Короткие рассказы о раве Ицхаке Зильбере. Глава 14

Рассказывает Софья Кругляк

ГЕТ

Он разыскивал лучше, чем КГБ. И посылал людей, и сам ездил, когда мог. У него были свои собственные методы поиска.

Если он был уверен, что нужно что-то сделать, что это мицва, то для него не было никаких преград.

Хава рассказывала, как он оформил гет для одной женщины то ли в Ришоне, то ли в Холоне. С гетом он послал каких-то людей, ведь нужно вручать лично, но посланники ее не нашли. Дважды или трижды он посылал, — она куда-то переехала, и никто не знал ее адреса. Что делать?

Рав Зильбер бы очень загружен, времени почти не было, но однажды в пятницу он сказал:

— Поехали.

Они приехали в тот город, зашли в автобус и реб Ицхак громко спросил:

— Слиха, шекет! Кто-нибудь знает такую-то женщину? Она жила на такой-то улице, — сказал на двух языках.

Никто не ответил.

В течение трех часов они поднимались во все автобусы и спрашивали об этой женщине, пока не нашелся человек, который ее знал.

Отдали гет — и он вернулся домой перед самым Шаббатом.

Рассказывает Даниэль Брухин

ЗАСЕКАЙ!

Рав Ицхак отличался готовностью помочь любому еврею, где бы он ни находился. В раввинате ему, престарелому человеку, приходилось совершать самые настоящие марафоны по этажам, из кабинета в кабинет, бегать очень быстро, не теряя времени, чтобы оказать людям помощь.

Как-то одна семья потеряла ктубу — брачное свидетельство, и нужно было срочно восстановить еврейство по документам и открыть для этого дело в раббануте в Иерусалиме. Хупа была в России, и в раббануте c учётом всех проволочек эта неприятная процедура могла занять не менее полутора месяцев.

Рав Ицхак взял старт и сказал мне: «Засекай время!»

И он пошел по кабинетам, печать за печатью, дверь за дверью, — это была ужасно тяжелая работа, — за полчаса всё было готово, и мы поехали домой к раву Ицхаку, где он составил брачное свидельство по новой, и благодаря ему у этой семьи всё уладилось.

О его работе в раввинате можно написать отдельную книгу…

Рассказывает р. Йеуда Гордон

СОБАКА

Одна женщина в Кармиэле долгое время не хотела брать гет — разводное письмо. Ну, рав Зильбер как всегда заказал такси — Йеуду, йеменского еврея, и мы поехали втроем: один шалиах, двое свидетелей.

Едем-едем, а я чувствую, что-то не то…

— Рав Ицхак, что не так?

Он отвечает:

— Ай, ничего, все будет хорошо!

И начал рассказывать нам законы развода — он всегда повторял, когда ехали на гет, что нужно сказать и что нужно проверить, чтобы все было точно по закону.

Приближаемся к Кармиэлю. Я вижу, что рав Ицхак действительно как-то волнуется. Говорю:

— Что такого? Отдадим гет и все.

Он говорит:

— Собака большая у нее и очень агрессивная! Ну, так что? Собака так собака, что делать.

Рав Ицхак уже однажды был у той женщины, и эта собака его чуть было не попробовала… И вообще ему досталось в жизни от собак, кусали не раз и не два.

Приехали. Коттедж и метр-два дорожка коротенькая к нему. Мы решили поставить машину близко к дому, оставили дверцы чуть приоткрытыми, чтобы только их потянуть и заскочить в машину…

И действительно, когда рав Ицхак постучал в дверь, открыла хозяйка, и собака страшная около нее… Рав Ицхак был шалиах, дал ей гет. Женщина взяла гет, — а мы побежали к машине, и собака бросилась за нами. В последний момент успели запрыгнуть и захлопнуть дверцы. Псина рычала в окно.

Но уже ничто не могло помешать, — гет был кошерный.

