Описание служения первосвященника в Йом Кипур

Если Йом кипур выпал на шабат, приносились также дополнительные жертвы шабата: два ягненка вместе с их хлебными приношениями и винными возлияниями. А третий вид — это особое служение, предназначенное для искупления и прощения. Это — бык, приносимый в жертву хатат, баран первосвященника, приносимый в жертву ола, два козла общинной жертвы искупления, из которых один приносился в жертву хатат, а другой отсылался «в скалистую местность, в пустыню», и баран в жертву ола.

И вот в каком порядке осуществлялось это служение. В ночь Йом кипура первосвященник не спал, из опасения случайного семяизвержения (которое сделает его непригодным к служению). По этой же причине ему не позволяли переедать накануне Йом кипура: ведь сытость ведет ко сну, а сон — к случайному семяизвержению. Это позволяет нам понять, как же тяжело было первосвященнику в этот день. Всю ночь он не должен был спать; накануне, в последнюю трапезу перед постом, он ел очень мало; потом он сутки постился; и весь этот день, с утра и до вечера, он был занят службой в Храме и должен был стоять, не имея права сесть!

Как только рассветало, первосвященник шел окунаться в микве. Он снимал собственную одежду, окунался, а затем надевал Восемь одежд первосвященника: штаны, рубаху, нижний пояс, шапку, эфод с хошеном-нагрудником, верхнюю одежду и налобную табличку-циц. Затем он делал «освящение рук и ног», то есть, омывал руки и ноги из специального храмового умывальника, называемого кийор. После этого он отправлялся к месту зарезания жертв. Туда приводили ягненка для утренней постоянной жертвы, он резал его, собирал в священный сосуд его кровь и возливал ее на внешний жертвенник для жертвоприношений. Эта жертва всегда должна быть первой, поэтому и в этот день жертвоприношения начинались с нее. Сразу после этого он отправлялся внутрь Храма, чтобы принести воскурение на внутреннем Золотом жертвеннике и очистить светильники Меноры. После этого он сжигал на жертвеннике мясо постоянной жертвы и приносил на большом жертвеннике хлебное приношение и винное возлияние, как в любой другой день. Сразу вслед за этим он приносил часть дополнительных жертв этого дня, то есть, быка и семь ягнят. Если же этот день выпадал на шабат, он сейчас же приносил дополнительные жертвы шабата: двух ягнят, их хлебные приношения и винные возлияния.

После этого он снова делал «освящение рук и ног», снимал все Восемь одежд — и золотые, и льняные, — окунался в микве, надевал белые одежды и снова делал «освящение рук и ног». И эти новые белые одежды были не теми, которые надевают обычные коэны и которые сам первосвященник надевает в прочие дни года. Они были сделаны из белейшего и тончайшего льна, сотканы в одну одинарную нить, не сложенную вшестеро, как делаются обычные коэнские одежды. Такая особая материя в Торе называется бад. Сразу вслед за этим он подходил к своему быку, который уже стоял между зданием Храма и жертвенником, возлагал руки на его голову и исповедовался в своих грехах и грехах своей семьи. Затем он отправлялся на восточную сторону храмового двора, к северу от жертвенника, и на этом пути его сопровождали сган, второй по старшинству коэн, с правой стороны, и рош бейт ав, глава той семьи коэнов, которая служит в Храме в этот день, — с левой. В том месте, куда он шел, уже находились два козла, приведенные в Храм всей общиной Израиля, и традиция сообщает нам, что они были совершенно одинаковы и видом, и ростом, и по стоимости, и куплены они были одновременно. Первосвященник бросал для них жребий, и того козла, которому выпадал жребий «в жертву Б-гу», ставили напротив того места, где его будут резать. Другому козлу, которому выпал жребий «в скалистую местность», первосвященник привязывал к рогам алую ленту и оставлял его возле тех ворот, из которых его выведут. Сразу после этого он возвращался к своему быку, опять возлагал руки на его голову и исповедовался в грехах своих братьев-коэнов, а также в своих грехах и грехах своей семьи.

