Недельная глава Беаалотха

«И сказал Б-г Моше, говоря: говори Аарону, и скажи ему при зажигании твоём свечей, к лицу светильника будут светить семь свечей» (Бамидбар 8:1-2).

Следует определить понятие горения с его физический стороны и его значение в духовном смысле. Поэтому прежде обратимся к законам субботы.

Итак, одна из 39 работ, запрещенных в Шабат — зажигание огня. Зажигающий виновен как в случае, когда делает это для того, чтобы воспользоваться светом пламени, или с целью получения тепла от зажженного пламени, так и в случае, если сделал это с намерением уничтожить дрова и получить пепел.

Однако следует отметить, что «ахароним» спорят об определении работы зажигания и ее рамках. Мнение автора «Шулхан Арух Арав» (кунтрас ахарон, п.495:2), что суть этой работы — создание огня, а не уничтожение дров посредством огня.

Он выучил это из сказанного в геморе (трактат Критот 20), что зажигающий свечу — виновен, и поскольку как правило свечу зажигают не с целью получения пепла, из этого следует, что определение этой работы в создании огня.

Так же следует из Рамбама (законы Шабата 12:1), что нагревающий метал с целью закаливания его водой — это производное работы разжигания, и виновен. Несмотря на то, что там так же, метал не уничтожается, обращаясь в пепел, следовательно, определением работы является создание огня.

Однако, автор «Авней Незер» («Орех Хаим», п.138) придерживается прямо противоположного мнения, что определением работы зажигания является уничтожение горючего материла. А зажигающий свечу виновен из-за того, что уничтожает горючий материал — масло.

Из сказанного Рамбамом (законы Шабата 11:1), что разжегший даже чуть-чуть — виновен, при условии, что хотел получить пепел, следует, что определение работы в происходящем с дровами, а не в создании пламени, то есть так, как считает автор «Авней Незер». Однако, из сказанного Рамбамом в продолжении, следует противоположный вывод. Он пишет, что зажигающий свечу для освещения, или дрова для обогрева — виновен. И этот закон подтверждает мнение автора «Шулхан Арух АРав» («кунтрас ахарон», п.495:2), что суть этой работы — создание огня, а не уничтожение дров посредством огня.

Из двух противоположных определений данных Рамбамом, авторы книги «Орхот 1Шабат» (16:1) делают вывод, что по мнению Рамбама определение работы разжигания не только в создании пламени, и не только в уничтожении горючего материала, а в том, чтобы огонь охватил дрова так, чтобы они стали горящими и пылающими. И поэтому, для чего бы человек это ни сделал: как в случае, когда он заинтересован в уничтожении деревьев и получении пепла, так и в случае, когда он заинтересован в пламени, все это подпадает под определение работы зажигания.

И действительно, сущность реальности горения такова, что это непрерывный процесс, который мы наблюдаем. На самом деле мы не видим, как горит материал. Мы видим, как он уже сгорел, ведь свет и тепло выделяются только в результате сгорания, уже после того как материал сгорел. Получается, что мы видим только следствие того, что уже сгорело. По большому счету мы видим движение — мы знаем то, чем оно было, и видим, следствие этого процесса. И так каждое мгновение. В духовном смысле этот механизм устроен нижеописанным образом.

Сказано в геморе (трактат Сукка 52): в будущем приведет Всевышний злое начало и сделает ему шхиту… праведникам оно будет казаться горой, а злодеям тонким волосом. И те, и другие будут плакать. И требуется пояснить на что намекают эти два примера? Что хотели этим сказать? И еще, на первый взгляд, кто-то из них должен ошибаться, но из сказанного мудрецами слышится, что и то и другое сравнение верно, и это тоже не ясно, как это возможно?