Рассказывает Хаим Шаул

КОРЕШ, 9

Как-то, когда я только начал ходить на уроки Рава, он опоздал на урок. Вбежал запыхавшийся, лица на нем не было, и сразу с порога скомандовал:

— Начинай читать! Где мы? Какой пасук? Быстро, начинай!

Я спросил:

— Что случилось? Где вы были?

Рав ничего не ответил, а другие, более старшие ученики сказали мне:

— Что, ты не знаешь? Он приехал с улицы Кореш, из раббанута.

Мне это стало очень интересно. Рав относился к урокам Торы как к чему-то святому. И вдруг… из-за какого-то раббанута? После урока я спросил, что это такое — «Раббанут?»

— Ой, понимаешь, — ответил он, — однажды я зашел в раввинат, это было много лет назад, когда я только приехал. А там всегда есть много русских олим, кому нужно одно, кому другое, кому гет, кому что-то еще… Там надо ждать месяцами, и теряются дела, и иврит многие плохо знают… Им нужно помогать. И я начал туда ходить, езжу каждое утро.

Через какое-то время мне нужно было срочно его увидеть, и я попал в раббанут. Там творилось что-то ужасное. Кто разводился, кто судился, делили имущество, орали, ругались, все стояли в разных очередях, полицейский бил головой об стол какого-то мужа, который буйно себя вел… В общем, было весело.

Я спросил, где рав Зильбер. Кто-то из местных работников сказал:

— Вот он где-то здесь бегает. Подожди.

Я не понял, что значит «бегает». И вдруг через какое-то время я увидел, как Рав быстро входит в одну дверь, а выходит из другой. И снова куда-то исчез. Я побежал за ним, а он уже откуда-то тащил за руку рава Йеуду Гордона.

Я спросил рава Гордона:

— Что происходит?

— Ой, не спрашивай! Что сейчас здесь было!..

Это была тяжелая работа. Рав одновременно находился в разных местах. И с раввинами, и с мужьями, которые давали гет, и с женщинами, которым нужен был гет… Приходилось, как он это называл, «химичить». Иногда он делал то, что было не совсем… И не в рабочее время.

Как-то раз нам нужно было срочно с ним поговорить. Мы ждали его на уроке до минхи, но он не пришел. Поехали искать в раввинат, на Кореш, но здание было уже закрыто. Вдруг видим: Рав вылезает на улицу из окна на первом этаже! Оказывается, ему пришлось неимоверными усилиями уговорить сойфера написать разводное письмо, чтобы закончить гет. Пока тот писал, служащие про них забыли и закрыли раббанут, и Раву пришлось вылезать в окно…

Рав был не согласен с теми чиновниками, которые относились к делу формально. Однажды я закипятился:

— Что это такое? Почему люди его ждут, а он ушел? Как это может быть!

Рав сказал:

— Ты прав, ты прав! Но не надо никому делать замечания!

Например, человек торопиться уйти с работы, рабочий день уже кончился — а без него гет не сделаешь, — а рав Зильбер притащил силой из Ор Йеуды мужа, который был готов дать развод, — что делать?

Рав Ицхак начал его уговаривать:

— Смотри, какая большая мицва — останься!

И схватил того за полу пиджака, за пуговицу, и стал рассказывать ему майсы о том, как он был в лагере, как там соблюдал мицвот и так далее…

Тот уже очень нервничает, сердится, но вырваться не может: Рав его крепко держит. Для чего это делалось? Оказывается, рав Зильбер договорился с сойфером, — тот уже пишет гет, и пока тот не успел отреагировать, сойфер закончил дело. Так рав Зильбер ему морочил голову, тянул время… Иногда, когда было нужно, он мог и накричать.

В раббануте у него была очень много работы, с самого утра, с девяти.

Как-то я спросил его:

— Они хотя бы вам платят деньги?

Он ответил:

— Предлагали, но я отказался.

— Почему?

