его наставников… И нет на земле судьи, и можно распустить все суды… Ибо, даже если и согласится человек признать великую мудрость мудреца или судьи, он не будет считать себя обязанным выполнять его решения всякий раз, когда сможет связать это решение с тем или иным личным интересом мудреца, и это сумеет сделать всякий, кто недоволен тем или иным его решением. И так встанет поколение, которое судит своих судей, и всякий человек то, что хорошо и прямо в его глазах, творить будет… И вот, при всяком важном решении мудреца Торы перешептываются мудрствующие сплетники, что такой-то и такой-то личный интерес склонил его сердце, и даже если речь идет о величайшем человеке поколения… И вот уже весь город, а то и вся страна наполняется сплетнями, спором и раздорами, и нет на них управы, когда нет веры в мудрецов…

В качестве основы для подобных неверных взглядов приводят то, что сказано в Талмуде (Сангедрин 18б): не назначают царя и первосвященника (коэн гадоль) в состав суда, решающего вопрос об объявлении високосного года (то есть о добавлении дополнительного тринадцатого месяца в истекающем году): царя — из-за того, что от этого решения зависит выплата денежного вознаграждения его войску, а первосвященника — из-за того, что добавление дополнительного месяца отодвигает Йом кипур (День искупления) следующего года на более позднее осеннее время, когда становится холоднее (а первосвященник, как напоминает здесь Раши, совершает в Йом кипур пять погружений в микве и десять омовений рук и ног). Закон этот имеет в виду даже праведнейшего из царей и первосвященника такого, как Шимон а-цадик… И еще мы находим в Талмуде (Ктубот 105б) рассказ о том, что у р. Ишмаэля бар раби Йосе был арендатор, который был обязан доставлять ему перед субботой корзину фруктов. Однажды он привез ее в четверг и объяснил, что у него есть дело в том суде, где р. Ишмаэль бар раби Йосе был судьей (суды заседали в те времена по понедельникам и четвергам — рыночным дням, когда также читали Тору в синагогах, и в города съезжалось много людей), и раз уж пришлось ехать в город, он решил заодно доставить арендную плату, хотя это и было немного раньше установленного срока. Р. Ишмаэль бар раби Йосе не принял у него фруктов и сказал, что теперь он не сможет быть судьей в этом деле. И по его признанию, после этого он, наблюдая за разбором дела в суде, действительно ощущал внутреннее побуждение изыскивать доводы в пользу своего арендатора (и если бы был там судьей, то не мог бы судить беспристрастно). И он сказал (см. Раши там): «да испустят дух те, кто берет взятки! Я не взял ничего, а если бы даже и взял, то свое (то, что так или иначе полагалось мне получить позднее); и если я не мог судить беспристрастно, то тем более они!» И подобный этому рассказ приводится там далее о раби Ишмаэле бар Элиша.

И действительно, взятка представляет собой особое явление, чрезвычайно предосудительное и отвратительное с точки зрения Торы, и такова тайна устройства человеческой души, что взятка ослепляет глаза мудрых и искривляет суд. И поскольку, как говорят, Святой, будь Он благословен, смотрел в Тору и творил мир, сама Тора вызвала к жизни эту реальность, — что будет взятка иметь силу ослеплять и искривлять, ибо так написано в Торе: «И мзды не принимай, ибо мзда ослепляет зрячих и извращает слова правых» (Шмот 23:8), и потому приказала Тора остерегаться взятки и бежать от нее. И вот оказывается, что вдобавок к такой силе, как личный интерес, естественно присутствующей в нашем мире в соответствии с человеческой природой, вызвана к жизни дополнительная сила из числа сил нечистоты, способная делать сердце бесчувственным, погружать в дремоту разум и услащать судье оправдание подкупившего его. И, поскольку Тора сделала такого судью негодным для судейства в деле между давшим взятку и его противником, — с судьи снимается в данном случае защитный покров мудрости, обещанный ему Торой, чтобы уберечь его от греха (неверного судейства), если он пренебрежет предупреждением Торы и сядет в судейское кресло вопреки заповеди Торы.

