Оглавление
Многие из заповедей, данных в Письменной Торе, просто невыполнимы без специальной инструкции.
Агада и Алаха [↑]
Если Алаха — это система предписаний, детально управляющих поведением человека, то должна существовать некая сопутствующая ей и обобщающая система, которая позволила бы человеку сформулировать свое мировоззрение и осознать свое назначение. В конце концов, Алаха учит человека, как действовать в заданной ситуации, но она почти не говорит о духовной сущности действия.
Другими словами, если Иудаизм — это образ жизни, то человек должен иметь доступ к тайнам, лежащим в основе заповедей. Ведь даже заповеди, не понятные нам из-за нашей «материальности», безусловно, преследуют определенную цель. Иначе вся алахическая система не имела бы смысла.
И, наконец, как бы ни был широк круг тем, охватываемых Алахой, ни одна правовая система с ее непременной ограниченностью не может учесть индивидуальных особенностей человека. Должен существовать какой-то ключ к восприятию всей совокупности жизни как явления, он-то и обусловливает личное поведение каждого.
Таким ключом является Агада (от арамейского корня нгад, что означает «течь, литься»). Агадическая часть Торы говорит о жизни в целом, а не об отдельных законах, которыми надо в этой жизни руководствоваться. Агада дает человеку понимание, благодаря которому его следование Алахе становится результатом выбора, а не принуждения. Она дает человеку возможность принять даже те заповеди, которых он не понимает. Причем Агада исключает механическое соблюдение заповедей, пробуждая внутреннюю духовность человека.
Агада «вдохновляет», тогда как Алаха указывает конкретную задачу. Являясь законом для всех людей во все времена, Алаха исходит из возможностей человечества в целом, а Агада вольна говорить о степени благочестия, достижимой лишь для избранных. Алаха требует от человека строгого следования ее предписаниям, а Агада — подсказывает, подталкивает, но выбор оставляет за нами.
Агада — часть Торы, привлекающая человека к Торе, философия пути, указанного Торой. Она не только свободна от какой бы то ни было догматичности, но и не слишком тяготеет к систематизации материала. Лишь несколько основных аксиом Агады считаются обязательными для усвоения, несмотря на то, что и другие ее концепции обычно не вызывают разногласия у мудрецов.
Цель Агады — ввести невидимое в видимый мир и дать возможность человеку выйти за рамки наглядного и определимого. Подобно тому как язык стремится выразить невыразимое через метафору, так и Агада стремится выразить бесконечное через символ. Она доносит до нас образы того мира, который не доступен прямому восприятию.
Подобно тому как философия дает метафизическое осмысление научному факту, Агада метафизически осмысляет Алаху. Она отвечает потребности человека понять предписанные ему действия, дает ему ощущение целесообразности поступка.
Религия призвана сделать нашу жизнь осмысленной, но она теряет эту возможность, когда коснеет в догме. Тем не менее иудаизму, оживляемому Агадой, подобная опасность не угрожает. Благодаря Агаде можно ощутить (а иногда и осознать), что Небо и Земля — одно целое, почувствовать Б-жественную силу, пронизывающую каждое живое существо, ощутить историю не только как рассказ о прошедшем, но как нити, вплетенные в ткань сегодняшнего существования человечества.
В сущности, Агадой можно назвать любой материал в талмудической литературе, задачей которого не является установление Алахи. В форме рассказов о дорожных приключениях, притч, деловых рекомендаций, медицинских советов и научных наблюдений Агада говорит о вере, мудрости и морали. Ее рассказы о наших праотцах и мудрецах, построенные на основе Танаха, рисуют их образы и устремления и позволяют человеку работать над собой, сравнивая свой уровень с этими образцами.
Агада в форме притчи с конкретными примерами [↑]
Наиболее распространенная форма агадического толкования — притча — часто использовалась для разъяснения трудных вопросов и в спорах со скептиками и еретиками. Талмуд (Санхедрин 38б-39а) сообщает, что р.Меир знал триста притч об одних только лисах, но лишь три из них были записаны. Наша литература изобилует высказываниями скал, деревьев, гор и животных. Некоторые исследователи, обнаружив сказания с близким сюжетом в культуре других народов, заключают, что агадические притчи — просто пересказ известных сюжетов на еврейский лад. Это мнение весьма далеко от истины. Дело в том, что мудрецы Талмуда высоко ценили притчевую форму изложения мысли, считая ее эффективным средством передачи мировоззренческих и моральных уроков. Именно Агада говорит об основных философских понятиях Иудаизма: бессмертии души, приходе Машиаха, награде и наказании в будущей жизни, природе пророчества и других понятиях, которые не формулируются прямо в Письменной Торе. Кроме того, Агада комментирует многие заповеди с точки зрения Иудаизма, а иногда приводит и рациональные основания для них. Агада также является частью Устной Торы, данной на Синае и передаваемой от отца к сыну.
