Раби из Гамбурга

Авром-Абиш бежал к лесу, что было сил. Что он будет делать в лесу, он не думал, но оставаться со всеми особенно после того, произошло сегодня в хедере, он был не в силах.

— Как будто это произошло только сегодня…, — с горечью думал Авром-Абиш, минуя осиновую опушку. — Да каждый день происходит!

От быстрого бега у него перехватило дыхание. Мальчик был вынужден остановиться, чтобы перевести дух. Лес встретил запыхавшегося паренька приветливым щебетанием суетливых птиц. Солнце уже начало свой путь к закату, и дневные труженики леса торопились закончить свои дела, пока оно окончательно не спряталось в зарослях валежника.

— Почему я не как все? Почему? Чем я прогневил Тебя, Владыка мира, чем?! Я учусь, я стараюсь, правда, но что я могу поделать?

Он споткнулся о сухой корень и чуть не упал.

Стало темнеть. В лесу темнота подступает быстрее. Авром-Абиш стоял, прислонившись к дереву, и чувствовал через одежду его сухую шершавую кору.

— Ну, почему я НИ-ЧЕ-ГО не запоминаю? Я ХОЧУ ПОМНИТЬ! ПОМНИТЬ И ЗНАТЬ! Я хочу учить Твою Тору и знать, и чтобы то, что я учу, стало частью меня, и я помнил все! В-С-Е!!!

Аврому-Абишу казалось, что его крик рвет облака над кронами деревьев, а ветер разносит его мольбу по всей Вселенной…

Обессиленный от бега и крика он упал. Сердце его металось между Небом и землей, и слезы застилали ему глаза. Он лежал на траве, и взгляд его бесцельно блуждал по травинкам и сухим иголкам. Вот муравей тащит на себе щепку. Для этого он сотворен.

— А я… я тоже, Ты слышишь, я хочу жить тем, для чего сотворен я!

Ветер стих, солнце скрылось в зарослях валежника, закончился день суетливых птах. Авром-Абиш заснул. Мальчику снилось, что его мольба поднимается выше и выше, и вот на Небесах открываются навстречу ей Врата Милости.

Уже совсем стемнело, когда Авром-Абиш проснулся. Он все помнил отчетливо: и свой бег, и свой сон. Он не боялся темноты леса. На душе у него было светло от вспомнившихся строк из выученной в хедере мишны: «Омер рав Еуда…». Обрадованный и окрыленный Авром-Абиш вскочил на ноги и побежал домой. На душе у него было светло!

из журнала «Мир Торы», Москва