Бейт-аЛеви (в конце главы Брейшит) пишет, что смысл в следующем. Все страсть и вожделение удовольствий этого мира — это только обманчивая иллюзия. Ведь ясно видно, что страсть к любой вещи в этом мире намного превышает удовольствие, которое можно получить от нее. Однако, в момент вожделения, человеку кажется, как будто это хорошая вещь и большое удовольствие. Но это не так. Человеку, приходящему в возбуждение от еды или питья, только в воображении кажется, преувеличенное добро и удовольствие, которое можно получить от них, но в момент, когда он проглатывает их, удовольствие столь ничтожно, что почти не ощущается. То же в стремлении к наживе, она намного превышает пользу, которую можно извлечь из имущества. Однако, в момент преследования, человеку кажется, что, если только достигнет его, придет к нему великое благо. Но когда достигает его видит, что польза от него не велика. И, тем не менее, это не останавливает человека, и он не отказывается от идеи наживы, и если у него есть сотня, хочет две, потому что снова воображение вводит его в заблуждение, и поэтому думает, что получит воображаемое благо, если у него будет две сотни. И так бесконечно. Мы видим воочию, что человека, стремящегося к наживе, ничто не останавливает: ни холод и ни жара, ни вред здоровью. Ему кажется, что заработав какую-то сумму, потратит немного на врачей, чтобы немного поправить здоровье. И причина этому в том, что у человека большая страсть к имуществу, которого у него еще нет, но он стремится его заработать, и оно дороже ему, чем здоровье. Но в том имуществе, которым человек уже владеет, он прекрасно понимает, что здоровье дороже него. Получается, что каждый стремящийся достичь чего-либо в этом мире, стремится достичь несуществующую вещь, поскольку, на самом деле, в ней нет того удовольствия, к которому он стремится. И по меньшей мере, все существующее в этом митре и все его удовольствия, их значение несоразмерно мало, и только страсть и воображение увеличивает их ценность. Злое начало сильно только в тот момент, когда человек испытывает желание и вожделение, но когда достигает желаемого, сам человек убеждается, что оно того не стоило. И поэтому по существу, нет никакой разницы между богатым и бедным. У богатого нет больше блага, чем у бедного, так как от приобретенного имущества, у него нет намного большей пользы, только страсть к нему велика. И богатый, когда достигает желаемого, пренебрегает им, так как видит его незначительность, и поэтому желает еще большего. Бедняк же в свою очередь вожделеет того малого, которым пренебрегает богач. Однако, у одного нет преимущества перед другим, только то, что этот жаждет сто, а этот двести, и другой разницы между ними нет. И все это только суета.

Поэтому у праведника, подавляющего побуждения злого начала, и превозмогающего его в момент соблазна, злое начало очень сильно, и оно кажется ему горой. Но злодеи, сразу же, как только приходит к ним злое начало и возникает соблазн, выполняют свое желание, и убеждаются, что в их поступке нет никакой ценности и удовольствия. Поэтому в будущем, когда обдумают совершенные ими поступки и увидят, что удовольствие было очень незначительным, злое начало покажется им тонким как волос, и будут оплакивать, что из-за такой маленькой и низкой вещи согрешили и не побороли злое начало. И это то, что мы говорим в «видуе»: отошли мы от Твоих заповедей и законов хороших, и не стоило нам. Так как после того, как совершили действие и согрешили, мы сами видим, что даже в соответствии с тем, что мы желали достичь, оно не стоило того. Поскольку не достигли в преступлении того удовольствия и блага, которое представляли себе, оно того не стоило.