Затем он резал этого быка, собирал его кровь в золотой сосуд и передавал его другому коэну, который должен был перемешивать кровь, не давая ей свернуться. Теперь ему немедленно подносили золотой совок. Хотя в обычные дни года пользовались серебряными совками, в Йом кипур брали золотой. Этим совком первосвященник зачерпывал горящие угли с внешнего жертвенника. Кроме того, ему приносили золотую ложку и сосуд, полный благовоний, перемолотых в мельчайшую пыль. Первосвященник брал из этого сосуда полную пригоршню благовоний и клал на ложку, а затем нес все это — совок в левой руке, а ложку с благовониями в правой — в Святая Святых. Сопровождали его те же двое — сган и рош бейт ав, которые с правой и с левой стороны приподнимали перед ним Занавес. Он заходил в Святая Святых и ставил совок между шестами, укрепленными с обеих сторон Ковчега. Во Втором Храме Ковчега уже не было — он был скрыт Б-гом при разрушении Первого Храма. Вместо него в Святая Святых стоял камень высотой в три пальца, и первосвященник ставил совок на него. Затем он захватывал край ложки кончиками пальцев или зубами и пересыпал из нее благовония обратно в пригоршню, а оттуда — на горящие угли в совке. Он оставался в Святая Святых до тех пор, пока все помещение не наполнялось дымом, а затем выходил, пятясь назад таким образом, чтобы его лицо оставалось все время устремленным к Ковчегу, а спина — направленной к входу, пока не покидал Святая Святых.

Мудрецы рассказывают (Йома 46), что это воскурение благовоний в Святая Святых было самым сложным делом, какое приходилось делать во время служения в Храме. Ни в какой другой день поступать таким образом необходимости не возникало.

Находясь в Святая Святых, первосвященник не молился. Но при выходе или уже в самом Храме он произносил короткую молитву об урожае этого года и о царствовании дома Давида.

Затем он забирал сосуд с кровью у того коэна, который все это время перемешивал ее, и вторично заходил в Святая Святых. Там он кропил этой кровью «на крышку Ковчега и перед крышкой Ковчега», то есть, один раз вверх и семь раз вниз. И капли крови он отсчитывал следующим образом: «Одна; одна и одна; одна и две; одна и три; одна и четыре; одна и пять; одна и шесть; одна и семь». Затем он выходил из Святая Святых и оставлял сосуд с кровью быка на специальной золотой подставке, установленной в помещении Храма. Сразу же после этого он резал козла общины, на которого выпал жребий, собирал его кровь в другой сосуд, входил в Святая Святых в третий раз и кропил этой кровью точно так же, как кровью быка. Выйдя из Святая Святых, он устанавливал сосуд с кровью козла на другом золотом основании, тоже находившемся в помещении Храма, брал сосуд с кровью быка и брызгал его кровью, находясь в помещении Храма, в направлении Занавеса — один раз вверх и семь раз вниз — точно так же, как кропил в Святая Святых. Затем он брал кровь козла и кропил ею точно таким же образом. А после того как оба эти служения были завершены, он тщательно перемешивал в одном сосуде кровь быка и козла и этой смешанной кровью мазал рога Золотого жертвенника для воскурений — каждый рог по одному разу. Он делал это пальцем, обмакнутым в кровь, который вел снизу вверх, кроме последнего рога, по которому он проводил пальцем сверху вниз. Кроме того, он готовил и чистил Золотой жертвенник, разгребая на нем пепел до тех пор, пока не покажется золото крышки, и на это золото он тоже кропил семь раз смешанной кровью. А остатки крови он выливал у западного основания внешнего жертвенника, а оттуда они стекали в поток, называемый Кедрон.

Затем первосвященник переходил к козлу отпущения, возлагал руки на его голову, исповедовался в грехах сыновей Израиля, а затем сразу «отсылал его с назначенным человеком в пустыню». Там была некая высокая скала, с которой посланник сталкивал его двумя руками, так что тот разбивался на части.

