Еврейская Тора и христианские миссионеры 8. Мое возвращение

Миссионеры привлекают людей не только теологическими аргументами. Еврейская молодежь склонна пополнять ряды тех религиозно-пропагандистских движений, которые отличаются хорошей организацией для заманивания новой паствы. Эта история, записанная равом Арье Капланом, наглядно показывает, как действуют миссионеры и какими средствами можно нейтрализоватъ их влияние.

Вначале я должна признаться, что иудаизм совсем не привлекал меня в детстве. Моя семья не была религиозной, и все, чему меня учили в еврейской школе, не имело никакого отношения к реальному миру. В целом, у меня сложилось впечатление, что все вокруг совершали некий ритуал, не испытывая настоящего интереса к иудаизму. Даже сами учителя как будто не верили в то, что преподают.

Большинство еврейских девочек из моей школы, включая меня, встречались с мальчиками-неевреями. Эти мальчики казались нам симпатичнее наших соучеников. К тому же многие наши еврейские мальчики сами не обращали на нас внимания — они встречались только с нееврейками. Я ничем не отличалась от своих подруг и к шестнадцати годам накопила немалый опыт…

Хотя мои родители, как я уже говорила, не были религиозными, они запихивали в меня иудаизм, как манную кашу. Их возмущали мои романы с нееврейскими мальчиками. Но толково объяснить, почему это плохо, они не могли. Короче, мы только ссорились. Родителям не нравилась моя одежда, и они жутко ругали меня, когда я не ночевала дома.

Однажды в моей жизни произошло важное событие. Я встретила юношу по имени Грег. Разумеется, он был нееврей. Мне сразу стало ясно, что он не такой, как все. Других парней интересовало только одно, а он обращался со мной, как с человеком, и хорошо понимал мои проблемы.

Вскоре я поняла, почему он такой особенный. Он был христианином. Сказал, что однажды открыл для себя Христа.

Грег оказался замечательным парнем, умным, интересным. Прежде я таких не встречала. Мы говорили о религии, и мне впервые было интересно. Он рассказал мне о Боге, о грехе, о том, как можно приблизиться к Богу, если верить в Христа. Я впервые слушала внимательно, и услышанное буквально очаровало меня.

Мы беседовали с Грегом ночи напролет. Передо мной как будто открылся новый мир. Мне хотелось узнать еще больше, и Грег привел меня к своим друзьям из группы «Евреи за Иисуса». Встреча с ними стала переломным моментом в моей жизни.

Начав посещать их собрания, я вскоре стала активисткой движения. Раздавала литературу, побывала в специальном лагере, где нас учили, как привлекать и убеждать евреев. На следующий год я пошла в колледж и начала пропагандировать в своем кампусе идеи «Евреев за Иисуса». Нас, активистов, было не более десятка, но на наших собраниях каждый раз можно было насчитать около сорока юношей и девушек. Большинство появлялись и исчезали, но мы своей деятельности не прекращали.

Одна еврейская организация решила провести в нашем кампусе диспут, направленный против нас. Мы узнали, что выступать будут два раввина. Наши шефы проинструктировали нас, как надо разговаривать с этими раввинами. Нам выдали перечень тех вопросов, которые будут затронуты на диспуте, а также варианты правильных ответов и реплик с места. Я знала всю Библию назубок и была готова опровергнуть те «ложные» объяснения, которые приведут раввины.

Никогда не забуду тот диспут. Я сидела в первом ряду вместе с другими евреями-христианами и готова была «сражаться за Христа».

К моему удивлению, оба приглашенных раввина оказались молодыми и симпатичными людьми. Но самое главное, они были по-настоящему умны. В ходе дискуссии они играючи опровергали один за другим все наши столь тщательно подготовленные аргументы. Чувствовалось, что аудитория симпатизирует им больше, чем нам. Очень скоро от наших хитроумных доводов не осталось камня на камне.

Особенно досталось одному моему коллеге по движению. Речь зашла о Спасении, и он заявил, что Спасения удостоится лишь тот, кто верит в Христа. Один из раввинов, он выглядел постарше, поинтересовался, означает ли это, что всякий, неверящий в Христа, отправится в ад. Получив утвердительный ответ, раввин спросил: «Меня это тоже касается?» — Мой коллега был готов к вопросу и решительно бросил: «Да, и Вас тоже». Но раввин просчитал на ход дальше. Его контрудар оказался нокаутирующим: «А как быть с шестью миллионами, погибшими в нацистских лагерях? Ведь эти евреи тоже не верили в Христа. Где они сейчас: в раю или в аду?»

Мой коллега растерялся и пробурчал что-то невнятное насчет принятия Христа в последний момент жизни. У него был совершенно жалкий вид. Что касается меня, то я была потрясена.

Другой раввин, помоложе, с приятной обезоруживающей улыбкой, тоже участвовал в разговоре. У него был доверительный стиль ведения беседы. Обращаясь к кому-то, он говорил так, будто тот его лучший друг, и он очень рад его видеть. Я уже сказала, что сидела в первом ряду. Так вот, обращаясь ко мне, он смотрел на меня, словно я интересую его как личность.

После диспута я отыскала его и попыталась продолжить наш спор. Но он очень спешил и сказал, что устал от обсуждения библейских стихов, добавив, что большинство наших христианских «доказательств» были опровергнуты еще много веков назад. Но если я захочу вернуться к настоящему иудаизму, то он готов отдать мне все свое время. А так у него нет желания, сил и терпения заниматься никчемными спорами. Перед расставанием он произнес несколько слов, которые не выходили из моей головы все последующие дни. Я никогда их не забуду.

