Иудаизм. Еврейский взгляд на мир

Мы воспитаны в обществе, которое может быть на­звано эллинско-христианским (Россия — его восточная оконечность). Наше видение мира целиком взято от этого общества, в том числе, и горделивый взгляд на себя и своих собратьев по культуре, как на некий венец общечеловеческих усилий, как на явление, безусловно, прогрессивное по сравнению с незначитель­ными, примитивными культурами «отсталых» народов. Очень естественно для человека (и столь же малоэф­фективно) воспринимать чужое мировоззрение со своей колокольни, пытаясь чужую душу втиснуть в жесткие, но привычные рамки «своего мнения». Непонятое объ­является никчемным, мелким, незначительным. Далеко не сразу европейцы поняли, что уровень военной тех­ники — фактор второстепенный, что покоренные япон­цы, китайцы, индийцы и другие народы нисколько не хуже французов или англичан. Они — иные! И сейчас уже вряд ли интеллигентный европеец заведет разго­вор о смешной нелепости камбоджийской четвертьтоновой музыки. Мало кто понимает сложную символику тра­диционного японского театра, но каждый купит книгу с картинками об этом театре, как бы дорого она ни стоила и на каком бы языке ни была написана.

А евреи? Да-да, евреи, вот эти самые с характер­ной внешностью, странной одеждой и нелепой манерой размахивать руками! Вот эти вот — с длинными пейса­ми и живыми глазами, спешащие в свои «дома собраний», где они проводят почти полдня, то сосредото­ченно молясь, то в учении, распевая и покачиваясь над толстыми древними фолиантами? Но это же «свои»! Да это же здесь, рядом, совсем под боком! Да ведь это уже устарело!

Вот так, как правило, раскланиваясь перед чалмой или кимоно в почтительном поклоне (шутка ли, древ­няя культура — полторы тысячи лет или около того), наши образованные современники и соплеменники со снисходительной усмешкой поглядывают в сторону ев­рея, склонившегося над Талмудом. «Примитивные сказ­ки» — вот как это называется в век пара и телефона. Да только правда ли это?

***

Мы очень давно живем на этой планете. Давно исчез­ли народы, вместе с которыми мы начинали свой путь. Туманные следы оставили они в памяти Земли. Нет уже и более молодых и, как казалось поначалу, более удач­ливых их наследников. Дряхлеют и теряют былую мощь наши теперешние соседи, народы Европы, а мы — мы все живем, живем, живем, все так же мало меняясь, все неся какую-то свою ношу, выполняя свою задачу. Евреи ухитрились прожить бок о бок со своими сосе­дями: работать с ними вместе и воевать, пахать и торговать, прокладывать дороги и ставить дома, шить, тачать, клепать и обмениваться взглядами на урожай — и при этом оставаться совершенно не понятыми эти­ми народами.

Литература нееврейского мира изобилует примерами такого непонимания. Кто только не писал о евреях, у кого только не болела голова! Мне довелось видеть рукопись, созданную одним пожилым ленинградским евреем и содержащую различные высказывания неевреев о нашем народе. Это были два толстенных тома по машинописных страниц в каждом — грандиозный памят­ник непонимания. Древние римляне, отцы христианской церкви, философы средневекового ислама, политики и литераторы, общественные деятели нового времени — все внесли свой вклад (и не малый) в эту летопись небылиц, мифов и диких вымыслов о евреях. И даже те, кто с природной симпатией демократа относился к ев­реям, к этому маленькому гонимому народу, даже они проходили мимо главного смысла еврейского бытия: быть свидетелями Откровения, заявлять и в радости, и в горе, что Б-г — есть Творец и Царь мира. Приве­ду несколько таких благожелательных высказываний, сделанных уже в XX веке.

Русский писатель Пастернак в романе «Доктор Живаго» вкладывает в уста одного из героев романа, ев­рея, слова, в которых, по всем имеющимся сведениям, мы можем увидеть выражение авторских мыслей. В труд­ное для всех время гражданской войны, навидавшись ужасов фронтовой бойни, казацкой резни и голода, интеллигентный москвич задает вопрос, который зву­чит почти риторически: «Отчего властители дум этого народа не пошли дальше слишком легко дающихся форм мировой скорби и иронизирующей мудрости? Отчего, рискуя разорваться от неотменимости своего долга, как рвутся от давления паровые котлы, не распустили они этого, неизвестно за что борющегося отряда? От­чего не сказали: “Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь как раньше. Не сбивайтесь в ку­чу, разойдитесь”».