Отослав козла, первосвященник собирал эмурим быка и козла, кровь которых была внесена в Святая Святых, в специальную посуду для последующего сжигания на жертвеннике, а остатки туш приказывал вынести на то место, куда выносят пепел с жертвенника, и там сжечь. Козел отпущения отсылался за пределы городских стен, и туши быка и козла, принесенных в жертву хатат, нужно было тоже сжечь вне городских стен. И те люди, которые выносили из Храма это мясо, а также посланник, сопровождавший козла отпущения, становились нечистыми и должны были не только сами очиститься, но и очистить свою одежду.

О том, что козел отпущения достиг пустыни, в Иерусалиме узнавали очень быстро. Хотя от Иерусалима до этой скалы было 12 миль (примерно 12 километров), по всей дороге были расставлены высокие башни, на которых стояли наблюдатели и махали друг другу платками. Поэтому в Иерусалиме все становилось известно почти сразу же, несмотря на то, что посланник в этот день вообще не возвращался в Иерусалим. Мудрецы рассказывают также, что к храмовым воротам привязывали алую ленту, и когда козла отпущения сбрасывали со скалы, она белела, во исполнение сказанного: «Если будут грехи ваши, как алый шелк, — как снег отбелю».

Когда первосвященник узнавал о том, что козел отпущения достиг пустыни, он приходил в эзрат нашим, ту часть храмового двора, куда был открыт доступ женщинам, брал в руки свиток Торы и читал сопряженные разделы Ахарей мот и Ах беасор. Кроме того, он читал еще и отрывок о дополнительной жертве из раздела Пинхас, но эту часть он произносил наизусть, чтобы не перематывать свиток Торы прилюдно. Это чтение Торы сопровождалось произнесением восьми благословений.

Сразу после этого первосвященник шел к микве, делал «освящение рук и ног», снимал белые одежды, окунался в микве, облачался в золотые одежды и снова делал «освящение рук и ног». Затем он приносил оставшиеся дополнительные жертвы, то есть, козла в жертву хатат, а также двух баранов — общественного и своего собственного — в жертву ола. И затем он приносил послеполуденную постоянную жертву, завершающую список жертвоприношений этого дня, подобно тому, как утренняя постоянная жертва открывала собой этот список. Все эти жертвоприношения совершались, как я уже указал, в Восьми золотых одеждах.

Затем первосвященник еще раз шел в микве, делал «освящение рук и ног», снимал золотые одежды и окунался в микве. И мы знаем, что каждый раз, выходя из вод микве, он вытирался. Затем он вторично надевал белые одежды, делал «освящение рук и ног» и в четвертый раз за сегодня входил в Святая Святых, чтобы вынести оттуда совок и ложку, оставшиеся со времени воскурения благовоний. Выйдя оттуда, он возвращался к микве, делал «освящение рук и ног», снимал белые одежды, окунался в микве и вытирался, снова надевал золотые одежды, делал «освящение рук и ног» и воскурял на Золотом жертвеннике послеполуденное благовонное воскурение, а также готовил к зажиганию светильники Меноры, как в любой другой день. После этого он в последний раз делал «освящение рук и ног», как и все предыдущие — из специального умывальника, кийора. Затем он снимал золотые одежды и одевался в свою одежду, не посвященную Храму. А та святая белая одежда, в которой первосвященник служил в Йом кипур, в дальнейшем была запрещена для всякого использования, так что ее навечно прятали как запрещенную святыню. Не только простой коэн не имел права надеть эти одежды еще раз, но даже сам первосвященник! Этот запрет мудрецы вывели из стиха, сказавшего об этих одеждах: «…И оставит их там». Они сочли, что такое объяснение наиболее справедливо.

Затем весь народ провожал первосвященника, возвращающегося домой. Придя домой, он устраивал праздник в честь того, что заходил в Святая Святых и не был умерщвлен с Небес.

И вот общее описание служения этого святого дня во всех трех его видах, то есть, принесения постоянной жертвы, дополнительных жертв и особой службы этого дня, предназначенной для прощения и искупления.

с разрешения издательства Швут Ами

Читайте также: Служба в Храме