Глава Вайехи

Единственная глава в Торе, которая начинается внутри текста (а не после абзаца, как остальные), открывается рассказом о последних днях жизни праотца Яакова, а заканчивается смертью Йосефа, его любимого сына. Дело движется к страшному «египетскому рабству», и это ощущается еще до первых слов главы: из очень сложного объяснения Раши следует, что новая глава не начинается с новой строчки именно из-за этого «нехорошего предчувствия». Глава «закрыта» (стума סתומה), потому что после смерти Яакова «закрылись глаза и сердца евреев от бедствий порабощения».

Главная сложность этой идеи, несомненно, в том, что великий Раши как будто забывает (на время написания этого объяснения) некое общеизвестное мнение из Мидраша (приведенное в следующей главе). В самом начале второй книги Торы в Мидраше разъясняется, что «пока не скончался последний из двенадцати сыновей Яакова, египетское порабощение не началось». Еще одна проблема — сама формулировка великого толкователя Торы. Почему Раши пишет именно о закрытии еврейских «глаз и сердец», что, вообще, означают эти слова о «закрытии глазевреев»?

Конечно, почти всегда можно (и нужно) находить (для начала) простые ответы даже на самые сложные вопросы: Раши не пишет «когда умер Яаков» (кше-нифтар כשנפטר), он пишет «поскольку умер Яаков (кейван ше-нифтар כיון שנפטר), начали порабощать их». То есть, не о точной дате и «торжественном открытии» египетского угнетения говорит великий мудрец. Конечно, мучения начались позднее, после смерти основателей двенадцати колен. Однако то, что евреев потом «начали порабощать», связано с другой причиной, сама возможность этого угнетения возникла именно из-за смерти Яакова, а его дети только сдерживали готовый к запуску механизм порабощения. Объясняя эту разницу с практической точки зрения, можно сказать, что в те семнадцать лет, которые Яаков прожил в Египте, отношение местного населения к евреям не допускало даже мысли о превращении «таких дорогих гостей» в рабов. По прошествие же этих семнадцати лет «чувствуйте себя, как дома» стремительно поменялось на «сидите, раз уж пришли», и только присутствие родных братьев легендарного премьер-министра-кормильца мешало указать, наконец, самозванцам их настоящие места на стройках века.

Вообще, мудрецы приводят и простые объяснения того, почему при Яакове египтяне о порабощении евреев и не думали. Когда праотец пересек египетскую границу, прекратился голод. Когда праотец подошел к берегу главной «артерии страны», она, как море во время прилива, «поднялась» к ногам праведника. Словом, все семнадцать лет египтяне понимали, что они обязаны своим гостям больше, чем гости — им за гостеприимство.

Кстати, именно из-за вышеперечисленных чудес фараон допустил одну симптоматичную ошибку. Когда «солнцеликому» было сообщено, что в страну с неофициальным дружественным визитом прибыла потрясающая личность, при первом появлении которой природа оживает и расцветает, фараон немедленно пожелал встретиться со столь могучим человеком. Царь египетский трепетал от нетерпения увидеть это живое олицетворение мощи, здоровья и плодоношения. Неподдельное, безграничное изумление фараона при виде настоящего (то есть, старого и замученного жизнью) Яакова было так велико, что, забыв о придворном этикете, он прямо так взял, да и поинтересовался: «сколько дней и лет жизни твоей?», — сколько ж, мол, тебе, такому старому, годков-то?

Оказалось, что потрясающее отношение неживой природы к праведнику, мягко говоря, не согласуется с отношением людей (благодаря чьим постоянным «стараниям» упомянутый праведник так ужасно выглядел). Когда же пребывание праотца в Египте завершилось, голод вернулся, чудесное цветение природы и экономики прекратилось. Египтяне уже не чувствовали себя обязанными евреям и стали относиться к ним именно так, как обычно относятся к чужаку, живущему в твоем доме «на птичьих правах».

