Марш смерти 9-го Ава

В последний год Второй мировой войны, по мере наступления союзных войск, командование концлагерей получало приказы отправлять заключенных в Германию. Третий рейх был обречён, но нацисты бесцельно и беспощадно гнали еврейских узников из одного места в другое, пешком и в вагонах для перевозки скота, в жару и в холод, многие километры. Пройти через всё это и остаться в живых — было чудом. Не утерять веры и рассудка, восстановиться после войны и построить еврейский дом — истинным геройством.

На долю Хаима выпало множество страданий и потерь. Но несмотря на то, что летом 44-го он прошел многокилометровый марш смерти, смерть ему не была уготована. Он выжил, после войны женился, вырастил детей, внуков и правнуков, стал известным еврейским филантропом. Из-за своей известности он просил не раскрывать его настоящее имя и просил рассказать о нем как о Хаиме. «Хаим» — это жизнь. Никакое продуманное злодейство, никакой лагерь смерти, никакой марш смерти не может отнять жизнь у человека, которому была уготована Богом жизнь — вечная жизнь во многих грядущих поколениях.

Без воды

Летом 1944 года, когда советские войска готовились вступить на территорию Польши, Хаим вместе с другими трудоспособными заключенными из Освенцима был отправлен на работы в Варшаве, для срочного строительства фортификационных сооружений. Они работали в бешеном темпе, и, хотя их держали на увеличенном пайке, многие не выдерживали. Хаим был молод, ему не было и двадцати. Он был постоянно голоден и изможден, но держался, с надеждой смотрел на небо, верил, что свобода близка.

Каждую ночь небо над Варшавой было всё светлее и светлее — артиллерийские огни приближались. Когда стало очевидно, что Красная Армия вот-вот ворвется в город, фашисты решили отправить еврейских узников в Германию, в Дахау, причем вагоны для них были подготовлены в ста километрах от города.

Немцы вывели узников жарким июльским утром. Им выдали скудные пайки, состоящие из сухого хлеба и соленого сыра, а кроме того, каждый должен был нести свою миску и одеяло. Никому не разрешили оставить их — это считалось бы «саботажем».

Больным заключенным, которые не могли ходить, немцы «предложили» ехать на автобусе. Около 240 человек сообщили о том, что больны, — их вывели на обочину дороги и расстреляли всех до одного.

Хаим вместе с тысячами заключенных шагал по раскаленной дороге до позднего вечера. Наконец, последовал приказ остановиться. Командир марша и его помощники ехали на машинах и велосипедах сзади, и если видели, что кто-то отстает, вопрос решался быстро: один из солдат получал приказ застрелить отстающего, и тот оставался лежать в горячей пыли.

Бывало и по-другому. Если кто-то, совершенно лишившись сил, падал на землю, ему не требовался выстрел: несчастного затаптывали сотни ног тех, что не смели остановиться, подгоняемые криками охранников. Охранники менялись каждые несколько часов, и только заключенные шли и шли, без отдыха.

Хаим вспоминает, что раз или два польские крестьяне пробовали передать узникам ведро с водой, но охранники прогоняли их и выливали воду на землю. Во второй половине дня впереди заблестела река, и заключенные воспряли духом. Тем более, что офицеры сказали им, что они могут пойти попить. На самом деле, это была только очередная форма издевательства и повод уменьшить число марширующих. Как только первая группа подошла к реке, охранники тут же спустили на них собак и открыли огонь.

Ряды редели, марш продолжался, во рту у всех пересохло. На ночевку они остановились в поле, земля которого была пропитана водой. Хаим и другие узники встали на четвереньки и попытались напиться. Им удалось лишь смочить губы и выпачкаться в земле, но не утолить жажду…

В тот первый день они прошли километров 30. Когда они наконец улеглись под звездами спать, кто-то сказал: «Сегодня Девятое Ава…» Другой стал с ним спорить: «Как это может быть, сегодня шабат!» Да, девятого Ава начинался шабат, и поэтому пост в том году переносился на воскресенье.

Девятое Ава 5704 года

На следующий день они проснулись рано, чтобы продолжить свой страшный поход, пока солнце еще не стояло слишком высоко.

Третий день, день поста и траура, стал самым тяжелым для Хаима, да и не только для него. Люди были настолько слабы, что сняли обувь, которая причиняла им невообразимые мучения. Стало ли легче идти, Хаим не знал, потому что теперь босые ноги чувствовали каждый камушек. Впрочем, вскоре боль в ногах притупилась, и единственное, о чем он мог думать, — это о воде. Язык прилипал к небу, был шершавым и жестким, а солнце всё палило, и день казался бесконечным.

В конце дня было объявлено, что привал будет возле реки. Но снова это обещание оказалось только жестокой насмешкой. Те, кто, не дожидаясь разрешения, подошли к воде, были немедленно застрелены. Из реки пили только немцы, а заключенных вывели на ночлег в поле, не дав выпить ни глотка воды.

Чудо: вода из-под земли!

Ночь была темной, безлунной. Изможденные люди спали, окруженные охранниками СС. Некоторых охранников тоже сморил сон.