Предупреждение о взятке относится к категории хуким — непостижимых человеческим разумом законов Торы, а не мишпатим — тех, которые в той или иной мере доступны нашему разумению. Тора не запрещает человеку принимать алахические решения для самого себя, например, по поводу трефного или кашерного мяса, даже если он очень беден и от этого мяса зависит многое в его жизни, или по поводу квасного, находившегося в его владении в дни праздника песах, и даже на очень большую сумму; и если он разрешает то или другое к употреблению, и какой-то интриган станет вдруг подвергать сомнению его решение, говоря, что оно было продиктовано материальными соображениями, то этим он преступает запрет оспаривать решения своего рава (если речь идет о раве). Мы уверены в наших мудрецах и верим, что они выше подобных слабостей, и подозревать их могут только люди неумные, неспособные понять возвышенную, озаренную разумом душу.

Также и в том, что касается суда между человеком и его ближним, Тора отстранила от судейства только судью, получившего взятку в период суда. Что же касается людей, с которыми судью связывают отношения любви или ненависти, то из любящих запрещены только шушвин (человек, с которым возникли близкие отношения на свадьбе) в дни свадебного пира, а из ненавидящих — только тот, с кем не разговаривал из-за вражды три дня (последнее — по мнению некоторых алахических авторитетов, приводимому Рамо в Хошен мишпат 7:7). И хотя существует у человека совершенно очевидная естественная склонность действовать в пользу тех, кого он любит, и в ущерб тем, кого ненавидит, — нет здесь особых сил нечистоты, связанных со взяткой, и в таких случаях Тора оказывает полное доверие судье — мудрецу Торы и ждет от него, что он сумеет свершить справедливый суд, и не склонится его сердце вслед за его естественными побуждениями, ибо стремление к истине стало уже его второй природой, а истина — путеводной звездой, и праведность его будет залогом справедливого суда.

Более того; сказали наши мудрецы, что в случаях, когда промедление грозит материальным ущербом, человек может взять исполнение закона в свои руки, и не опасались в этой ситуации «искривления суда» с его стороны. И еще сказали в Талмуде (Бава батра 58б): судья, которого самого вызывают в суд по имущественной тяжбе и судебным решением изымают у него спорное имущество, — это не судья (считая, по-видимому, что он сам должен был принять верное решение и уступить не свое без суда; Раши даже называет его там «грабителем», который из-за своей любви к имуществу, возможно, однажды возьмет взятку. Прим. перев), и этого судью не оправдывают тем, что им двигала естественная личная заинтересованность…

Правда, выше мы отмечали, что царь и первосвященник отстранены от принятия решения о добавлении месяца к истекающему году, и процесс обсуждения и принятия такого решения тоже называется судом, как это мы находим в Талмуде (Рош а-шана 25б) (хотя в Торе говорится только об освящении месяца судом, когда решается вопрос о добавлении к истекающему месяцу одного дня, но те же законы относятся и к удлинению года). Эти предосторожности — часть того, что мы делаем во имя исполнения заповеди остерегаться взятки; сюда же относятся запреты мудрецов и запреты со стороны мидат хасидут (дополнительные ограничения для хасидим, как называют на языке Мишны и Талмуда людей, ведущих себя по особо строгим законам высшей праведности). А то, что говорили р. Ишмаэль бар раби Йосе и р. Ишмаэль бар Элиша, что они ощущали внутреннее сближение с «дарителем», то это — естественное чувство сближения, проистекающее из личного интереса. И у людей, великих в Торе, природные их черты тоже выражены сильнее, чем у других, соответственно их могучему интеллекту, чтобы утяжелить для них испытания и восстановить равновесие на весах свободы выбора, ибо в постоянном и неизменном сохранении этой свободы состоит тайна сотворения человека. И возможно, что сама мидат хасидут тоже подвластна этой тайне творения, и если дана обыкновенной взятке сила ослеплять, то такая же сила дана и взятке, получаемой в нарушение ограничений из области мидат хасидут, — сила ослеплять хасида.

