Богач и бедняк

В одном еврейском местечке, недалеко от Карлина, жили два человека. Один был богачом. Всего у него было в достатке: большой дом, серебряная посуда, коровы и лошади, повар и горничная. Только одного у него не было: радости в сердце. Он был полон горечи и гнева. Даже в шабат, сев за накрытый стол, богач и его жена не радовались святому дню, а то и дело кричали друг на друга. Просто ад. Понятно, что и субботних песен они не пели. Ведь нет же обязанности петь, не правда ли? Вот они и не пели.

Другой еврей жил на той же улице, прямо напротив богача, — и был он так беден, что, наверное, мы назвали бы его нищим. Ему почти нечего было есть. Но он всегда был полон радости. И для него священный субботний вечер был буквально источником счастья. Ах, как пели за столом бедняка «Тот, кто освящает день седьмой» — мелодия возносились к самым небесам! А когда прохожие слышали, как детские голоса старательно выводят «Покой и радость» — им казалось, что они перенеслись в Грядущий мир!

Мало было богачу того ада, который был у него дома, так у него был дополнительный ад: звуки, долетавшие до него с противоположной стороны улицы. Он слушал, как в семье бедняка поются субботние песни, и в толк не мог взять, почему эти нищие поют с такой радостью, будто только что выиграли миллион в лотерею!

Каждая песня, которую слышал богач, протыкала его сердце насквозь, как заточенный нож резника: «Почему этот бедняк, у которого дома шаром покати, всегда счастлив, а я полон горечи и гнева, хотя я и самый богатый человек в городе?!» Ну, до поры до времени богач еще как-то держался — пока не наступал праздник Суккот.

В дни Суккота ад богача становился просто невыносим. Вы понимаете почему? В еврейском местечке все праздничные шалаши, суккот, стоят на улице, близко друг к другу — и песни слышны гораздо яснее и громче, чем в обычные субботы. А кроме того, недаром Суккот называется «временем нашей радости» — в эти дни пение прорывается сквозь Небеса!

Богач сидит в своей просторной сукке, поедает с женой и детьми все деликатесы мира, и снова — непонятно, как — вспыхивает ссора. Он кричит на жену, дети кричат на него, и начинается ад. А в маленькой сукке напротив сидят бедняк со своей семьей, и каждому ясно, что чувствуют они себя «под крыльями Шхины». И радость, конечно, — до небес…

В один год богач сказал себе: «У меня нет больше сил проводить так Суккот. Я должен что-то предпринять. Я сделаю так, чтобы у этого бедняка вообще не было сукки!»

Так как он был самым богатым человеком в местечке, он же был и главным работодателем жителей. Заработки почти всех евреев зависели от него, поэтому его угрозы были совершенно реальны, когда он провозгласил: «Горе тем, кто поможет этому бедняку построить сукку! Тот, кто даст ему хоть одну, самую маленькую, досочку, будет уволен с работы, понятно вам?!»

У бедняка, конечно, не было денег, чтобы купить доски для сукки, поэтому каждый год он побирался: попросит у Мойшеле дощечку-другую, попросит у Янкеле половину доски… И так в конце концов он набирал достаточно материалов, чтобы построить маленькую сукку. А теперь, если никто не пожертвует ему ни одного кусочка дерева, где он возьмет сукку?

Сразу после Йом Кипура, как и каждый год, пошел наш бедняк от дома к дому выпрашивать доски. Только на этот раз он вернулся домой с пустыми руками.

— Послушай, нам очень жаль, — говорили ему, — мы тебя любим, но мы не можем тебе ничего дать. Понимаешь, у нас ведь дети, и мы боимся потерять средства к существованию…

Наступила последняя ночь перед Суккотом, а бедняк так и не придумал, как ему быть. Как можно в Суккот без сукки? И вдруг у него появилась идея! В то время в России и Польше каменные надгробия были редкостью. Дерева было много, и оно было дешевле камня, поэтому все бедняки, которые не могли позволить себе каменную надгробную плиту, когда умирали из близкие, ставили им деревянное надгробие.

Члены еврейского похоронного общества заранее заготавливали такие доски и вырезали на них буквы «пей» и «нун» — первые буквы слов «по нитман», что на иврите означает «здесь похоронен». Когда кто-то умирал, оставалось только дописать его имя.

