Четыре пасхальных сюжета

Первый. Когда молодой раби Йосеф Дов Соловейчик только приступил к своим обязанностям раввина, как-то перед Песахом зашел к нему с вопросом один из жителей города: еврей на Седер обязан выпить четыре бокала вина, можно ли заменить их четырьмя стаканами молока? Рав спросил: «Тебе нельзя пить вино?» — «Слава Б-гу, — ответил тот, — мое здоровье в порядке». Моментально раввин позвал жену и попросил дать посетителю двадцать пять рублей. Посетитель запротестовал: не за цдакой я пришел, а узнать мнение Торы. На что рав ответил: «Да поможет Всевышний в твоих начинаниях!»

Когда бедняк ушел, жена спросила: «Разве нельзя было вместо двадцати пяти дать ему три-четыре рубля, на которые можно купить и вина и хрустальные бокалы?» — «Ты права, — ответил рав, — но из его вопроса я понял, что ему не хватает не только вина, но и всего остального. Если бы он мог купить мяса, как положено на пасхальный ужин, то не пришел бы спрашивать о молоке (поскольку молочное нельзя есть вместе с мясным). Ему, скромному человеку, трудно просить о помощи, но видно, живет он в большой нужде».

Второй сюжет. Спросил своего гостя за пасхальным столом раби Шломо Залман из Вильны (отец Виленского Гаона), почему тот не облокачивается на подушки, как положено делать во время Седера. «Я не могу сидеть развалясь в доме великого ученого, — ответил гость. — Перед кем я сижу? Перед ангелом Гoспода!»

Расстроился раби Шломо Залман. Разве можно так говорить? Человек, в адрес которого произносят такие слова, может наполниться самомнением — а это большой грех. На утро снял с полки несколько мудрых книг и прочитал там отрывки, касающиеся того, кому надо лечиться от гордыни. А потом вдруг рассмеялся и сказал своим домашним: «Кажется, я увлекся. Если сравнить, что я знаю в Торе, с тем, чего не знаю, то окажется, что я не знаю ничего. Так что до ангела мне далеко, и эта лесть меня не касается»…

Третья история. Основатель еврейского этического движения Мусар, раби Исраэль Салантер, уже садился за пасхальный стол, как вдруг ему сообщили, что власти посадили в тюрьму одного еврея. Сразу же побежал рав спасать заключенного, используя свои связи, знакомства и силу убеждения. Более пяти часов занимался он этим делом — и в конце концов добился освобождения. Вернулся домой поздно и сразу приступил к Седеру. Его спросили, как он боролся с чувством голода все это время, ведь обычно в субботу вечером он без промедления садится за стол, объявляя, что не в силах долго ждать, — а тут не ел с раннего утра… Рав ответил: «По субботам я тороплюсь сесть за стол, чтобы поддержать хозяйку дома, отдавшую много сил стоянию у плиты и ждущую меня в доме, поскольку у женщин нет обязанности читать вечернюю молитву. Но сегодня совсем другое дело: еврей оказался в опасности, и ВСЕ обязаны помочь ему — даже путем личных страданий. Я бегал по городу голодный, а жена ждала у накрытого стола и страдала оттого, что все начнется позже обычного».

Еще один рассказ — о богобоязненном еврее-корчмаре, у которого не было детей, по имени реб Рефаэль Довжанский. (В те годы евреям разрешали только один вид заработка — владеть корчмой.) Так вот, обычно перед Песахом он продавал соседу-нееврею свои бочки с крепкими напитками, которые, как известно, гонят из пшеницы. (Все изделия из пшеницы, кроме мацы, запрещены евреям на Песах и не могут находиться в их владении.) После Песаха он их выкупал, — и так они поступали каждый год. Но на этот раз подвернулся в их местечке один монах-иезуит, лютый антисемит, подбивший соседей не совершать с корчмарем сделок по покупке «хомеца». Настало последнее утро перед Песахом — и вдруг оказалось, что продать «хомец» некому! Что сделал реб Шмуэль? Пошел открывать краны в бочках, чтобы напитки вылились на землю. Его жена — в крик: мы же разоримся! Обратился корчмарь к местному раввину. Тот постановил, что можно обойтись без крутых мер, поскольку иначе семью ждет голодная смерть. Трудно было честному еврею нарушать запрет Торы, но и к решению рава он тоже отнесся с уважением. Ничего на землю не вылил, а распахнул двери корчмы и объявил селянам, что уезжает на неделю и все, что находится в заведении, они могут взять себе.

Через неделю вернулся и, еще не доходя до корчмы, спросил одного из жителей: ну что, Анжей, крепко погуляли на еврейскую Пасху? Тот ответил: куда там, объявились какие-то две черные собаки, встали в дверях и всю неделю никому не давали войти. Подошел владелец корчмы поближе — и правда, стоят два огромных пса, шерсть дыбом, в глазах огонь, кому принадлежат — никто не знает. Как только увидели они его, сразу оставили свой пост и убежали.

Все же не мог удовлетвориться еврей таким чудом. Что ни говорите, а простоял запрещенный «хомец» у него весь Песах. Пошел и открыл краны. Вылилась водка на землю… Услышала об этом жена и побежала к тому же раввину: не было у нас детей, а теперь мы и сами пропали! Сказал на это раввин: не плачь, за святой поступок твоего мужа вы еще удостоитесь рождения сына, который совершит много полезного в мире…

Через год родился у них сын. Когда вырос, все его называли Святым раби Абрамеле из Ченстохова (его сын основал движение Стрыковских хасидов). О нем сказал Рав из Коцка: «Кого можно ему уподобить, если весь он — святая Тора!»

Много у нас есть еще рассказов и историй на тему Песаха. Но оставим их для следующего года. С праздником вас, дорогие евреи!