Однако самая большая беда, самая густая тьма — это когда дается разрешение выражать подозрение в адрес людей, которым доверяет Тора, в ситуациях, когда она позволяет им судить и давать указания в сфере алахи; сказанное относится ко многим вещам, с которыми мы сталкиваемся повседневно. Учение об этике относится с величайшей строгостью ко всякой порче в сфере нравственности и душевных качеств, и призывает оберегаться как от огня, чтобы не впасть в грех опорочивания ближнего, — даже в мыслях, и тем более на словах, и даже, если речь идет об истинных вещах, не говоря уже о лжи… И если жертвой опорочивания становится мудрец Торы, то тот, кто его позорит, именуется апикойрес (человек, оставивший веру и позорящий Тору). А причиной всему этому — ошибка в алахе, когда человек рассуждает: «поскольку, мол, установлен закон, что никакой мудрец Торы не может устоять перед искушением, связанным с личным интересом, — в чем же будет грех, если я скажу, что такой-то мудрец может исказить суд из-за своего личного интереса? Ведь это — закон природы, и в чем здесь может быть ущерб для чести мудреца?» Однако сказавший так похож на того, кто вылил вино и сохранил сосуд из-под него…

Для большей наглядности приведем в качестве примера ту борьбу, которой сопровождается избрание рава и руководителя общины, когда каждый предлагает свою кандидатуру и отвергает кандидатов, предлагаемых другими. Было бы разумным в такой ситуации, чтобы все согласились передать решение вопроса самым большим мудрецам поколения. И если оказывается, что решение мудреца не имеет силы, достаточной, чтобы поставить вещи на свои места, из-за упрямства людей, несведущих в Торе, то о них можно сказать, что их грех, хоть и осознанный, вытекает из ошибки. И даже если они осознают этот грех, они не приучены подчинять свои желания велениям разума. И в чем еще являет себя миру это великое разрушение? В изощренности тех людей, что видят себя образцом честности и добродетели, и считают себя теми, кем движет лишь побуждение к добру, и суд их несет на себе печать высшего разумения, как будто бы судили и рядили в нем без спешки и с величайшей серьезностью, и вынесли в конце его категорическое решение, — что не следует считаться в данном деле с мнением упомянутого выше мудреца, ибо он не больший мудрец, чем были р. Ишмаэль бар раби Йосе или р. Ишмаэль бар Элиша, — а рассматриваемое дело касается его лично; он заинтересован в данной кандидатуре по такой-то и такой-то причине… И это — пример того, как посредством шутовского мудрствования невежда отметает и отвергает сотню суровых поучений и предупреждений, и так «служат идолам, оставаясь праведными в собственных глазах», и делают из Торы посмешище…

И все это — потому, что упомянутые выше «мудрецы» не поставили свою мораль на прочное основание алахи… И алахические авторитеты усмотрели некоторую проблему в том, что, как сказано в Талмуде, р. Ишмаэль бар раби Йосе и р. Ишмаэль бар Элиша в приведенных выше историях назначили вместо себя другого судью, хотя, казалось бы, им не следовало этого делать по той самой причине, по которой они не могли быть судьями сами, ибо очень часто судящимся небезразлично, кто будет судьей, и возможно, что выбор будет в пользу одного из них и не в пользу другого, и тому, у кого есть какой-то интерес в деле, казалось бы, лучше устраниться от назначения судей. Но из всего того, что произошло в действительности, нашими мудрецами был сделан вывод, что наличие личного интереса не является препятствием для назначения судей, и так мы видим у Рамо (Хошен мишпат 7:7), и тем более мудрец поколения не может быть отстранен от избрания рава и главы общины по причине личного интереса, и это — часть его обязанностей как руководителя поколения… Те же, что ему перечат, впадают в тяжкий грех, отрицая свою вину и говоря: «мы не согрешили!» И тем разрушают они основы Торы, и естественным образом выдумывают и такой «личные интерес», которого не было никогда в сердце того, кого они оклеветали… И хоть и говорили мы выше, что причина их греха — ошибка в алахе, — тем не менее, согласно известному правилу, неумышленный грех, проистекающий из плохой учебы Торы, приравнивается к умышленному.

Продолжение

Автор перевода — р. Пинхас Перлов