Другой известный писатель, немец, Т.Манн написал в 1944 году новеллу «Закон». Я не случайно обращаю внимание на год написания этого произведения. Чест­ный человек, Т.Манн, был потрясен и глубочайше воз­мущен безмерными преступлениями гитлеровских людо­едов, их дьявольскими преследованиями народа, кото­рый писатель уважал и чтил. Новелла «Закон» выросла из предисловия к сборнику, составленному немецкими писателями-эмигрантами, как выражение поддержки и солидарности с еврейским народом. Но о чем же пишет Манн, чему отдает должное? Всего только уму и силе Моше Рабейну, «выдумавшему» очень мудрые законы и заставившему дикое племя подчиниться им, и тому, что эти законы легли в основание христианской (чи­тай: современной) цивилизации. Автор так напирает на рациональный смысл рассказа Пятикнижия об Исходе из Египта — грандиознейшем событии в человеческой истории, что чуть ли не главным образом новеллы, ее лейтмотивом, становится лопатка для закапывания в землю испражнений, которой практичный вождь снабдил своих собратьев. Б-г Воинств, Жгучая Сила, провед­шая наш народ через века, Тот, которому страстно молились и за которого, страдая, отдавали жизни, исчез бесследно. Так, под пером крупного писателя, сострадание превратилось в насмешку.

Современные евреи очень любят цитировать — и де­лают это часто — строки из рассказа Куприна «Жидов­ка», в которых Куприн говорит о судьбе и предназна­чении еврейского народа.

Многословное, страстное обращение к читателю за­канчивается предположением, что, может быть, ему (еврейскому народу) суждено играть роль «вечной за­кваски в огромном котле мирового брожения». Я пото­му упомянул Куприна, что он, как и Томас Манн, вы­сказывает ту точку зрения на мировую историю, кото­рая является одновременно и чрезвычайно распростра­ненной, и крайне упрощенной, чтобы не сказать боль­ше. Согласно этой концепции, существует мировая ис­тория как некое общечеловеческое предприятие по воз­ведению роскошного здания культурно-технологической (или технологическо-культурной) цивилизации. И ка­кой народ в это общее дело вклад сделал, тот по то­му и оценивается. Кто дороги строит, кто картины пишет, кто философию придумывает, а вот евреи, напри­мер, для всей этой активности — закваска. И так ев­реям это лестно, что закваска полезная они, а не трутни-дармоеды, как полагает куда большее число разговорчивых неевреев, и цитируют евреи эти строки с удовольствием.

Да что там говорить о неевреях, если сами евреи сплошь и рядом о себе всякие диковины пишут и гово­рят. Я не буду останавливаться на людях, сознатель­но ушедших из еврейства и хлопнувших еще при этом дверью, да еще и плюнувших вдобавок в ненавистную сторону. Это за меня сделают наши «братья-космопо­литы». Нет, речь идет о тех, кому их еврейство до­рого. Уже давно любимым занятием многих евреев, ста­рых и молодых, является перечисление и подсчет тех «лиц еврейской национальности», которые с лучшей стороны проявили себя в науке, живописи, балете, политике, футболе, картах и т.д. (я уже не говорю о шахматах). Апофеоз этого развлечения — известный анекдот о Папе Римском. С удовольствием загибают пальцы и знаменитый Дубнов в своей истории, и со­временные исследователи — авторы «Истории еврейско­го народа», изданной в Израиле.

Известный историк С.Рот, профессор Еврейского уни­верситета в Иерусалиме, написал книгу «Вклад евреев в современную цивилизацию» (название-то из тех). Думаете, он написал там о том, как стояли мы у Си­ная, видели и слышали слова Десятисловия? О том, как пронесли эти слова в веках, и, хотя не заслужили видимой славы и спасения, все же сохранили их для мира и не дали ему впасть во тьму? Ничуть.

Оказывается, мы, евреи, молодцы, потому что мы всехние врачи, всехние адвокаты, писатели, ученые, инженеры, финансисты (и шахматисты, добавлю я уже от себя). И тут уж читатель чувствует, что я готовлюсь подвести под всем сказанным выше жирную черту и ска­зать: «А на самом деле — все не так». И действитель­но, я так и собираюсь сделать и говорю: «Смысл нашего существования, нашего еврейского бытия вовсе не в том, какую долю мы внесли в общий котел».