На кладбище еврейского местечка стояли десятки таких досок с буквами «пей» и «нун». Бедняк подумал: «Ведь в Суккот не умрет столько людей. Я возьму несколько досок с кладбища, а после праздника верну». Бедняк принес с кладбища эти доски и построил из них такую замечательную, просторную, красивую сукку, какой у него никогда не было! Правда, на каждой доске было написано «здесь похоронен», но кого это волнует?

Наступил вечер Суккота, оглядывает богач улицу и видит напротив своего дома прекрасную большую сукку: «Что такое? В чем дело? Чьё это великолепие? Наверное, купца Якова…» — подумал он. Но вечером, когда богач сел со своей семьей за трапезу, выяснилось, что сукка никакого не купца, а вовсе даже этого несчастного бедняка, этой кости в горле, этого наглеца, который снова распевает свои песни, как ни в чем не бывало — только теперь не из шалаша, собранного из щепок, а из прекрасной сукки, которой можно позавидовать!

Богач понял, что его план провалился, и его праздник стал еще печальнее, чем обычно, а его перепалки с женой — еще яростнее. Во второй вечер праздника радость бедняка возрастает еще больше — он чувствует себя так, словно находится в Храме, во время праздничного возлияния вод на Жертвенник!

Богач слушает эти песни, полный боли и разочарования, — и не может больше сдерживаться! Он бежит к сукке бедняка, врывается в дверь и начинает кричать во всю глотку: «Где ты взял эти доски?! Кто их тебе дал?!»

— Успокойтесь, реб ид, — говорит ему бедняк. — Прежде всего — с праздником! Спасибо, что пришли навестить мою сукку. Пожалуйста, присядьте, и я вам все объясню.

После того, как богач, тяжело дыша, весь красный от гнева, сел на шаткую табуретку, бедняк продолжил:

— Позвольте мне сказать. Все случилось так, как вы хотели: ни один еврей в городе не дал мне досок. Так что в ночь перед Суккотом мне не из чего было строить сукку — вот я и гулял без дела по улице. Иду я себе, иду, и вдруг — кого я вижу? Навстречу мне мой старый друг, Ангел Смерти! Я говорю ему: «Привет, приятель! Какая честь! Что ты делаешь в нашем местечке?» А он отвечает: «Я пришел с особым заданием: забрать душу того богача, что живет напротив тебя…»

Тут богач побледнел так, будто увидел Ангела Смерти своими глазами, а бедняк продолжил:

— Я сказал ему: «Не-е-ет, тебе не надо убивать этого человека. Не стоит тратить силы — ведь он уже мертв! Он более чем мертв — он умирает страшной смертью тысячу раз в день! Этот человек полон гнева и печали. У него нет ни капли радости в душе. Поверь мне, тебе не нужно возиться с таким человеком». Ангел Смерти сказал мне: «Я благодарю тебя от всего сердца. Ты сэкономил мне энергию. В благодарность хочу сделать тебе маленький подарок: я возьму с кладбища деревянные надгробия и сколочу тебе из них сукку».

Бедняк смотрел на богача с радостной улыбкой, которая, как всегда, освещала всё его лицо:

— Ну, понимаете теперь, реб ид? Это доски Ангела Смерти! Посмотрите, что на них написано: «здесь похоронен», «здесь похоронен», «здесь похоронен»…

Слова бедняка, как стрелы, пронзали сердце богача — и нашли в нём ту крошечную точку, которая еще не успела окаменеть. По лицу богача потекли слезы. Еврей всегда остается евреем. Видимо, в глубине души он всегда ждал этого момента.

И что вы думаете? удалось богачу измениться? Да! Этот богач, который был так полон печали и гнева, стал одним из самых радостных жителей города…

Это просто невероятно, как легко иногда взять человека, упавшего до самых низин, и поднять его до самых высоких высот. Ведь когда добираешься до дна, вдруг понимаешь, что падать дальше некуда, и отсюда можно только подняться…

Кроме того, наверное, глубоко-глубоко внутри тот богач был совсем иным человеком, чем снаружи. Ему просто нужен был кто-то, кто бы «включил» его. И эту заповедь удостоился выполнить тот самый бедняк, который всегда жил в радости!

Радостного вам праздника Суккот!