Почему в Пасхальной агаде, мы обращаемся к книге «Дварим», где Исход упоминается вкратце, а не к книге «Шмот», где события описываются подробно?

Уважаемый Ариэль, спасибо, что обратились к нам! Действительно, очень важно разобраться в Вашем вопросе, поскольку в ответе на него кроется истинное понимание и суть самой заповеди рассказывать об Исходе.

Если присмотреться, увидим, что на самом деле Ваш вопрос адресован мудрецам — составителям Пасхальной Агады: почему в качестве отправной точки рассказа они избрали выдержку из книги Дварим, а не главы из книги Шмот?

Как известно, все постановления мудрецов основаны на самой Торе (Письменной и Устной), поэтому вопрос можно свести к тому, где в Торе мудрецы усмотрели намек на эту форму исполнения заповеди и в чём состоит суть данного подхода?

Намёк из Торы на форму рассказа

Ответ на первый вопрос находим в трудах одного из великих раввинов последних поколений, рабби Меира-Симхи а-Коэна из Двинска (1843-1926 гг.), автора знаменитого комментария «Ор Самэах» к книге Рамбама (Законы Хамец и маца, 7:4).

Тора называет мацу — лехем они (см. Дварим, 16:3), буквально «хлебом бедности» или «хлебом страданий», т.е. хлебом, напоминающим о тяжких годах египетского рабства[1]. Однако слово «они» (עוני), помимо своего простого значения, трактуется Талмудом (трактат Псахим, 36а) в понимании «речь», «повествование», от глагола «лаанот» (לענות) — отвечать или рассказывать, и получается «хлеб повествования». Нетрудно подметить, что простое понимание (пшат) и углублённая трактовка (драш) тесно связаны друг с другом — хлеб бедности, напоминающий о страданиях прошлого, естественным образом приводит к тому, что воспоминания будут озвучены рассказом о тех тяжелых временах и о чудесном избавлении из Египта, дарованном Всевышним.

Именно в этой точке рабби Меир-Симха обращает наше внимание на интересный момент! Для обозначения речи и разговора Писание использует целый ряд различных глаголов: лемор, леагид, лесапер, лаанот[2] и др. Во всех местах, где говорится в Торе о заповеди поведать детям об исходе из Египта, используется слово «амира», от «лемор» (Шмот, 12:26-27; Дварим, 6:21) или «агада», от "леагид» (Шмот, 13:8), но нигде не встречается «ания» от «лаанот!» Нигде… кроме одного-единственного места в Торе, где история Исхода начинается словами "ве-анита ве-амарта…» — «и ответишь и скажешь…» — а именно в главе из книги Дварим, посвященной заповеди плодов-первенцев![3] Выходит, что называя мацу «хлебом повествования» — лехем они, Тора тем самым даёт точную ссылку на определенное место Писания, которое и необходимо упомянуть, сидя за пасхальным столом вокруг мацы!

Итак, мы на полпути к ответу: то, что мудрецы избрали в качестве отправной точки рассказа именно главу о бикурим, объясняется намеком самой Торы на это место, но все еще остается непонятным, почему сама Тора повелевает начать пасхальный рассказ именно оттуда, а не от книги Шмот, где всё описано подробно и ясно.

Суть заповеди рассказа

Суть дела раскрывается в понимании сути и смысла заповеди рассказа об избавлении из Египта[4].

Если бы целью этой заповеди было обогащение информацией, просто напоминание о прошлом, подобно тому, как в светском мире празднуют День Победы или день Холокоста, действительно, лучше всего было бы обратиться непосредственно к книге Шмот, где все события описаны предельно ясно и отчетливо. Но на самом деле одного только рассказа и напоминания недостаточно!

Суть и цель рассказа о прошлом — привести нас к безграничной благодарности в настоящем и к пониманию необходимости отплатить добром за добро в будущем! Другими словами, рассказ об Исходе, о страданиях и чудесном избавлении — это только средство, направленное на достижение цели — приблизить каждого еврея к полноценному служению Творцу, исходящему из глубинного порыва благодарности и осознания долга перед Всевышним.

Именно поэтому отправной точкой рассказа служит именно глава о бикурим, в которой само упоминание Исхода фигурирует в качестве признания милосердия Творца и осознания того, что все наше существование, а также нахождение в Земле Израиля не является нашей заслугой и достижением, а только результатом непрекращающегося Б-жественного блага, в то время как в книге Шмот нет ударения на этот момент.