Он сказал: «Разве три тысячи лет еврейской истории для тебя ничего не значат? Почему бы не познакомиться поближе со своей собственной религией, прежде чем обращаться к другим, менее древним? Согласен, древность не доказательство истины, но она достаточный аргумент для того, чтобы захотеть ознакомиться с системой знаний, которая для твоих соплеменников актуальна сегодня так же, как и много веков назад. В конце концов за твоей спиной стоят миллионы евреев, погибших, но не согласившихся перейти в христианство. Я не апеллирую к твоему чувству долга, но, помоему, тебе пора поговорить с настоящим евреем».

Ему даже не пришло в голову, что он и был тем настоящим евреем, с которым мне спешно надо было поговорить. В каком состоянии он меня оставил, говорить не буду. Я была ошарашена. Услышанное не давало мне покоя. Чем я лично обязана своей национальной истории и еврейским мученикам? Я решила во что бы то ни стало еще раз встретиться с ним.

Сначала я попыталась разузнать об этом раввине, но безуспешно. Он как в воду канул. Никто о нем ничего не знал и не слышал. Он вообще был из другого штата. Наконец, я собралась с духом и обратилась к тому парню, который организовал диспут, хотя в этом обращении, я так чувствовала, было что-то от признания моей неправоты — ведь все знали, какую роль я исполняла на диспуте. Организатора звали Дани; он был одним из немногих религиозных евреев, обучавшихся в нашем колледже.

Дани объяснил, что интересующий меня раввин живет далеко и, действительно, к нам больше не приедет, поскольку диспутов не планируется, да и на этот он приехал неохотно.

Я очень расстроилась, мне так хотелось поговорить с кем-нибудь. И Дани меня понял. Мы начали беседовать. И вдруг обнаружилось, что Дани такой же интересный человек, как и Грег, но совсем в другом плане. Он рассказал мне, что вырос, как и я, в нерелигиозной семье, но затем самостоятельно пришел к иудаизму. Я почувствовала к нему невольное уважение. Мне было интересно слушать, как он преодолевал трудности на своем новом пути, как ему приходилось объяснять своим друзьям, почему он не ест с ними и почему ничего не делает в пятницу вечером и в субботу до заката. Дани говорил со мной о Б-ге. Его слова показались мне более глубокими и мудрыми, чем то, что я слышала от своих христианских друзей.

Итак, я оказалась сидящей на двух стульях. Все мои лучшие друзья продолжали верить в Иисуса, но мне с каждым днем все больше хотелось вырваться из круга их интересов и мыслей. Я вдруг поняла, что скорбная жизнь Иисуса больше не привлекает меня. Я почувствовала себя еврейкой. Меня тянуло к еврейству все сильнее. Не к тому еврейству, которое преподносилось мне на вымученных уроках в еврейской школе, и не к тому, которое проявлялось в лицемерии родителей. Дани открыл мне глаза на подлинный живой иудаизм, о существовании которого я раньше не подозревала. Я вспомнила слова того приезжего раввина: «По-моему, тебе пора поговорить с настоящим евреем».

Наконец я приняла решение. Я сообщила своим друзьям-христианам, что покидаю их. И что вы думаете? В ответ они заявили, что я не понимаю, что говорю и делаю, потому что в меня вселился дьявол. Дескать, отныне я обречена на вечное проклятье. Вдруг все прежние разговоры о любви забылись, и они принялись всячески удерживать меня, применяя все способы, включая угрозы и запугивания. Я попала под их страшное давление. Но в результате, еще больше укрепилась в правильности выбора. Они сами оттолкнули меня, и я твердо решила дать шанс иудаизму.

Дани, с которым я часто встречалась в те дни, объяснял мне истинное значение иудаизма. Заодно он рассказал мне о молодежной религиозной группе, в деятельности которой участвовал, и однажды пригласил меня провести с ними уик-энд, то есть Шабат.

Я согласилась и, надо сказать, не разочаровалась. Молодежь пела, танцевала, то был настоящий праздник. Я бы назвала его музыкально-религиозным фестивалем. Молитвы этих молодых людей были наполнены жизнью и молодой энергией, — ничего общего с той занудной службой, которую проводили в моем христианском «храме».

Но самое неожиданное произошло вначале. В пятницу вечером перед молитвой, начинающей Шабат, ожидалось выступление раввина. Я пришла на беседу вместе со всеми, и можете вообразить мое удивление, когда я увидела того самого молодого раввина, с которым вела «спор» всего несколько месяцев назад. По-моему, он не узнал меня, а мне было неловко напоминать ему о нашей предыдущей встрече. И все же меня не покидало ощущение, будто я вернулась к себе домой.

Раввин начал выступление с проблемы наркотиков. Подняв тему получения удовольствий, он объяснил, что настоящее, глубокое удовольствие можно получить от общения с Б-гом, от молитвы. Честно говоря, первая моя реакция на такое заявление была негативной. Но уже на вечерней молитве я поняла, что ошиблась. Службу вел совсем молодой человек, фактически — юноша не старше шестнадцати лет, но если бы вы слышали, как красиво он вел мелодию. Казалось, что каждое слово молитвы исходит прямо из его сердца. Он как будто парил над нами. И тут я почувствовала, что тоже взмываю вверх вместе со всеми.

Тот Шабат стал для меня очень важным событием. Я многому на нем научилась, меня переполнили новые чувства. Вернувшись в колледж, я стала читать Шма утром и вечером и даже пыталась произносить благоСловения перед едой и после еды. Вскоре я вступила в клуб кашерного питания, действовавший при кампусе, а затем сделала первые шаги в соблюдении Шабата.

Можете считать меня наивной, но я действительно открыла для себя истину. Я еще никогда не чувствовала себя такой счастливой. Не знаю, как лучше выразиться, но мне кажется, что я нашла истинный путь к Б-гу.

с разрешения издательства Швут Ами