Мне это было удивительно. Я знал, что Рав жил очень трудно и даже бедно. Он рассказывал, что когда выдавал замуж дочерей, они с женой забыли вкус курицы. Буквально голодали.

Его жена после обычной работы, в лаборатории «БейтЯаков», мыла посуду в ешиве «Мир», работала там на кухне все субботы и праздники.

Жили очень бедно. Рав давал уроки математики в Байт ва-Гане. И дополнительные уроки, чтобы заработать деньги, он давал уже поздно вечером, до 12 часов ночи. Иногда, опаздывая на последний автобус, шел из Байт ва-Гана домой в Санедрию пешком, поздно ночью, минимум час и даже больше, — денег на такси не было.

Я спросил:

— Почему вы не берете у них в раббануте деньги? Это же ваша работа?

Он ответил:

— Если я буду брать у них деньги, я не смогу на них кричать, и если они мне будут платить зарплату, я не смогу делать то, что надо.

Рассказывает Эли Тальберг

ВСТРЕЧА

Как-то так совпало, что в короткий период времени сразу несколько человек поступили по отношению ко мне некрасиво, и самое обидное, что они были религиозными. Как подобное поведение наказывается в нееврейском мире, я знал, но что делать мне сейчас, когда я вернулся к тшуве и мне запрещено причинять вред другому еврею? Как изменить это общество, я не знал.

Может быть, оставить его вообще?

Я поделился своими мыслями с одним парнем — Шломо Зэевом, который был проездом из Москвы, и он дал мне маленькую, потрёпанную, невзрачную на вид книжечку, на обложке которой было написано «Ицхак Зильбер. Пламя не спалит тебя».

Я прочёл её за одну ночь. Повеяло добротой, я почувствовал гордость за свой народ, ответственность перед Б-гом, Который нас избрал. Я подумал тогда, что, может, не стоит все оставлять из-за нескольких неправильных поступков отдельных людей. Ведь где-то есть и другие люди, такие, как этот рав Ицхак Зильбер. И тогда я решил, что не «сниму» кипу, пока не поговорю с этим человеком.

Первым делом, попав в Иерусалим, я поехал к раву Зильберу. «Утром он в раббануте,» — сказали мне. Приехав туда, я ожидал увидеть Рава за столом, в кабинете, принимающим людей. Увидел же бегущим по коридору, а за ним тянулась длинная цепочка «русских». «У них дела поважнее: женитьбы, разводы… А с чем пришёл я? Нет шансов, что он поговорит со мной».

Но я побежал. На ходу он спросил меня: «Что у тебя?» Я ответил, что есть пара вопросов. Несколько раз рав Ицхак оставлял меня в центре коридора со словами: «Не смей отсюда сдвинуться ни на шаг!» Я стоял, как часовой на посту.

Каждые десять минут он пробегал мимо меня с теми же или уже с новыми людьми, хватал за рукав работников раввината и начинал им убеждённо что-то доказывать. Мне стоять на одном месте, видя эту картину, действительно было испытанием.

Вдруг подбегает ко мне рав Ицхак (один!) и говорит:

— Пошли. Быстро!

Мы сели в углу одного из залов ожидания. Я уже не был уверен, имею ли право задать свой вопрос, но я столько к этому шёл:

— Почему и в религиозном обществе есть зло? — всплыла в сознании старая обида.

— Ты меня считаешь плохим человеком? — спросил он.

— Вы… что вы? — смутился я. — Вы — цадик!

Теперь слегка смутился рав Ицхак. И опять спросил:

— А себя ты тоже считаешь плохим человеком?

— Я… — я задумался, пытаясь за эту секунду взвесить свою жизнь. — Не знаю…

— Если так говоришь, это значит, что ты тоже неплохой человек, — остановил рав Зильбер мои самоуничижительные мысли. — Для того мы оба в кипах, чтобы показать, что есть хорошие люди в кипах!