В этом состоит также суть заповеди первых плодов — бикурим. Человек приносит в Храм первые плоды урожая, провозглашая тем самым, что он осознает, что его достижения — дар Всевышнего, а не собственная заслуга. Таким образом обильный урожай не только не приведет его к культивированию гордости собственной силой и могуществом, а наоборот — усилит ощущение зависимости и благодарности перед Творцом, что послужит дополнительной причиной к полноценному исполнению Его воли.

Начинает с плохого и заканчивает хорошим

В свете этого прояснится еще один интересный момент, связанный с формой рассказа об Исходе. Мудрецы повелели предварить рассказу об избавлении повествование о предшествовавших этому избавлению страданиях и невзгодах (трактат Псахим, 116а). На первый взгляд это требование не совсем понятно, ведь в самой заповеди рассказа в Торе говорится только: «И расскажи сыну своему, что ради этого [ради исполнения заповедей] совершил Г-сподь [чудеса] для меня при исходе моем из Египта» (Шмот, 13:8), тогда откуда же взялось правило предварить рассказу об избавлении рассказ о порабощении?

Однако, исходя из сказанного выше, всё становится на свои места. Ведь в главе о бикурим рассказ об исходе не начинается со стадии избавления, а именно со времен порабощения, более того, там упоминается также о более раннем периоде, когда Лаван а-Арами намеревался полностью уничтожить нашего праотца Яакова. А поскольку в словах «лехем они» Тора направляет нас именно к этому отрывку, отсюда и вытекает требование начать с «негатива», и только на этом фоне рассказать о «позитиве». Суть дела опять же объясняется целью рассказа — пробудить в сердцах чувство глубокой благодарности к Творцу, а, как известно, по-настоящему оценить то, что имеется, возможно только в сравнении с тем, как горестно было тогда, когда этого не имели. Поэтому для пробуждения истинной благодарности за приобретённую свободу и другие блага, необходимо сперва припомнить и прочувствовать горький вкус рабской жизни и всяческих унижений [в этом состоит также суть заповеди марор — есть горькую зелень вместе с мясом пасхальной жертвы и мацой].

Но, как уже подчеркивалось выше, выдержка из главы о бикурим — это только отправная точка рассказа, своего рода компас, задающий общее направление, целенаправленность всего повествования, но поскольку «Всякий, кто удлиняет этот рассказ, достоин похвалы», конечно же можно и нужно расширить рассказ тем, что написано в книге Шмот, а также в источниках Устной Торы, что мы и делаем по ходу Агады.

В заключение

Как известно, помимо заповеди рассказывать об исходе из Египта в пасхальную ночь (15 Нисана), существует также ежедневная заповедь помнить об Исходе.

Это говорит о том, что Всевышний желает, чтобы возвышенные чувства праздника и те выводы, что каждый делает для себя на их основании, мы взяли на вооружение на протяжении всего года. После того, как один раз в году мы как следует пробуждаем чувства благодарности и любви к Творцу, достаточно даже небольшого ежедневного напоминания, чтобы оживить это воодушевление и продлить его дальше, чтобы, не дай Б-г, заповеди Всевышнего и изучение Торы не превратились для нас в обузу или в обыденное бремя…

С пожеланием распространить душевный подъём праздника на весь год!

С уважением, Натан Агрес

[1] Как говорится в самом начале Пасхальной Агады: «Вот хлеб бедности, что ели отцы наши в Египте». По мнению некоторых комментаторов, египтяне намеренно кормили рабов-евреев хлебом из незаквашенного теста, поскольку он дольше усваивается организмом и ощущение сытости сохраняется на более длительное время, что давало возможность жестоким эксплуататорам сократить расходы на питание рабов (Орхот Хаим). Другие объясняют, что работа была настолько интенсивной, что у самих евреев не было времени подождать, пока тесто заквасится, и сразу же после замешивания теста его выпекали в печи — получалась маца (Сфорно). А есть и такое мнение: хотя реально евреи в Египте питались обычным, квасным хлебом, тем не менее, находясь в тисках страшного гнёта, они не могли наслаждаться даже самыми изысканными блюдами, поэтому любой хлеб походил в их глазах на засохший сухарь, что символически и выражает маца (Маараль из Праги).

[2] Понятно, что помимо общего схожего смысла, каждый из них имеет свою индивидуальную окраску и особое значение, но это не наша тема.

[3] То, что не все сразу обращают внимание на сходство между лехем они и началом этого стиха: «ве-анита…», объясняется тем, что в самой Агаде этот стих не цитируется с самого начала, а только с середины «Арами овед ави…», с места, где непосредственно начинается повествование о порабощении и исходе.

[4] Дальнейшее объяснение основано на материалах урока рава Боруха Розенблюма, шлита, по Пасхальной Агаде, опубликованного в его книге «Борух Йомейру».

Читайте обзор по теме Агада — часть Устной Торы.