Еврей, воспитанный в традиции, мыслит свое поло­жение в этом мире, свое предназначение, предназначе­ние своего народа в том, чтобы служить Б-гу, Твор­цу Вселенной, исполнять свою миссию, о которой мы узнали во время Синайского Откровения, совершенст­вовать мир, ведя его к состоянию чистоты и справед­ливости, которое евреи называют временем прихода Машиаха. (Машиах(ивр.) — Помазанник, потомок царя Давида, при котором произойдет избавление еврейско­го народа из Изгнания, собирание его в Земле Израи­ля и восстановление Храма в Иерусалиме.) Еврей мо­жет и должен изменить мир, но единственным средст­вом, которым он это делает, является не физика и химия, не удобрения, не технологические линии и да­же не виртуозная игра на скрипке или в шахматы, а только исполнение заповедей Торы. Еврей находится на этой службе 24 часа в сутки, 365 дней в году, все дни своей жизни. Грандиозная система Б-жественных заповедей пронизывет все стороны человеческого бытия. Когда еврей работает, когда торгует, когда ест и пьет, когда учится и молится, то всегда он чувствует себя призванным к служению. Он верит, он ощущает, он чувствует, что все, что происходило и происходит с еврейским народом, с каждым отдельным евреем, не похоже ни на что, не имеет никаких исто­рических и иных аналогий, а, напротив, находится под прямым воздействием чудной Высшей Силы.

Вот как повествуют об этом наши священные книги. Вспомним рассказ Писания о рождении сына Ицхака у бездетных стариков Авраама и Сарры. В нем прямо говорится, что Сарра была уже в том почтенном возрасте, когда она не могла родить. И происходит «чудо», появляется наследник, которому праотец наш Авраам мог передать свою веру, свое ощущение уникальности и всесилия Б-га, свою надежду на то, что знание Б-га когда-нибудь воссияет во всем мире. Законы природы говорили «нет», но сам Всевышний сказал «да». Под­робнее этот эпизод описан в Мидраше — древнем тол­ковании Пятикнижия: сказал Авраам: «Вот я богат и почтен, я умудрен годами и знаниями, но какой смысл во всем этом, если у меня нет и не будет наследни­ков. Я изучил движение звезд, и звезды говорят мне, что у меня, столетнего, не будет сына и Сарра в свои годы уже не родит.» И ответил Б-г Аврааму: «Оставь изучение светил. Судьба Израиля не зависит от звезд».

Древний Мидраш выпукло передает один из важных аспектов Творения: существует народ, чья судьба изъята из материального контекста, народ, который находит­ся под прямым водительством Всевышнего.

Посмотрим теперь с этой точки зрения на другой рассказ Торы, рассказ о необыкновенно важном собы­тии еврейской истории — Исходе из Египта. Евреи бы­ли, хотя и многочисленным, но безоружным и не имею­щим военного опыта народом, придавленным к тому же тяготами рабства. Им противостоял великий Египет — самое мощное государство того времени, властитель которого всеми силами старался удержать этих полез­ных рабов. И все же Исход совершается, совершается чудесным образом, и, когда могучая армия фараона настигает беглецов у Ям Суф и готовится поразить их, вера и решимость совершают еще одно Чудо: воды расступаются, и евреи пересекают море, восхваляя своего Покровителя, Того, Кому повинуются и моря, и народы. Войско фараона, устремившееся за евреями, гибнет в нахлынувших волнах…

Однако затем евреи ропщут, отворачиваясь от свое­го Спасителя и … «приходит Амалек воевать с Израилем». И, когда две армии сошлись биться в долине, Моше с двумя помощниками поднялся на вершину холма. И тут Писание говорит «загадочную» фразу: «И когда Моше поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалек» (Шмот, 17:11). Вот странно: результат великой битвы зависит не от численности и оснащенности солдат, и не от искусст­ва военачальников. Нет, все зависит только от Моше и от того, насколько сердца и помыслы народа Израи­ля направлены к Б-гу, насколько они сознают свое предназначение, свою зависимость от Небесного Отца — Источника сил народа.

Если же их думы и взоры устремлены к земле, и ес­ли они не способны видеть что-либо за исключением оружия, действий противника и сил природы, то будет одолевать Амалек, всегда будет одолевать. Из этого эпизода мы можем извлечь еще одни важный урок: в происходящем все зависит от Моше, а не от Амалека, от евреев, а не от амалекитян. Ведь Писание не го­ворит о том, что на одном холме стоял Моше, а на другом — амалекитский вождь, и, что, кто выше дер­жал руки, тот и одолевал. Нет, только Моше стремил­ся поднять взоры своего народа к Небу, и только от его усилий зависел исход битвы.