Вдруг Хаим услышал чей-то шепот: «Вода! Я нашел воду!» Оказалось, что один мальчик обнаружил, что спит на болотистой почве, и, погрузив в нее оловянную кастрюлю, набрал туда воды — почти совсем чистой!

Все начали копать — кто ложкой, кто лопаткой, кто миской, а кто голыми руками. И действительно, вода оказалась совсем близко, и к тому времени, когда охранники проснулись, было уже поздно: люди смогли напиться и набраться сил. Охранники побоялись поднимать шум посреди ночи на неизвестной территории. А вдруг заключенные нападут на них?

Утром чудо воды увидели и командиры. Это совершенно не входило в их планы, но поделать ничего было нельзя, оставалось только свернуть лагерь и дать команду двигаться дальше.

День четвертый

Четвертый день был полегче. Найденная ночью вода оказала удивительное действие — она наполнила Хаима и других, идущих рядом с ним, энергией и надеждой. Почему-то в этот день их решили покормить. Всем выдали хлеба, конской колбасы и грязноватой горькой водички, которую они называли «кофе».

В ту ночь был ураган. Как бы узники ни устали за день, но как заснуть при шквалистом ветре и под холодным ливнем? Человек пять разложили под собой какую-то подстилку. Кто не уследил за своим одеялом — тот потерял его навсегда. Злой ветер хватал и уносил всё, что не было привязано. Хаим продрог до костей. Укрыться было совершенно негде, и спать было невозможно.

Если кто-то приподнимал голову, в его сторону немедленно летела автоматная очередь. Люди пытались греться друг о друга, прикрываясь всем, что могли найти: тряпками, рваными пальто, листьями — но безрезультатно. Дождь заливал всю долину. Только вчера они мечтали о капли воды, а теперь чуть не тонули в ней.

Наутро, сквозь поднимающийся от земли пар, Хаим увидел лежащие в долине тела тех, кто эту ночь пережить не смог.

В вагонах для скота

На пятый день они наконец приплелись на железнодорожную станцию. Там уже стояли приготовленные для них вагоны для скота. В каждый вагон могло поместиться человек сорок. И несмотря на то, что по дороге погибло так много людей: от жажды и жары, от холода, голода, истощения, от автоматной очереди — все же их было еще слишком много. В каждый вагон запихивали по 90-100 человек, по 45 с каждой стороны, и «капо» посередине.

Спать можно было только стоя. Упасть поначалу было почти невозможно — соседи поддерживали стоящего своими телами. Даже если стоящий давно умер.

Про туалет не было и речи. Спали, ели и делали всё остальное стоя. Страшное зловоние распространялось как от живых, так и от мертвых. Когда мертвых стало достаточно много, их сложили в углу вагона, чтобы стоящим было чуть просторнее стоять, а некоторым счастливчикам даже можно было присесть. Не все соглашались сидеть на куче трупов, и все же желающих хватало.

Время от времени поезд останавливался на станциях. Охранники выходили и приносили воду в канистрах. Они ставили канистры в центр вагона, люди бежали за водой, но большая ее часть в неразберихе и толчее проливалась на пол.

В другой раз, когда поезд остановился возле родника, некоторым заключенным разрешили выйти из вагона. Они из последних сил побежали к воде, но немцы спустили на них собак, объявив, что таким образом предотвращают побег…

Последняя станция — Дахау

В таких мучениях прошло около двух с половиной дней. Из почти 6000 евреев, покинувших накануне Девятого Ава Варшаву, в Дахау прибыло около 2000. Они вывалились из вагонов полуголыми, грязными, ранеными и распространяющими зловоние. Некоторые из них к тому времени потеряли разум. Свежий воздух опьянял. Может быть, здесь будет наконец получше? Но взглядам Хаима и его друзей предстала все та же зловещая надпись: «Арбайт махт фрай», красноречиво предвещая узникам новые мучения.

Хаим выжил и в Дахау. Ни тиф, ни голод, ни непосильный труд не сломили его. После войны он приехал в США без гроша в кармане и без знания английского, но зато с твердой верой в то, что, если Творец дал ему жизнь, тогда как миллионы евреев были замучены, — то каждый день своей жизни он должен прожить со смыслом. Хаим за долгие годы своей жизни помог такому огромному количеству людей и еврейских организаций, что имя его стало легендарным.

* * *

Перед постом Девятого Ава многие желают друг другу «значимого и легкого поста». Если нам кажется сегодня, что поститься — это тяжело (хочется пить или есть, побаливает спина от сидения на полу, непривычно ходить в кедах), вспомним о тех, чьи мучения были несравнимо тяжелее, и чьё Девятое Ава длилось недели и месяцы.

Месяцы, когда каждый день рядом кто-то умирал или был застрелен. Когда мучила неизвестность о судьбе близких. Когда казалось, что Б-г отвернулся от них навсегда. Эти люди не сломались, прошли через все мучения и пытки и продолжили жить как евреи. Построили еврейские семьи, вырастили детей. Возродили еврейский дух буквально из пепла — с тем, чтобы в одном из грядущих поколений Девятое Ава стало наконец тем долгожданным праздником, когда закончатся страдания нашего народа, придет Машиах и будет построен Третий Храм.