И еще, это воображаемое и иллюзорное вожделение, появилась в человеке, после того как согрешил поев от «дерева познания добра и зла». Несомненно, и прежде, при сотворении, еще до греха, была заложена Творцом в человека страсть к вещам, существующим в этом мире, поскольку цель создания человека, чтобы он обладал свободой выбора: выбирал сделать зло или добро. И если бы у человека абсолютно не было страсти к этому миру, то откуда взялся бы выбор? Только в начале у него была страсть настоящая, соответствующая добру и удовольствию, заключенному в материальных вещах, а змей ввёл их в заблуждение, добавив ложную страсть.Он сказал им: и будете как Б-г, знающими добро и зло. И поясняет мидраш, что соблазнял их тем, что если поедят от дерева, смогут сотворить мир. Тем самым добавил им вожделение и удовольствие иллюзорное, поскольку, на самом деле, таким свойством дерево не обладало. И с тех пор возникло в человеке ошибочное, преувеличенное вожделение и страсть, желать вещь из-за ложного представления о ней, в стремлении получить удовольствие, которого вообще не существует. И даже о плохой вещи, от которой вообще нет никакого удовольствия, может представлять в своем воображении, что это благо и испытывать к ней вожделение. И возможно, что это смысл названия этого дерева «добра и зла» — человек думает, что это добро, а оно является злом. А быть может, это было природным свойством этого дерева, что каждый поевший от него, приобретал это качество и разум путался из-за него. Наподобие того, как поясняет Рамбан «дерево познания» — дерево желания, то есть посредством этого дерева у человека появились желание и страсть.

(Следует отметить, что страсти к злу, сам по себе человек не испытывал вообще. Так как при сотворении человек был создан прямым, как сказано «ибо Господь создал человека прямым, а они искали расчеты многие». То есть несмотря на то, что в момент создания была дана человеку способность выбора — поступать в соответствии со своими желаниями и выбором, хорошо или, не дай Б-г, плохо. Однако, по свойствам своей природы у него не было стремления и вожделения тянуться за злом со своей стороны, если только это не происходило от подстрекательства и соблазна из вне, как это было со змеем, соблазнившем и введшим их в заблуждение. Но у самого человека не было склонности и вожделения к злу больше, чем к добру. И поэтому сказано, что он был создан прямым, так как находился в уравновешенном состоянии. Мудрецы говорят, что когда змей пришел к Хаве, он привнес в нее грязь, то есть эта грязь вошла в человека так, что теперь в самом человеке, в его материальной природе, есть склонность и страсть к злу. И теперь больше не нужно, чтобы его подталкивали другие, из вне, к нему. В начале же, у него были две разделенные силы: страсть к добру внутри него, и страсть ко злу вне его, а потом произошло соединение этих двух сил в одну, поскольку теперь добро и зло внутри него самого. За счет этого работа человека над собой стала намного тяжелее, и он сам стал способен совершить грех, так как теперь это война с самим собой, а прежде была необходимость воевать только с другими, находящимися вне его тела. И поэтому нет мира в нём, так как идет постоянная война со злым началом, а страсть ко злу уже установилась внутри него самого, хотя и подстрекательство, и соблазн к злу из вне, тоже никуда не пропали).

Известно, что человек подобен масленой свече, фитилю, и пламени, охватившего его. Все время пока есть масло пламя держится за фитиль, и каждое мгновение пламя уменьшает количество масла, до тех пор, пока оно полностью не исчезает, и тогда пламя потухает. Однако, если будут подливать масло, соответственно израсходованному размеру, тогда пламя будет гореть постоянно и беспрерывно. Так же и человек, в основу которого входят разные соединения: жидкость и влага, обеспечивающая ему жизнь, подобна маслу в свече, и при еде и получении удовольствий добавляет себе эту жидкость, дающую ему жизнь, ту, что сила и основа огня, входящая в состав человека, опустошает. Если в человеке усиливается страсть и вожделение к чему-либо, тем самым усиливается сила огня, которая в нём. Он как будто увеличивает пламя в фитиле, и тем самым увеличивает расход жизненной влаги, которая в нем. И если бы страсть была бы равноценна полученному удовольствию, тогда бы получалось, что добавляет себе сил, в соответствии с израсходованным размером. Однако, так как удовольствие намного меньше, чем вожделение, испытанное им в погоне за его получением, получается, что увеличив пламя в фитиле, не добавил размер масла, который покрывало бы его расход. Таким образом — оно обречено уменьшаться до полного окончания. И поэтому человек стал смертным после того, как согрешил поев от «дерева познания добра и зла». Ибо поскольку увеличилась в нем страсть, превышающая получаемое удовольствие, по-другому быть не может, так как расход жизненных сил превышает их компенсацию. В этом заключается смысл стиха (Ишаяу 40): «и устанут юноши и утрудятся, и парни споткнутся, а надеющиеся на Б-га поменяют силы, и поднимутся крылом орла, побегут и не утрудятся, пойдут и не устанут». Стих говорит о том, что преследующие удовольствия этого мира — устанут, так как их бег расходует силы, и они не компенсируются, ибо не достигают в полученном удовольствии восполнение затраченных на него сил. Они обречены на усталость и спотыкание. И только те, чья страсть к Торе и заповедям, только они достигают удовольствие, соответствующее силе их страсти и вожделения, и компенсируется у них сила, израсходованная страстью и стремлением к ее достижению. И это то, что имеет ввиду стих: «надеющиеся на Б-га меняют силы», то есть силы, израсходованные ими во время стремления к достижению, восполняются ими при достижении того, к чему страстно стремились, и как следствие этого, «будут бежать и не устанут», и обретут жизнь вечную.