Накануне того дня, когда испытанный скитаниями ев­рейский народ готовился войти в завещанную ему Свя­тую Землю, Моше Рабейну обращается к своим сопле­менникам со страстной речью, в которой еще и еще раз призывет их помнить единственность и драгоцен­ность того Завета, который евреи заключили с Б-гом на Синае. Эти слова заслуживают особенного нашего внимания еще и потому, что они стали составной час­тью главной еврейской молитвы «Шма», которую верую­щий еврей читает дважды в день: утром и вечером, и которая, по мнению наших мудрецов, выражает самую суть еврейской веры.

«Если вы будете слушать заповеди Мои, которые за­поведую вам сегодня, любить Г-спода Б-га вашего и служить Ему всем сердцем вашим и всей душою вашей, то дам земле вашей дождь в свое время, ранний и поз­дний, и ты соберешь хлеб свой и вино свое, и елей свой; и дам траву на поле твоем для скота твоего, и будешь есть и насыщаться. Берегитесь, чтобы не обольстились сердца ваши и вы не уклонились, и не стали служить иным богам и поклоняться им. И тогда воспламенится гнев Г-спода на вас и заключит Он не­бо, и не будет дождя, и земля не принесет плодов своих, и вы скоро сгинете с доброй земли, которую Г-сподь дает вам» (Дварим, 11:13-17).

Смысл обращения прозрачен: материальное четко об­условлено духовным, урожай зависит не от агротехни­ки, удобрений, сил природы, а только от того, на­сколько чиста жизнь народа, насколько приблизился он к идеалам, провозглашенным Торой.

И, напротив, уклонение от Завета, идолослужение и другие преступления против замысла Творца ведут к физической гибели. Особенно образно и рельефно идеи, положенные в основание еврейского народа Г-сподом, связи народа с Творцом, выражены в знаменитых Пре­дупреждениях (Ваикра, гл.26, Дварим, гл.28).

Вот еще один эпизод из Писания, призванный проиллюстрировать мою мысль — известная многим история Мордехая и Эстер, произошедшая в Персии много веков назад и изложенная в Свитке Эстер, который ежегодно публично читается в синагогах в праздник Пурим.

Еще никогда и нигде евреи не жили так хорошо, как в свободной и славной Персии при царях Дарий и Ахашвероше. Почти не чувствуя никакого притеснения, поч­ти равные в правах с коренными имперскими граждана­ми, персидские евреи жили в богатстве и почете, до­стигнув многих важных постов. Были евреи-царедвор­цы, евреи-торговцы, были евреи-военачальники и евреи-врачи, были евреи-ремесленники — евреи всех со­словий, званий, состояний. И лучшие из них получили приглашение на пир, устроенный царем Ахашверошем по случаю 70-й годовщины разрушения некогда грозного Храма в далеком Иерусалиме. Они пришли, опасаясь за свое благополучие. Б-же упаси сказать, что они были горды оказанной честью, что пили «Здоровье царя» и ели некашерную пищу, приготовленную для пира. Но они присутствовали при осквернении священных сосу­дов Храма, и ни один не покинул пиршественной залы, в слезах разорвав на себе одежды…

«И пришел Амалек воевать с Израилем…» Возвеличен был нечестивый Аман, потомок амалекитского царя Агага, и задумал этот Аман истребить всех евреев Пер­сии. Под действие злодейского декрета всесильного министра попали все евреи без разбора: богатые и бедные, родовитые и безродные, ученые и невежды, ас­симиляторы и ревнители веры… Но, как всегда в ми­нуту великой опасности, послал Б-г своих вестников принять бой и победить. Такова была миссия Мордехая и Эстер. Но, посмотрите, как странно начинает дей­ствовать Мордехай, услышав о людоедском замысле Амана.

Казалось бы, Мордехай, царский судья, высокопос­тавленный вельможа, должен был бы сразу нажать на дворцовые рычаги, бывшие в его распоряжении, привес­ти в действие могущественный механизм царского ка­бинета, чтобы спасти своих соплеменников. Да и все евреи персидской столицы с надеждой смотрели в сто­рону дворца, в котором царила красавица Эстер, пле­мянница и воспитанница Мордехая. Царица Эстер своей красотой сумеет пленить слабовольного царя и скло­нить его к отмене грозного указа.