Сатмарский Ребе несравненно более глубоко раскрывает идею великого толкователя. Как обычно, все начинается с Талмуда. Трактат «Мегила», лист 16. «Велико изучение Торы — даже более, чем построение Храма. Ведь все время, пока Барух, сын Нерии, был жив, не поднимался Эзра в Святую Землю (чтобы строить Храм)». Эти принципиально важные строки Талмуда выводят указанное утверждение из поступков Эзры — строителя Второго Храма. Оказывается, этот знаменитый праведник мог приступить к своему историческому строительству существенно раньше, чем в действительности приступил: разрешение на это большое дело было получено еще при персидском царе Кореше, а реально дело началось только при царе Дарии третьем (сыне «пуримского» Ахашвероша). Почему, спрашивается, Эзра столько времени воздерживался от восстановления Святыни?

А потому, что учитель Эзры (упомянутый Барух бен Нерия) жил в Персии, и все время, пока он там жил, Эзра, вместо того, чтобы возводить разрушенное вместилище святости, сидел перед учителем и занимался Святой Торой. И только похоронив и оплакав любимого учителя, глава поколения спешно влился в первую попавшуюся «волну алии» и вспомнил о своей, бесспорно, главной исторической и духовной миссии (Вы спросите — почему учитель не поехал «умереть на Святой Земле» по примеру многих других праведников? Тоже — замечательно важный вопрос. Видимо потому, что там, на пустом месте, в обстановке начинавшейся великой стройки, двум великим мудрецам — учителю и ученику — просто мешали бы постигать глубины Святой Торы. Какие тут, посудите сами, глубины, когда — экономическая неразбериха, неустроенность новоприбывших, куча — внешних и внутренних — плохо скрытых недоброжелателей и открытых врагов?). Упомянутое в объяснении Раши «бедствие порабощения» (цорас а-шиабуд צרת השעבוד) может быть понято не как ситуация, а, скорее, как ощущение, охватывающее все более широкие круги «еврейской общественности».

На примере Эзры, преспокойно сидевшего в Персии перед учителем, убеждаемся, что изгнание — это когда нет учителя: именно после такой невосполнимой потери начинаешь чувствовать, что вокруг чужой и враждебный мир, ощущаешь, что ты не дома.

Сначала страшное ощущение посетило, как очевидно, сыновей Яакова. Они учились у отца, и уход Яакова заставил их почувствовать «бедствие порабощения» раньше всех. Для остальных же, ситуация оставалась терпимой все время, пока были живы сыновья Яакова, ибо каждый из них был учителем для своей семьи, для своего колена. И только после смерти двенадцати основателей, тяжесть положения была осознана всем народом. «Глаза и сердца закрываются», когда перестают видеть учителя. Это немного странное, даже кажущееся «натянутым» объяснение должно восприниматься в контексте правильного, талмудического понимания того термина, который является, бесспорно, важнейшим на протяжении трех предыдущих и трех последующих глав Торы. Что такое «голус»? Как точно объясняется в Святых Книгах то, что обозначается понятным словом «изгнание»?

Знаменитое талмудическое изречение постулирует, что «со дня, когда был разрушен Храм, нет у Вс-вышнего в мире ничего, кроме четырех локтей Галахи» (то есть, тех двух метров, на которых легко умещаются два еврея с книгами, — учитель и ученик). Это высказывание вроде бы вступает в противоречие с другим общеизвестным местом в Талмуде, где утверждается, что «святость вторая освятила на свое время и на будущее» (то есть, что святость Земли Израиля времен возвращения евреев в эпоху построения Второго Храма не «прекратилась» и в будущем). Почему сказано, что у Вс-вышнего нет ничего, кроме места изучения Закона, если высокий статус Земли Израиля сохраняется даже во времена, когда Храма нет? Оказывается, второе изречение разъясняется, ограничивается первым: вся действительно сохраненная навеки святость Земли, все пребывание и освоение ее имеют смысл только при изучении и исполнении Закона. И более того, где бы ученик ни черпал Мудрость из ее вечного источника, где бы ученик ни сидел перед учителем, он — дома, а не в изгнании[1], ибо Святые Книги все-таки однозначно важнее святых камней и песка.

[1] По прошествии десяти лет составитель вынужден порекомендовать чётко разделить вышеприведённый красивый комментарий и простую «галахическую реальность»: заповедь «заселения Святой Земли» существует даже для тех, кто постоянно изучает Тору, и даже более того — само изучение Торы на Святой Земле несравненно более значимо, чем за её пределами.

Из «Книги для изучения Торы»