Устремленная к одной цели — помочь каждому из нас найти свое место в вечной, бессмертной общине Израиля, Агада проста и достоверна в житейских деталях, хотя некоторые ее разделы непросвещенному человеку кажутся иногда совершенно невразумительными. Как понять, например, сообщение о том, что Раба бар Нахмани был приглашен разрешить спор между Всевышним и небесным судом (Бава Мециа 86а)? Или историю о том, как корабль с мудрецами очутился на спине огромной рыбы, застрял между плавниками чудовища и носился на нем по морю три дня и три ночи? Или притчу о мудрецах, плывших на корабле и увидевших птицу, стоявшую по щиколотку в воде и при этом упиравшуюся головой в небо? Мудрецам захотелось искупаться, им показалось, что здесь явно не глубоко, но голос с Неба предупредил их: «Не лезьте в воду — семь лет назад дровосек уронил тут топор, и топор до сих пор не достиг дна» (Бава Батра 736). Как объясняет Маарша, все эти занимательные истории могут быть поняты лишь метафорически. В таком же роде Агада сообщает о том, как Всевышний накладывает тфилин (Брахот 6а), молится (7а) и проливает слезы, которые падают в океан с плеском, слышным во всем мире (59а). Все эти образы, безусловно, нельзя понимать буквально: тфилин, молитва и слезы — человеческое обозначение Б-жественных, метафизических реалий.
Надо подчеркнуть, что попытки охарактеризовать Агаду как сборник легенд или фольклор свидетельствуют о полном непонимании ее мудрости и святости. Агадическая литература передавалась из поколения в поколение не для того, чтобы заставить нас гордиться своим прошлым или снабдить антропологов данными о нем. Задача Агады — вдохновить человека, чтобы он смог подняться до морального уровня, некогда присущего нашему народу. А изображая зло, она показывает, как глубоко может пасть человек: ведь даже поколение, которое было свидетелем Откровения, поклонялось тельцу. В то время как мы, люди двадцатого века, привыкли думать об истории как эволюционном процессе, а о развитии технологии как символе прогресса человечества, Агада учит нас, что сущность человека не изменилась. Меняется окружающая нас обстановка, возможно, углубляется наше понимание физического мира, но качества, изначально заложенные в нас и пронесенные через все поколения, остаются неизменными. Мы так далеки по времени от периода прямого Б-жественного вмешательства в историю, что нам трудно постичь нашу ответственность и задачу. Но, изучая Агаду, мы можем преодолеть это препятствие и жить, как должно. Рассказы, притчи, назидания Агады не имеют целью развлечь человека, но все они — средства этического развития личности, достижения уровня, соответствующего народу Торы.
«Фантастические преувеличения», или как изучать Агаду [↑]
Почему же тогда в Агаде так часты фантастические преувеличения и противоречия? Рамбам объясняет:
Во-первых, таков учительский прием оттачивания ума учеников. Во-вторых, гипербола отвлекает внимание глупцов, так что они не видят за ней сути дела, ибо, если показать им правду, то они, с их убогой душой, высмеяли бы ее. В-третьих, мудрецы составили эти притчи и байки с таким расчетом, что даже люди ограниченные могут уловить в них некоторый смысл. Существует много способов понимания Агады, но только ум и непредвзятость позволяют нам увидеть, что каждая Агада может быть понята на разных уровнях (Комментарии на Мишну, введение).
Далее Рамбам говорит о необходимости ограничить изучение Агады:
Предмет Агады не предназначен для публичного изучения и изложения, даже в ешивах… Недаром он тщательно скрыт в Торе и содержится в ней лишь в намеках. Когда Всевышний снимает завесу невежества с избранника (с человека, который долго работал над собой и обогатился мудростью), тот начинает понимать смысл Агады в соответствии со своими интеллектуальными возможностями… (Но и тогда он) должен скрывать полученную информацию от других.
Говоря о понимании агадических сюжетов, Рамбам в своем введении к последней части трактата Санхедрин отмечает:
По отношению к словам мудрецов, люди делятся на три категории. Первая — это те, кто понимает притчи буквально и не видит в них ничего скрытого; такие люди принимают их как факт, им недоступна мудрость, и они далеки от понимания. Уровень таких людей не позволяет им увидеть истину самостоятельно, и нет у них учителей, которые могли бы им помочь. Они уверены, что мудрецы не имели в виду ничего более того, что ими прочитано, и что все сказанное нужно понимать буквально… Простаки отвергают многие вещи в Агаде, потому что считают, что, пожалуй, нет человека, который мог бы поверить всему в Агаде буквально. Остается только пожалеть таких недалеких людей, которые в своей ограниченности полагают, что (отбрасывая «неубедительный», «фантастический» элемент) они чтят и возвышают слова мудрецов, тогда как на самом деле опускают их на самый что ни на есть низкий уровень… Подобный сорт людей разрушает славу Торы, затемняет ее сияние и искажает ее направленность… Всевышний сказал в Торе, что народы «…услышат все эти законы и скажут (о евреях): “Народ мудрый и проницательный — этот великий народ”» (Дварим 4:6). А подобный тип человека с его (буквальной) интерпретацией становится причиной того, что скажут народы: «Этот мелкий народец, безусловно, глуп и жалок».
Агаду нельзя понимать буквально. Ее текст нужно толковать с сознанием, что в ней скрыта высшая истина, не связанная ни с историей, ни с литературными особенностями текста, ни с содержащимся в ней этнографическим материалом. Для выражения этой истины в доступной человеку форме необходим прием, который высвобождает человеческий разум из материальных оков и в то же время не выходит за пределы возможностей человеческого восприятия. Так, если некое сообщение важно и актуально для нас, то способ, каким нам его передали, не столь уж существенен. Важна именно мировоззренческая и этическая истина, заключенная между строк рассказа, а не собственно рассказ. Содержание Агады — это часть Устной Торы; ее форма — не более, чем средство выразить идею (так иногда для большей наглядности мудрецы в объяснении какого-то момента приводят воображаемую беседу наших праотцев.)
с разрешения издательства Швут Ами.
Читайте обзор по теме Агада — чась Устной Торы.