Но Мордехай и Эстер поступают «вопреки логике», поступают совсем не так, как диктуют им резонные политические соображения. Мордехай надевает вретише и посыпает голову пеплом (в таком виде его прос­то не пустят во дворец), а затем обращается к Б-гу с молитвой, полной раскаяния. А что делает Эстер, узнав от преданного слуги о случившемся? Наверное, она надевает свои лучшие одежды, украшается драго­ценностями и спешит к царю во всеоружии своего оба­яния чтобы отразить козни злодея Амана? Ничуть! Она просит передать Мордехаю, чтобы и он, и все евреи столицы постились три дня. Эстер добавляет, что и она со своими служанками поступит также. Зна­чит все пропало, и евреям Персии уже не на кого больше надеяться, раз самые могущественные из их племени оказались не в состоянии отразить готовя­щийся удар? Да, по законам материального мира это было так. Но Мордехай и Эстер хорошо знали, что «судьба Израиля не зависит от звезд», что страшная напасть, вызванная тяжелым грехом участия в осквернении еврейских святынь, может быть отвращена толь­ко искренним раскаянием всего народа. Они направля­ют свои усилия на достижение именно этой цели и добиваются блистательной победы. И, для того, чтобы евреи всегда помнили о том, какими путями приходят в мир проклятие и благословение, читают в синагогах каждый год Свиток Эстер.

***

Вот такое понимание жизни как служения, такое пол­ное подчинение ему всего человеческого существа, при том, что источником и одновременно целью служения является сам Б-г — придает облику еврея уникальней­шие черты, делает его совершенной загадкой для ума, мыслящего рационально. Это Великое Служение сплав­ляет время и пространство воедино. Оно делает бед­ного сапожника, живущего где-нибудь в Польше или в России, современником праотца Авраама, и в то же время — Царя Машиаха. Оно заставляет нас пережи­вать, как свои, горести евреев древней Иудеи, сред­невекового Толедо, гитлеровского рейха и Дамаска или Тегерана наших дней. Это Служение придает надисторический смысл покаянию и слезам, оплакивающих Храм в скорбный день 9-го Ава, оно делает само это разрушение еврейской святыни событием, произшедшим только что, вчера… минуту назад. Совсем не просто нееврею понять, что вот этого невзрачного и уже не молодого разносчика, колесника или водоноса в зано­шенном кафтане по-настоящему заботит не только и не столько сытость и обутость его многочисленной семьи сколько то, что Храм разрушен, Шехина — Б-жественное Присутствие — разделяет с нами темноту и ужас изгнания, и что все наши попытки привести Избавите­ля в этот мир терпят пока неудачу.

Эта исключительная ориентация сознания порождает множество специфических черт, составляющих вместе особую еврейскую ментальность. Остановимся вкратце на двух таких чертах.

Человека, начавшего знакомиться с еврейской исто­рией, обязательно поражает грандиозное явление ев­рейского мученичества, не имеющего даже приблизи­тельных аналогий по своему масштабу, интенсивности и регулярной повторяемости на протяжении тысяч лет.

Эту страшную многотысячную и многомиллионную кро­вавую резню нельзя, кажется, объять смятенной ду­шой. Далеко не всегда притеснители евреев были по­добны злодеям — Гитлеру и Хмельницкому, не остав­лявшим своим жертвам ни малейшей надежды на спасе­ние. Нет. Обычно евреям предлагался «свободный вы­бор». Одной из возможностей всегда была смерть, а другой — благородный пантеон вавилонских богов… или крест… или чалма… или феска.

И вот, представьте себе картину: палачи начинают убивать, убивать всех, без разбора, и двор оглашается предсмертными криками, а ты читаешь «Шма» и го­товишься к смерти, и до последней секунды остается возможность спастись, которую ты так и не выберешь… Такой простой шаг — только поцеловать крест или восславить Аллаха — и кошмар сразу кончится, вся семья будет спасена, а эти люди скоро уйдут, и ты сможешь молиться так же, как это делали предки, и, быть мо­жет на этот раз нам улыбнется удача…

И все же мало кто делал этот шаг: огромное боль­шинство принимало жестокую смерть. Почему? А пото­му, что жизнь сама по себе, жизнь — биологическое существование — в глазах еврея не имеет никакого собственного значения. Она обретает смысл только тогда, когда еврей посвящает ее тому Великому Слу­жению, о котором мы говорили в начале. Поклониться идолу или поцеловать крест — значило полностью обес­смыслить свое пребывание на земле, сделать ничтож­ной миссию своей души, посланной Б-гом в этот мир, чтобы помочь ему подняться. Отступничество перечер­кивало все, и еврей, поставленный перед жестоким вы­бором, хорошо это осознавал. Он решал вернуть свою Б-жественную душу, дарованную ему при рождении, ее действительному Отцу, и молил Его послать силы для — исполнения этого тяжелого решения. Лишенный возмож­ности служить Б-гу жизнью, он служил Ему своей смер­тью. Он освящал Имя Всевышнего.