И как было пояснено выше, любая страсть человека к этому миру — это страсть к тому, чего нет на самом деле, поскольку только в его воображении есть то удовольствие, к которому он стремится. Однако в Торе и заповедях — наоборот, страсть к ним — страсть к вещам настоящим и истинным, и более того, в них есть намного больше удовольствия, чем он мог себе представить и пожелать. И это то, о чем говорит стих: «унаследовать любящим меня “есть”. И так как этот мир не называется “есть” — он называется “нет”, только удовольствие от Торы остается навечно, и поэтому называется “есть” — жизнь вечная, в мире — грядущем».

Но дело не только в том, куда человек движется: к вечной жизни или к вечной смерти. Но и определяется тем, как происходит это движение. Ведь только Творец является источником непрерывного процесса жизни, и поэтому только связь с ним, через Тору и заповеди, по-настоящему может являться постоянным возобновляющимся материалом для непрерывного горения.

Итак, в свече мы не видим, как горит масло. Мы видим только результат горения, так как свет выделяется уже после того как материал сгорел. Получается, что мы видим только следствие того, что сгорело. Таким образом мы видим процесс — непрерывное, постоянно возобновляющееся движение.

Если взглянуть глубже, то окажется, что не только человек подобен горению свечи, но и весь мир. Поскольку каждое мгновение Всевышний творит и являет заново весь мир из ничего, поддерживая существование сотворенного. Таким образом, что каждое последующее мгновение существования не является причиной для мгновения следующего. Ведь начиная с первого Шабата и далее, Всевышний творит каждое мгновение в той форме, в которой был мир в предыдущее мгновение, в том самом порядке и без изменений. И получается, что весь мир находится в постоянном движении. Более того, постоянно меняющиеся в мире события, являются проявлениями Всевышнего в мире, и в этом тоже проявляется постоянное движение мира, называемое жизнью.

В этом смысл сказанного в мидраше (Раба, начало Лех Леха), что праотец Авраам увидел «бира долекет» — горящий замок. Он подумал: не может быть, чтобы у этого замка не было Хозяина. Выглянул к нему Хозяин замка и сказал: Я Хозяин замка. Хозяин замка — это Господин мира. Что же заставило праотца Авраама, прийти к выводу о том, что у мира существует Хозяин? Что он увидел? Свет в замке, в котором проявлялась жизнедеятельность — мир, который живет и движется, находится в процессе, из этого он сделал вывод, что есть Тот, Кто дает ему эту жизнь, кто зажигает его и наделяет его способностью движения и развития — Всевышний.

Мир находится в постоянном движении, вопрос только лишь в том, где человек черпает силы и ищет удовольствия, и как следствие этого, связан ли он с движением задаваемым миру Всевышним, является ли он таким же проявлением Б-га, как и весь мир, или нет? И вследствие этого движения придет ли он к цели сотворения этого мира: к движению по вечности — вечной жизни.