Варшавские хасиды хорошо понимали смысл событий, в результате которых Польша оказалась захваченной гитлеровскими войсками.

Пришла беда, «честно заработанная» многими поко­лениями евреев, и им выпало платить по этому счету. Они понимали, что дни их сочтены, и если не произой­дет Великого Чуда, все они погибнут. И их тоже вол­новал вопрос: каков их путь служения? Как именно им суждено своей смертью освятить, превознести и воз­величить Его Святое Имя?

И они сплясали хасидский танец под дулами авто­матов, радостными движениями своими принимая спра­ведливость Б-жественного приговора. Как некогда их предки…

Другая специфическая черта еврейского мировоззре­ния — это стремление воспринимать мир в его единст­ве, как творение Единого. И эту особенность еврей­ского ума очень не просто охватить нашим эллинским сознанием, привыкшим понимать, лишь анализируя, Еврей, хотя и раскладывает явления мира на состав­ляющие, но рассматривает их в принципиальной нерас­члененности. Это приводит к некоторым, не вполне очевидным, следствиям. Вот, для примера, проблема предопределения и свободы воли, о которую сломано столько копий, разбито множество голов. Целый спектр мнений высказан мудрецами многих народов, а страсти все не утихают. Наследник эллинского мировоззрения мыслит антиномично: либо свобода воли есть, либо ее нет. Ответ еврея кажется ему странной уловкой: и предопределение, и свобода воли существуют одновре­менно. К такому выводу приводит анализ Торы. (Я со­знательно не говорю о деталях этого анализа, чтобы не привлекать вашего внимания к интересному, но не магистральному для данной лекции вопросу).

Другой пример целостного восприятия: существова­ние понятия о личной и коллективной ответственности за грехи. Широко распространено представление, со­гласно которому в древних примитивных обществах бы­ло развито представление о коллективной вине (Ро­довые проклятия древних греков), которое сменилось «прогрессивной» идеей личной ответственности за свои поступки чуть ли не во времена христианства. Причем проблема и здесь ставится антиномично: либо — либо.

Еврейское учение о грехе и воздаянии и здесь по­ражает нашего современника: существует одновременно и личная, и коллективная (семейная, общинная, народ) ответственность, которые сочетаются отнюдь не механически.

Талмудическая логика вольно обращается с законом исключенного третьего, довольно часто игнорируя его Этот закон классической формальной логики утвержда­ет что относительно логических построений мы можем делать только два рода заключений: они либо истинны. либо ложны. И третьего не дано. Еврейское же созна­ние утверждает, что возможно и третье, и десятое, и восемнадцатое, что таков созданный Б-гом мир. Один древний комментарий говорит, что молот нашего созна­ния ударяет по скале явления, разбивая ее на тысячи непохожих друг на друга кусков. Но понять это явле­ние мы можем только соединив разрушенное с помощью того же сознания. А еще говорят, что мы глядим на явления сотворенного мира через призму Торы. И не удивляйся, если на одной грани этой призмы ты про­чтешь «Да», в то время как на другой будет написано «Нет».

***

Мы приходим в этот несовершенный мир, чтобы возвысить его, чтобы исправить его несовершенства. Более чем 3300 лет прошло с момента Синайского Откровения, сотни поколений наших предков бились над этой задачей, но нам, евреям, до сих пор не удалось привести в мир Машиаха. «Каждое поколение, во время которого Храм не был восстановлен, должно рассматривать себя, как поколение разрушения Храма».

Работа не была выполнена нашими предшественниками. но ее никто не отменил, и для ее исполнения еврей­ские женщины продолжают рожать все новых и новых сы­нов Завета. Она, эта тяжелейшая работа, легла теперь на нас. Осознать себя евреем — это и значит принять на себя этот невероятный груз, а вместе с ним необ­ходимость подняться.